За милых дам - Ирина Арбенина

Ирина Арбенина

За милых дам

— Это была страшная зима, ее назвали Зимой Ужаса.

— Почему?

— Ну… Schneebrett Grundlawine. Как это сказать по-русски… Великая лавина… лавина наивысшей силы… Поэтому погибло много людей…

— А-а…

— И еще погибли собаки… Которые искали людей, засыпанных лавиной…

— Ну, если собаки… Тогда действительно… Зима Ужаса. Собак жаль.

В комнате разговаривали двое. Мужчина и Женщина.

«Странная… Заказывает погубить человека и жалеет животных…» — Швейцарец Андреас Брасс с удивлением смотрел на свою новую возлюбленную. Обнаженная женщина сидела на постели с естественным, спокойным бесстыдством индийской скульптуры. Скрещенные ноги, гладкая с бронзовым отблеском кожа… Как маленький Шива или Будда… маленький Будда с темным женским лобком… «Чтобы не выглядеть при этом смешно и отталкивающе, женщине надо иметь очень красивое тело и быть свободной, естественной, как животное», — подумал он. И это у нее получается…

— Ну расскажи еще про эти лавины… — попросила она.

— Да что рассказывать… Представь, что у тебя выдергивают ковер из-под ног и ты проваливаешься в неожиданную темноту, где миллионы рук скручивают и ломают все, что им попадается, и забивают в открытый, кричащий рот жесткий снежный кляп. У всех мертвецов, которых удается найти, рот всегда забит таким кляпом… Это может случиться с каждым лыжником, безмятежно подрезающим солнечный мирный склон горы, с каждым, кто не знает снега, как я… И необязательно лавина сметет село или завалит дороги. Может погибнуть один, когда в какой-нибудь лощине вдруг злобно зашипит и заструится, как песок, особый, зернистый снег… А те, кто катается совсем рядом, останутся целы.

Существует, видишь ли, шесть видов снежных кристаллов… Шестиугольные безобидные снежинки… Одни тают мгновенно, не долетев до земли, другие живут в ледниках миллионы лет…

Брасс замолчал, обдумывая предложение, которое сделала ему сегодня эта русская…

Он был знаком с ней совсем недолго, но бездны расчетливого холодного секса, открывшегося в новой подружке, сводили Андреаса с ума, затягивали, как та самая ледяная, все проглатывающая на своем пути лавина… Grundlawine… о которой эта женщина просила его рассказывать вновь и вновь.

В общем, Андреаса Брасса секс-туризм никогда не оставлял равнодушным… Брассу было двадцать три, и он был полностью согласен с известным афоризмом знаменитого путешественника: «Мир хорош еще и потому, что в нем можно путешествовать». Почему так нравилось путешествовать автору афоризма, Брасс не знал, но лично ему это занятие казалось приятным оттого, что женщины в разных странах были очень разными и ему доставляло удовольствие с этим разнообразием знакомиться. Секс, по глубокому убеждению Брасса, имеет ярко выраженные национальные особенности. Долгое длинное объятие — на всю ночь, характерно для северных народов, финнов, например, под стать продолжительной северной ночи — северяне рады лежать подолгу, не возбуждаясь и получая удовольствие только от тепла и крепости объятия… суровый климат сказывается… И мгновенная воспламеняемость южан, загорающихся при виде полоски обнаженной кожи. Таким семейная скандинавская сауна явно не годится.

Интерес Андреаса к теме был и теоретическим, и практическим, но погорел он именно на практике. Эта русская, с которой он познакомился у себя в Гшдатте — и ездить никуда не понадобилось! — кажется, требовала от него невозможного. А он не знал, сумеет ли отказать.

Спасатель в горах похож на аптекаря, который, беря в руки безобидное на вид вещество, знает абсолютно точно, насколько и в каких дозах оно смертоносно. Спасатель Андреас Брасс знал рецепт снега, который убивает. И теперь он впервые в жизни встретил человека — Женщину, которая тоже хочет его знать, но не для того, чтобы спастись, а для того, чтобы убить.

Господин Аркадий Ясновский хотел тишины. Не абсолютной — пусть в ней будет свист ветра, шорох рассекаемого лыжами снега — главное, чтобы она была не агрессивной, не такой, которая таит в себе опасности. И чтобы — никого вокруг, кроме него самого. Мальчишка-инструктор не в счет… Это раньше, в советские времена, любой гражданин Швейцарии был для него — простого советского ученого — «иностранцем», человеком высшего сорта. А теперь Ясновский сам — человек высшего сорта, а швейцарец со всеми его кантонами и Вильгельмами Теллями — всего-навсего бедный туземец, готовый тратить уик-энд на утомительные шоп-туры в соседнюю деревню, чтобы «затариться» пиццей по шесть долларов, потому что здесь, в фешенебельном курортном городке, «все очень дорого»… Ну, очень дорогая пицца, аж по шесть долларов… Один только Международный автомобильный альянс, пайщики которого все еще безуспешно ждут обещанные им машины, и завод, якобы все еще строящийся в Финляндии… один этот альянс принес господину Ясновскому суммы, которые восьмидесяти процентам населения старой доброй Швейцарии, не имеющего собственного жилья, показались бы фантастическими… А у него таких альянсов… Нет, инструктор, с его заботами о копеечной пицце, в блаженном одиночестве и покое господину Ясновскому не мешал — он замечал мальчишку по необходимости, как римская матрона прислуживающего ей раба или как собаку… Сравнение с собакой вдруг заставило Ясновского нахмуриться. Он не к месту вспомнил, как в бедной своей юности выгуливал за «почасовую оплату» чужих собак. И однажды на собачьей площадке дама в редкой по тем временам одежде — дубленке, разоткровенничавшись, стала объяснять, что ее дог Муля отказывается есть печенку и «чем его еще кормить, просто ума не приложу». «Мадам! — очень хотелось тогда сказать Ясновскому. — Можно я буду вашей собакой?! Черт с этим Мулей… Обещаю, я буду есть все, что вы дадите».

День сиял переливчатым светом, как новая, только что отчеканенная монета. И когда под окнами замелькала на свежевыпавшем снежке красная куртка швейцарца, точного как часы, которыми так славится его родина, господин Аркадий Ясновский был уже готов к выходу. Этот день сулил ему то, что удавалось с таким трудом приобретать за все большие и большие деньги — безопасность и покой. Полгода назад на господина Ясновского было совершено покушение. Его автомобиль взорвался. Погиб водитель. Господин Ясновский чудом остался жив. «Не пришло еще мое время, не пришло…» — подумал он тогда. Милиция, конечно, развела руками: заказное убийство раскрыть «практически невозможно». Но Ясновский разобрался без милиции. Они «поискали сами» в своем ведомстве, провели свое расследование — и нашли. Как он и предполагал, далеко забираться не пришлось… Ликвидацию заказал его собственный заместитель. Дурачок, можно спрятать все, что угодно, но нельзя спрятать, скрыть мотивы, особенно от того, кому они «ну до смерти» небезразличны… Мотивы — кому это, собственно говоря, нужно? — всегда выведут, как ниточка к обладателю клубочка. Они разобрались с энтузиастом-заместителем сами. И теперь Ясновский мог наслаждаться тишиной, снегом, солнцем, и даже женщины ему сейчас не были нужны. Он не взял с собой даже свою новую игрушку — Леночку, хотя это была довольно любимая игрушка.