Профессорятник - Юрий Никифорович Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты, языкастая, не подслушивай чужие разговоры. И что за манера такая цепляться к мужикам? Да ладно уж, заходи, милости прошу — если, конечно, с бутылкой!
Р. S.
В свое время «В Московской городской управе бурную дискуссию вызвало предложение воспретить под страхом штрафа чихание в трамваях» (Московский телеграф», 1909). А «намедни» в нью-йорском метро мужчинам запретили сидеть в вагонах с широко раздвинутыми ногами. Тех, кто не будет соблюдать правила, будут штрафовать. (Нью-Йорк, 2 июня, 2015). Поскольку наши «слуги народа» столь плебейскими средствами передвижения не пользуются, чихать, раздвигать ноги, рекламировать щи и etc — милостиво разрешается всем.
72. КТО СКАЗАЛ, ЧТО ЛЕВА — ШЛИМАЗЛ?
«Да я каждую еврейскую жену узнаю сразу по трем признакам: лишний вес, гениальные дети и шлимазл муж, который все это терпит!» — как-то однажды сострил Аркадий Хайт. Кто же такой «шлимазл»? На жаргонном идише — это патологический неудачник с иронически-жалостливым подтекстом, а иногда — бестолковый ребенок, а то и веселый придурок, в общем — дурачок. Нередко в еврейских семьях матери и бабушки так, в шутку, любя, называют своих детей и внуков.
Когда один из начитанных кафедральных сотрудников подобным образом охарактеризовал нашего Леву — бывшего образцового студента (еще советской эпохи), а затем незаменимого лаборанта и подававшего большие надежды аспиранта, автор баек резко возразил против такой аттестации юноши, так как, по большому счету, она была оскорбительной.
Думается, на сотрудника сильно повлиял тот факт, как однажды Лева исполнил его просьбу — «смотаться» в магазин, доставить жаждущему пол-литра и некий «символический закусон». Получив на текущие расходы 25 рублей (другой ассигнации просто не было в наличии!), Лева вернулся с бутылкой элитного коньяка за 24 рубля и шоколадкой стоимостью 1 рубль, в то время как подразумевавшаяся бутылка водки в то время стоила всего лишь около 3 рублей («давеча, не то, что таперича»!). Таким образом, автор заказа, ни за понюшку табака, в одно мгновение лишился почти месячного фонда на горячительные напитки. По правде говоря, это был результат его ошибочно сформулированной задачи лаборанту, и еще неизвестно, кто из них больше соответствовал понятию «шлимазл».
За годы своего пребывания на факультете (примерно: с 1980 по 1993) Лева проявил себя в существе весьма креативного, сверхисполнительного студента, лаборанта и аспиранта, и вовсе не удивительно, что он неплохо защитил кандидатскую диссертацию по социальной географии. (При этом юноша успел два или три раза объясниться в любви сотрудницам факультета, но не получив взаимности, сильно переживал и мучился, бедняга). Так что «шлимазл» — это не про него.
Как говорил философ Кант, большой недостаток академической молодежи состоит в том, что она слишком рано начинает умствовать, не имея достаточных познаний. Лева всегда «умствовал по делу», благодаря своей основательности, систематичности и додумывания всего до конца (у многих его сверстников главным был порыв, которого никогда не хватало надолго). Можно привести немало примеров, когда лаборант подсказывал старшим товарищам неплохие идеи и предостерегал от непродуманных поступков.
Вспоминается забавный случай, когда сразу после распада СССР, автор (заведующий кафедрой) как-то обратился к нему со следующей просьбой:
— Скажите, Лева, сколько еще лету нас в лаборантской будет висеть огромный в золоченой раме портрет Ильича? Не пришла ли пора его снять — ведь это не наша собственная квартира, а официальное заведение в той стране, которой правят антикоммунисты-либералы? Боюсь, начальство нас не поймет.
— А что вы будете делать, если снова придут «красные»? — язвительно отреагировал Лева.
— Но кто вам сказал, что Владимира Ильича надо выбросить на помойку? Его следует бережно снять, аккуратно обернуть бумагой, перевязать и оставить в шкафу на хранение, — попытался уточнить свою просьбу.
— Не беспокойтесь, я все это сделаю, — отвечал Лева, — но не возражал бы, если бы вы учинили свою просьбу в письменной форме. А то ведь неровен час!
До сих пор не могу понять, его слова были следствием выше отмеченных «основательности, систематичности и додумывания всего до конца» или были все же остроумной шуткой, чему он был вовсе не чужд.
...Как-то намечался уже ничего не решавший футбольный матч на первенство мира по футболу, в котором сборная СССР встречалась со сборной Камеруна (1990 г.?). На наш вопрос Леве, собирается ли он смотреть репортаж с «мундиаля», последовал совершенно «очаровательный» ответ: «глаз жалко». С тех пор это выражение прочно укоренилось в лексиконе многих поклонников футбола, особенно кода речь идет о бесцветной игре наших «горе-мастеров» кожаного мяча.
С 1994 года Лева — старший научный сотрудник знаменитого Леонтьевского центра в Санкт-Петербурге — вполне самодостаточный и авторитетный исследователь.
Кстати о «Леонтьевском центре». Созданный в 1991 г. по инициативе Собчака и его соратников (иногда к числу его создателей почему-то «приплетают» даже покойного к этому времени Василия Леонтьева!?) и функционирующий в одной связке с Высшей школой экономики, а также с такими «столпами демократии», как Human Rights Watch, фонды Макартура, Джорджа Сороса и иже с ними, он с переменным успехом пропагандирует в России неолиберальные идеи рыночной экономики «олигархического» типа, отстаиваемые теми младореформаторами, кто наискосок подначитался в Гарварде Кейнса, Фридмена, Самуэльсона и нахватался обрывков западной экономической науки.
Бог с ними, с этими идеями, но фишка заключается в том, что процветает центр за счет «участия в реализации проектов и программ международных исследовательских и финансовых организаций», за счет средств Международного банка реконструкции и развития, Европейского банка реконструкции и развития. Многие не без оснований полагают, что правда об источниках финансирования центра еще таинственнее... Нет, мы ни в коем случае не подстрекаем — нам, можно сказать, «по барабану».
Вызывает очень большое удивление забронзовелость Льва Израйлевича Савулькина, некогда любимца кафедры и факультета, раз и навсегда «отрезавшего» себя от факультета и воспитавшей его кафедры. Два или три «черных шара», брошенные членами диссертационного совета против его диссертации, — во-первых, достойный результат по работе, имевшей зримые огрехи; во-вторых, члены совета, представлявшие кафедру, голосовали, безусловно «за» (в том числе сотрудник кафедры, посылавший Леву за полулитром), и, в-третьих, что немаловажно, в самом диссертационном совете, наполовину «еврейском», проявлений антисемитизма никогда не наблюдалось.
Все это понять трудно, с учетом того,
