Дом проблем - Канта Ибрагимов

P.S. По слухам, оппозиционеров преследуют, многих пересажали, многие из республики бегут. Примерно такая же ситуация в этом тубдиспансере. Питание очень скверное, медикаментов нет, только за счет больных. Опытные медработники покинули республику. Те, что остались, много месяцев не получают зарплату. Свет от генераторов, и то с перебоями, топлива не хватает — это в нефтеперерабатывающей республике, потому что за рубежом цена нефти гораздо выше. От электричества зависят подача воды, санитария. Кстати, портрет Ленина здесь еще присутствует, правда, ныне и он не в почете. Привет».

В тот же день Мастаева еще раз повели на первый этаж, в первый кабинет, как кто-то выразился: «Потрясающая оперативность спецслужб».

«В. Г. Мастаеву. Дорогой Ваха Ганаевич!.. Еще до вашего письма мы решили в ЦК (точнее в Кремле) назначить комиссию для проверки ареста буржуазных интеллигентов промосковского типа и для освобождения кого можно. Ибо для нас ясно, что и тут были ошибки (ПСС. Т. 51, док. № 80. — С. 47–49).

Чем больше я вчитываюсь в ваше письмо, тем более прихожу к убеждению, что и письмо это, и выводы ваши, и все ваши впечатления совсем больные. Нервы у вас явно не выдерживают, сумма больных впечатлений доводит вас до больных выводов.

Начинаете вы с туберкулеза и дизентерии. И сразу какое-то больное озлобление: «братство, равенство, перестройка». Бессознательно, а выходит нечто вроде того, что коммунизм виноват — в нужде, нищете и болезнях осажденного города!!!

Не хочу навязываться с советами, а не могу не сказать: радикально измените обстановку и среду, и местожительство, и занятие, иначе опротиветь может жизнь окончательно. Крепко жму руку. Ваш. (Ленин В. И. Письмо М. А. Горькому. ПСС. Т. 51, док. № 39. — С. 23–27).

P.S. Мастаев, вы конечно же больны. Психлечебница, а следом тубдиспансер — тому подтверждение. Тем не менее прогресс и некие признаки ленинской диалектики налицо: наконец-то вы заговорили об интересах, в ваших строчках зазвучали политэкономические термины. Это соответствует перестройке, нынешней буржуазно-рыночной действительности. Появился некий торг и даже компромисс. Но ты (извини за фамильярность) не торгаш, ты боец! Похвально! И все же поставь точку в нашей истории. Подпишись. Закроем эту тему навсегда — расчет, тем более что плата достойная.

Только Мастаев дочитал, как посыльный доложил:

— К тебе посетители — дед и мать.

— Разве я не заразен? — не перестает удивляться Мастаев.

— Главное, чтобы в мыслях не было оппортунистической заразы.

— Может, оппозиционной?

— Какая разница, молодой человек: власть может называться по-разному, да суть ее от этого не меняется, она у тех же и та же. Понял?.. Кстати, чуть не забыл, вот еще одна записка, по секрету, — последнее он прошептал, доставая из нагрудного кармана небольшой листок:

«Мастаев! Не забывай Ленина. Даже «у Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дал инструкции врачам!» Дневник дежурных секретарей. ПСС. том 45, страница 485.

P.S. Это опубликовано во времена расцвета СССР. А что осталось вне публикаций?»

Эту записку посыльный разорвал, тут же в пепельнице сжег, и все же, как от чумного сторонясь, препроводил в приемное отделение — там родственники. Вот кто не боится от него заразиться. Мать обнимает, в слезах:

— Сегодня меня вызвали в ЖЭК. Наш чуланчик теперь принадлежит нам, сказали, что можем даже приватизировать.

— А я, вот, получил письмо от Центробанка России, — так же рад дед Нажа. — Данная мне ссуда на строительство дома полностью аннулирована, погашена.

— А еще, — давно не видел Ваха такую счастливую мать, — вот эти деньги тебе. Это есть доллары! Пачка! — она боится их даже показать. — Вот только в двух местах ты вроде должен расписаться.

Тут же, словно отрепетировали, посыльный выложил из папки листы 1 и 2. Ваха, не глядя, расписался. Он надеялся, что посыльный уйдет, и он вдоволь пообщается с родными. Не тут-то было. Появились врачи:

— Кто позволил контакт с больным? Вы хотите разнести заразу?! Мастаев — в палату! Ты так год будешь лечиться и никогда не вылечишься.

Революция не щадит слабых, тем более больных туберкулезом. Без постоянного рентгенообследования современное лечение почти невозможно, а в тубдиспансере слух: главврач, покидая Грозный навсегда, вывез с собой и дорогостоящий рентген-аппарат. А другие говорят, что этот аппарат сломался, мастеров нет.

Как бы там ни было, да, как говорится, спасение утопающего… Словом, более полутысячи пациентов подписали президенту с нижайшей просьбой письмо. Никакого ответа. Может, письмо и не дошло «на деревню, к дедушке». Только вот президент, выступая по телевизору, уже не обещает «в краниках верблюжье молоко», он твердит, что чеченцы — «воины, самая сильная и смелая нация в мире», а если есть дохляки — «это не чеченцы».

В общем, как и во время лечения, скинулись туберкулезники, наняли автобусы. Благо, что большинство врачей — гуманисты. В соседнем Ставрополье им бесплатно обещают сделать рентге-нообследование. Однако на границе стоит грозный ОМОН:

— Мало того, что от вас террор, беспорядки и воровство прет, теперь вы и заразу вздумали к нам завести. Назад! Кому сказал, назад! И нечего мне бумажки показывать. Стрелять буду!

Вновь скинулись туберкулезники. Гуманизм возобладал. А вот в краевой больнице Ставрополя их встретили с большим вниманием: питание, медикаменты и вся аппаратура.

— Да, молодой человек, — пожилой доктор внимательно осматривал рентгеноснимок Мастаева, — ваша ситуация, как и ваша Чечня, — оба легких поражены, почти полное затемнение.

В Грозном лечащий врач сравнил этот снимок с предыдущим и тоже сделал весьма неутешительный вывод. Нужны лекарства, много лекарств. А тут выяснилось: аптеки, которые как-то еще в Чечне функционировали, теперь — даже названия не осталось. На базаре, как картошку продают только дешевые, совсем примитивные лекарства — кои с инфекцией не справятся. И запущенная болезнь Мастаева явно прогрессировала, да народные средства дали палочкам Коха бой. Это родственники Мастаева пошли на охоту в лес, и теперь дед Нажа доставляет на все отделение не только мед, маточное молочко и цветочную пыльцу, но и барсучий жир, медвежатину. Скрытно и собакой Ваху подкармливают. А вот курдюк он уже видеть не может, да пересиливает себя. И, конечно, это усиленное питание поддерживает его. Состояние его стабильное, температуры давно нет, и он даже стал немного набирать вес. Однако говорить о выздоровлении не приходится: нужны лекарства. Их можно достать только в Москве. У Мастаева в Москве особых знакомств нет, кроме как Кныш, Деревяко и ее муж — Дибиров Руслан, да бывшая жена, к которой он ни при каких условиях не обратится.

Была бы связь, он постарался бы с кем-либо связаться в Москве, но телефон в Грозном ныне — роскошь, а всеми позабытый и почти заброшенный тубдиспансер существует лишь за счет энтузиазма и патриотизма некоторых врачей, за жалкий счет больных. И здесь давно связи нет. И вот у Вахи появился шанс выйти на Москву, к нему вдруг какой-то посетитель:

— Башлам! — как обрадовался Мастаев. — Я знал, что ты живой. Так рад, — хлопая односельчанина по здоровенным обвислым плечам, Ваха, сторонясь, просто любовался ростом, мощью розовощекого крепыша. — Ты так возмужал. Воин!

— Где-то полгода назад я был здесь, не пустили, — Башлам виновато-стеснительно улыбается. — А потом учения. Я служу на полигоне в Шали. Но я справлялся у деда Нажи. А сейчас сказали, к тебе допускают. Вот и решил перед отправкой в Москву тебя навестить.

— А зачем в Москву? — насторожился Мастаев.

— Не знаю. В полной экипировке, ночью будет борт.

— Приказ или деньги сулят?

— И то, а более второе, — на последнем стал тише голос Башлама, а больной закричал:

— Не смей! Жизнью не торгуют, — Ваха схватил мощную руку Башлама и как бы для внушения тряхнул: — Ты что, думаешь в Москве и в России, под пятой которой чуть ли не полмира, воевать некому кроме тебя?

— Вот и я пришел совета спросить. Это фрукты, — Башлам кивком указал на массивный кулек в углу. — Если я нужен буду, спроси у любого гвардейца — у нас своя связь, — и, уже уходя, он на ухо Вахе тихо сказал: — Говорят, в Москве будет какая-то заварушка.

Электричество в тубдиспансере от стационарного генератора, строго по часам, днем, а вечером слушают только радио, и что сообщают: в Москве конфликт между президентом России и Верховным Советом. В город введены танки, войска. А представитель Верховного Совета России — чеченец, на его поддержку прибыли спецназовцы из Чечни. По зданию Верховного Совета в упор стреляют танки. Идет штурм.