История русской торговли и промышленности - Иосиф Кулишер

Но вплоть до 60-х годов имелись и препятствия иного рода — наряду с затруднениями, которые ставились нашему хлебному экспорту потребляющими привозной хлеб иностранными государствами, существовали и такие, которые создавались внутри страны. Таковы были, с одной стороны, вывозные пошлины на хлеб и хлебные продукты (крупу, горох и т.п.), которые значительно сокращаются лишь с 1850 г. и окончательно исчезают в 1865 г. Еще больше тормозили экспорт частые неурожаи, например 1820 и 1821 гг., 1831 г., 1839-1840 гг., 1848 г., после которых в течение ряда лет вывоз был весьма ограниченный; едва он успевал оживиться, как неурожай снова сводил его к незначительным размерам. Статистики первой половины XIX ст. принимают на каждое десятилетие один неурожайный год и два года частичного недорода в отдельных местностях.

Хлеб доставлялся на рынок даровым трудом крестьян, и благодаря крепостной подводной повинности для работающего на рынок помещичьего хозяйства не существовало, в сущности, ни отдаленности рынков, ни плохих, непроездных дорог{567}. По словам Заблоцкого, эта натуральная подвозная повинность обходилась крестьянину столько же, сколько все его летние работы на помещика. По его исчислениям, гужевые перевозки в 40-х годах занимали до 800 тыс. человек в летнее время и до 3 млн. в зимнее{568}. Из центральных губерний хлеб свозился как в Москву гужевым путем, так и к приволжским пристаням для следования водным путем в Петербург и далее за границу. Однако вывоз его из петербургского порта не мог достигать значительных размеров ввиду невозможности скорой и верной доставки его к Петербургу из низовых губерний и даже из рыбинских запасов. Обычно хлеб не мог достигнуть Петербурга в одну навигацию, а прибывал лишь на следующий год, когда требование на хлеб нередко успевало уже прекратиться. Поэтому вывоз его из петербургского порта усиливался только в случае продолжительного спроса на иностранных рынках, обычно же наличные запасы здесь были невелики и едва удовлетворяли требованиям, поступавшим из-за границы во время навигации. Это находилось в связи и с недостатком складов для хранения зерна в петербургском порту. Еще хуже обстояло дело в те годы, когда мелководье в верховьях Волги, на Шексне, Мете и других реках останавливало хлебные транспорты и заставляло суда зимовать в разных местах Мариинской системы.

В более благоприятных условиях находился вывоз из южных портов, куда зерно доставлялось сухопутно, на волах чумаками, обходившимися чрезвычайно дешево (ввиду содержания волов на подножном корме). Впрочем, дурное состояние дорог лишало возможности отправлять кладь зимой. Но благодаря существованию в Одессе обширных складочных магазинов можно было держать запасы наготове, так что корабли, приходившие из иностранных портов, всегда находили нужный им груз зерна.

Результатом всех указанных обстоятельств являлось то, что не только в первое десятилетие XIX ст., но и в 30-х годах вывоз четырех главных хлебов (пшеницы, ржи, ячменя и овса) составлял в среднем немногим более 1% урожая (в 1802 — 1808 гг. в среднем в год 1,8 млн. четв. при валовом сборе в 165 млн. четв., в 1834-1841 гг. 21/2 млн. четв. при сборе в 1800 млн. четв.), колеблясь в 30-х годах между 0,6 и 2,5% урожая. Лишь в 1851 — 1855 гг. он достиг в среднем 2,7%, а в 1856—1860 гг. даже 5,1% — экспорт стал играть значительно большую роль, чем раньше.

По вычислениям Протопопова, относящимся к началу 40-х годов, обороты всей торговли хлебом, внутренней и внешней, не превышали 60 млн. четв., причем на долю экспорта приходилось всего 21/2 млн., a 11/2 млн. четв. оставалось без всякого производительного потребления, вообще составляло излишек, не находивший себе применения{569}. И по данным Министерства государственных имуществ, помещенным в «Объяснениях к хозяйственно-статистическому атласу Европейской России» за 1851 г., на рынок поступала всего четвертая часть производимого хлеба, причем за границу вывозилось уже около 1/8 всего хлеба, вовлеченного в оборот (вместо 1/20), но все же это составляло обычно не более 5 — 51/2 млн. четв., тогда как запас, который мог экспортироваться, превышал 30 млн. четв.{570} Так что получалось и теперь перепроизводство, несмотря на то, что экспорт захватывал значительно большую часть как урожая, так и запаса, обращавшегося на рынке, — производство хлеба обгоняло сбыт.

В течение второй половины XIX ст., со времени освобождения крестьян и сооружения железнодорожной сети, положение изменилось. Россия стала вывозить не только пшеницу, но и ячмень — из всего вывоза хлебов первая составляла в 1906 — 1910 гг. 37, второй почти 30%. Четвертую часть урожая пшеницы (а в 80-х и 90-х гг. еще больше) и свыше одной трети (37%) сбора ячменя Россия в это время вывозила за границу. Экспорт хлебов составлял две пятых всего нашего вывоза, оставляя далеко позади все остальные товары. Четверть всего вывоза хлебов, по таможенной статистике, поглощала Германия, а к этому еще надо прибавить на ее счет значительную часть тех 22%, в которых выразилось участие Голландии. Только за ними идет Англия с 19% (в 1906 — 1910 гг.). Русская пшеница потеряла в Англии свое значение — всего 15% привозимой в Англию пшеницы покрывает Россия, тогда как четверть привоза — Соединенные Штаты; выше России стоят и другие заокеанские страны — Аргентина, Канада. Эти страны, а не Россия, питают Англию. Правда, ячмень и овес русский — ржи Англия почти совсем не привозит — играли в Англии более значительную роль, но и тут заокеанский хлеб, в особенности аргентинский овес, вытеснял нас. Напротив, Германия приобретала в России 83% ввозимого ею ячменя, 81% ржи и 72% овса, только пшеницы меньше — 38%, хотя и тут Россия занимала первое место{571}.

Хотя экспорт хлеба постепенно выдвигается на первое место, обгоняя вывоз других товаров, стоявших в XVIII ст. на первом плане, все же значение последних в заграничном отпуске, поскольку речь идет о сырье (иное дело, как мы увидим, промышленные изделия), в первой половине XIX ст. отнюдь не умаляется{572}. В конце XVIII ст., как мы видели{573}, из предметов сырья первые места занимали лен и пенька и животное сало, затем кожи и лес, дальше шли льняное семя и льняное масло, щетина, рыбий клей и меха.

Вывоз льна и пеньки (он совершался уже в XVII ст.{574}), льняного семени и растительных масел выражался в следующих количествах (в среднем за год, в тыс. пуд.).

1806-1807 …… (1698[44]/ 3444 / -) — (179 / 37)

1812-1815 …… (1367[45]/ 2753 / -) — (257 / 69)

1816-1820 …… (1207 / 2512 / -) — (373 / 78)

1821-1825 …… (1741 / 2753 / 2574) — (299 / 143)

1826-1830 …… (2378 / 2403 / 4959) — (393 / 203)

1831-1835 …… (1921 / 2779 / 4932) — (269 / 272)

1836-1840 …… (2740 / 3138 / 7551) — (267 / 349)

1841-1845 …… (3222 / 2639 / 10 224) — (131 / 397)

1846-1850 …… (3516 / 2732 / 10 224) — (41 / 526)

1851-1855 …… (2810 / 2349 / 10 377) — (124 / 578)

1856-1860 …… (4049 / 3161 / 13 779) — (155 / 723)

Вывоз льна (и пакли) составлял в 1758 — 1762 гг. в среднем 671 тыс. пуд. и уже в 1802 — 1804 гг. достиг 1353 тыс. пуд., т.е. ровно удвоился. С 20-х годов, т.е. с того времени, когда в Англии появляются льнопрядильные машины, он снова растет, доходя вместе с паклей до 3,7 млн. пуд. в 1841- 1845 гг., а затем (после временного понижения во время Крымской войны) и почти до 5 млн. пуд. в 1856—1860 гг. Вывоз пеньки (и пакли) равнялся уже в половине XVIII ст. 2 млн. пуд., но это свое огромное значение он не сохранил в дальнейшем; только к концу рассматриваемого периода он превысил 3 млн. пуд., так что отстал от общего повышения экспорта. Напротив, вывоз льняных семян непрерывно и чрезвычайно быстро возрастал и с 20-х до 50-х годов повысился в 5 — 6 раз. Взяв все три продукта вместе, получаем, по Тенгоборскому, общую ценность вывоза их за 29-летний период 1822—1850 гг. в 6021/2 млн. руб. сер. (лен и льняная пакля 2431/2 млн., пенька и пеньковая пакля 195 млн. и масличные семена, главным образом льняное, 164 млн.), что составляет, по его вычислениям, третью часть (31,6%) всего нашего экспорта по европейской границе за этот период (1,9 млрд.){575}.

Все эти продукты отправлялись главным образом в Англию, где лен и пенька поступали на прядильни, в возрастающем размере вырабатывавшие на машинах льняную пряжу, а масличные семена — в маслобойную и мыловаренную промышленность. В начале 40-х годов ежегодно на мировой рынок выбрасывалось 9,3 млн. пуд. льна и пеньки, из них 6,6 млн. пуд., или 70%, доставляла Россия. Из упомянутых 9,3 млн. пуд. 6,3 млн., или также почти 70%, поглощали английские фабрики. Из них свыше 4,5 млн. пуд., или опять-таки 70% всего потребляемого Англией льна и хлопка, получалось из России. По русским данным, вывоз льна и пеньки составлял в среднем в 1842 — 1846 гг. 4,8 млн. пуд., из коих 4,3 млн., или три четверти (76%), пошло в Великобританию. Таким образом, Россия снабжала своим льном и пенькой почти весь мировой рынок, именно ту страну, в лице которой выражался почти весь спрос, — Англию.