Пастырь добрый - Попова Александровна

— А то ж. Это верно, и день я тот помню, и что говорили тогда, и что я делала — ясно помню, яснее, чем какой иной день в жизни, и где могила — помню… А только ведь, кроме того, знаю просто. Верно, кровь зовет…

— Теория по ситуации, значит, — тихо пробормотал Бруно; Курт покривился, перехватив его многозначительный взгляд, и промолчал.

— Они, может статься, и правы были, — продолжала старуха чуть слышимо, словно говоря с самой собою, — когда хотели и меня туда ж, к нему. Злое семя, они сказали. Я после уж поняла, когда подросла — верно говорили. Я ведь оттого и замуж не шла, и детей не имела. На что его множить, семя это, к чему кровь нечистую плодить? Я решила так, что пусть она со мною в могилу отыдет, на мне и кончится.

— Мечта инквизитора, — с тусклой иронией отметил подопечный. — Гляди, на костер не запросится?

— А ты спроси, — отозвался Курт, ладонью сгоняя с волос ледяную воду и с чавканьем вытаскивая сапоги из липкой глинистой грязи. — Еще немного — и запрошусь я.

— Разумеется, тебе хуже всех, — согласился Бруно. — Я тащу две лопаты, тяжеленные, как чертова душа, и веду коня в поводу; но мне не на что жаловаться. Хотя кто-нибудь мог бы и помочь.

— «Кто-нибудь» прикроет тебя, случись что, посему этот кто-нибудь имеет свободные руки.

— Единственное, что мне до сих пор угрожало, это опасность отморозить ноги и подцепить горячку, а теперь — еще и немалая вероятность вывихнуть плечо.

— Слабак, — тяжело отфыркиваясь, как понуро бредущий позади курьерский, выдохнул Курт, перехватив одну из лопат, и впрямь весящую прилично, с плеча подопечного.

Идти становилось все труднее даже не с каждой минутой, а с каждым шагом, дождь и в самом деле усилился, мало-помалу переходя из моросящей крошки в самый настоящий, осенний, секущий; в сапогах, облепленных комьями мокрой земли, сопревшей травой и мелкими корешками, пакостно чмокало, и неспешно ползущая впереди Хельга Крюгер начинала пробуждать уже откровенное раздражение.

— Вон оно, то место, — наконец, проскрипела старуха, и Курт облегченно вздохнул, проследив взглядом за трясущимся сухим пальцем, указующим на близкий берег Везера. — Там в те времена голо было, теперь, вижу, деревья выросли… Но это там, подле обрыва.

— Да, — подтвердил он недовольно, — деревья. К слову, за кустами, через которые мы идем, можно укрыть по меньшей мере троих. Прямо вот тут, в пяти шагах от нас.

— Ты параноик, абориген, — впервые за последние полчаса разомкнул губы Ланц, на миг полуобернувшись. — А с тобой и я стану.

— Не самый бесполезный недуг, — буркнул он, озираясь. — Реже прочих приводит к летальному исходу.

Сослуживец лишь скептически покривил губы и вновь умолк, тяжело переведя дыхание.

Спустя четверть часа, которые потребовались на то, чтобы добрести до невысокого скользкого обрыва, дождь уже лил вовсю, скапливаясь в лужи под ногами, и стылый ветер бросал воду в лицо большими колючими горстями. Старуха Крюгер, завороченная в обрызганное грязью одеяло и оттого похожая на нахохлившуюся мокрую ворону, остановилась в десяти шагах от кромки берега, указав дрожащей посиневшей рукой прямо перед собою.

— Здесь, — произнесла она тихо, и очередной порыв ветра едва не сбил ее с ног, выплеснув на путников ведро ледяной воды. — Вот это самое место.

— Уверена? — уточнил Курт, вновь тщетно пытаясь отереть лицо вымокшей насквозь перчаткой; та кивнула:

— Здесь это, майстер инквизитор. Знаю. Помню и — знаю; чувствую. Тут он. Прямо вот тут вот, — повторила Хельга Крюгер, без колебаний ткнув пальцем себе под ноги, и Ланц невольно отступил назад, глядя в темную слякоть пристально, словно бы тщась увидеть останки погребенного углежога сквозь слой тяжелой мокрой земли. Старуха повторила его взгляд, мелко смаргивая текущую по лицу воду, и тяжело вздохнула, отойдя в сторону: — Простите, майстер инквизитор, я присяду вот тут вот… Сил никаких нету…

— Не стоило б наземь-то, — неуверенно возразил Бруно, глядя, как она опускается прямо в мокрую траву. — Застынешь.

— Чего мне уж бояться, — шепотом возразила та, закрывая глаза. — Уж ерунда все это…

На засыпающую под дождем ценную свидетельницу Курт бросил взгляд мельком и отвернулся. Еще час назад он наверняка высказался бы о тяготении крестьянства к грязи, однако сейчас лишь жалкие обломки самоуважения и брезгливости мешали самому усесться прямо в эту промозглую мешанину.

— Последний рывок, — выдохнул он, с размаху воткнув лопату в пронизанную мелкими корешками землю, и широко повел рукой, приглашающе кивнув Бруно: — Приступай.

— А почему опять я? — насупился тот недовольно.

— На белом свете, Бруно, есть два типа людей: одни со Знаком, а другие копают, — пояснил Курт наставительно и, встретясь с убивающим взглядом подопечного, вздохнул: — Вместе будем ковыряться, не напрягайся. Надеюсь, вся наша затея не окажется злой шуткой старческого слабоумия. Последний раз, — чуть повысил голос Курт, обернувшись к неподвижной старухе, — ты точно уверена, что это здесь?

Та не ответила, не повернув к нему даже головы, оставшись сидеть, как сидела, закутавшись в одеяло и закрыв глаза; Ланц толкнул ее в плечо, окликнув, и Хельга Крюгер, пошатнувшись, запрокинулась на бок, обдав его сапоги роем грязных брызг. Несколько мгновений протекли в безмолвии; наконец, медленно присев у недвижного тела на корточки, Ланц осторожно коснулся оголившейся дряблой шеи двумя пальцами, замерев на миг, и, убрав руку, молча перекрестил ворох костей и тряпья, минуту назад бывший дочерью Крысолова.

— Она уверена, — просто ответил Курт сам себе.

— Это надлежит понимать как очередное укрепление веры? — так же тихо произнес подопечный; он пожал плечами.

— Как тебе угодно. Говоря объективно, это просто смерть древней старухи, которой не давало уйти в мир иной незавершенное дело. Теперь она сочла свой долг уплаченным.

— А что на самом деле?

— Если мы так и будем стоять здесь и просто разглядывать труп, мы этого не узнаем, — вздохнул Курт, берясь за сырой склизкий черенок. — Что на деле — увидим; предлагаю начать докапываться до истины.

Бруно бросил последний взгляд на тело, лежащее в залитой водой траве, и медленно отвернулся, с угрюмой решимостью вогнав в землю кромку лопаты.

Полчаса прошли в молчании — Ланц, несколько раз предложив помощь и услышав в ответ отказ, прохаживался чуть в отдалении, не зная, куда себя деть, и явно не принимая всерьез просьбу младшего сослуживца быть настороже; у новоиспеченных же гробокопателей сил на разговоры не осталось — кромки лопат наточены были никудышно и с невероятным усилием прорезали скрепленную корнями глинистую почву, дождь обваливал края только выкопанной ямы, заполняя ее вязкой слякотью, земля ехала под ногами, перепачканные древки лопат выскальзывали из мокрых ладоней, и оба вскоре вывозились в грязи по пояс. «Это и есть то самое „носом землю рыть“?», — соскребя остатки сил, выдохнул Бруно; он лишь искривил губы в нечто, весьма отдаленно напоминающее улыбку, и вновь с остервенением вгрызся в утрамбованную десятилетиями почву.

Еще через полчаса Курт сбросил тонкую кольчугу, надетую под куртку, и пояс с оружием, вдруг ставший неимоверно тяжелым, а спустя еще часа два, когда он уже готов был проклясть все на свете не подобающими следователю Конгрегации словами, почти уверясь в том, что старая карга все напутала или даже и вовсе измыслила сама себе, подопечный, выкопнув очередной сырой плотный ком, выбросил на поверхность легко узнаваемый предмет.

— Кость, — констатировал Бруно с невероятным облегчением в голосе. — Кто бы мне сказал, что я буду так рад увидеть кусок прелого скелета.

— Перерыв, — отозвался Курт, тяжело опершись о край ямы, и с натугой вытащил себя на траву; ошметки былого самообладания осыпались, посему, не имея теперь уже сил думать ни о чем, кроме ноющего тела, он ничтоже сумняшеся уселся прямо на омерзительно холодную землю, свесив с коленей гудящие руки и уткнувшись в них лицом.

— Слабак, — бросил подопечный, оседая по ту сторону ямы; Курт покривился, приподняв голову, но даже на традиционное «отвали» сил не нашлось.

— Полагаешь, оно? — хрипло от ветра и сырости спросил Ланц, приблизясь, и опустился на корточки у развороченной могилы, глядя с сомнением на серую кость, похожую на сухую ветку; Курт отер лоб рукавом, с усилием улыбнувшись:

— Полагаю, Дитрих, навряд ли берег Везера усеян захоронениями. Да, думаю, мы нашли то, что нужно.

— И что теперь? — уточнил подопечный, демонстративно подставив замаранную глиной ладонь под струи дождя. — Сжечь, ты сказал?

— Для начала, откопать полностью; и теперь аккуратнее, не втопчи какой-нибудь обломок в землю, а самое главное — ищи флейту. И — Дитрих, добудь огня. — Ланц бросил скептический взгляд в темно-серое небо, с удвоенной силой извергающее все новые ведра воды, и он понуро развел руками: — Изобрети что-нибудь. Попробуй вон под теми деревьями — там почти не течет; может, хоть это сойдет за Господне благоволение? Тем паче, дерева — три… Поспеши. Бог знает, чего можно ожидать, когда мы выкопаем эту мерзость, и лучше, чтобы к тому времени огонь был наготове. Дело это, предчувствую, долгое, посему мы пока передохнем, а ты приступай.