Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин

— Мѣшкать нечего, тѣмъ болѣе, что его превосходительство Борисъ Павлычъ находится теперь въ наилучшемъ настроеніи.

— Что такъ?

— Это, быть можетъ, не особенно деликатно, что я сообщу вамъ, но Борисъ Павлычъ обрѣлъ нѣкоторую мамзель…

— Теперь только? Неужели онъ до сихъ поръ находился въ холостомъ званіи?

— Должно полагать.

— Какъ это лестно для меня! Кто-же эта мамзель?

— Вы знаете Малявскаго?

— Бывалъ у меня. Это одинъ изъ прихвостней Борьки.

— Какъ онъ вамъ нравится?

— Да такъ-себѣ. Ищетъ, гдѣ-бы поживиться, какъ и всѣ вы; только плаваетъ еще мелко.

— Ну. а какъ человѣкъ?

— Кто его знаетъ!

— Развѣ вы не находите, что онъ препротивный? Одинъ его нахальный тонъ чего стоитъ…

— Порядочный ломака… да что-жь это вы меня допрашиваете на счетъ Малявскаго: мнѣ съ нимъ не дѣтей крестить.

— Такъ вотъ этотъ господинъ Малявскій привезъ на ужинъ одну дѣвицу, и его превосходптальство изволили сразу втюриться. Я полагаю, что она состоитъ съ Малявскимъ въ интимости, но онъ, конечно, будетъ радъ, если ему удастся преподнести Саламатову метресу.

— Вы его считаете такимъ негодяемъ?

— Не поручусь за бѣлоснѣжность его принциповъ.

— Что за дѣвица?

— А вы ревнуете?

— Уродъ! Я съ вами говорить не хочу!

— Дѣвица — недурна. Даже большая есть пикантность. Бойка чрезвычайно. И съ перваго раза, кажется, раскусила, что такого барина, какъ Борисъ Павлычъ, стоитъ прибрать къ рукамъ.

— Изъ какихъ она, изъ француженокъ?

— Нѣтъ, изъ гувернантокъ, должно быть. Есть турнюра, и видно, что до сихъ поръ соблюдала себя довольно строго. Словомъ, совсѣмъ еще изъ начинающихъ, но съ очень большими задатками.

— Что-жь, Борька отбилъ ужь ее?

— Нѣтъ еще; но дѣло, кажется, на мази, и вотъ теперь-то онъ и будетъ всего сговорчивѣе. Его можно заполучить дешевле обыкновеннаго.

Воротилинъ всталъ.

— Такъ по рукамъ, что-ли, красавица моя? — спросилъ онъ.

— Дайте подумать, — отвѣтила серьезно Авдотья Степановна.

— Да вѣдь съ васъ ничего не требуютъ.

— Знаю; а все-таки такъ, наобумъ, отвѣта вамъ не дамъ.

— Когда-же прикажете явиться?

— Какъ-нибудь на дняхъ.

Воротилинъ хотѣлъ-было остаться и еще позондировать Авдотью Степановну на счетъ ея «холостаго положенія», но она тотчасъ-же объявила, что ей нужно выѣхать до обѣда. Гость стушевался.

Оставшись одна, Авдотья Степановна соображала, что значитъ визитъ Воротилпна и его предложеніе. Она прекрасно знала, что Ипполптъ Ивановичъ ничего даромъ не говоритъ и не дѣлаетъ. Предлагая ей даровое участіе въ дѣлѣ, гдѣ можно получить большой барышъ, Воротилинъ все-таки разсчитывалъ склонить ее на сожительство съ собой или сдѣлать ее своей пособницей въ разныхъ аферахъ, гдѣ ея личное вліяніе было-бы полезно.

«Этого бакенбардиста, — рѣшила она, — я все-таки попридержу; онъ мнѣ можетъ быть полезенъ; а объ дѣлѣ наведу справки. Если они хотятъ облапошить эту наслѣдницу, то я найду людей вырвать у нихъ изъ-подъ носу лакомый кусокъ. Да вотъ хоть-бы тотъ-же Ма-лявскій, благо его ругаетъ Воротилинъ. Его я и употреблю на это.»

X.

Какъ-разъ въ то время, когда Авдотья Степановна думала о Малявскомъ, онъ сидѣлъ у Прядильникова.

Петръ Николаевичъ принялъ его неохотно; скорчилъ даже гримасу, которую Малявскій проглотилъ не поморщившись. Онъ очень хорошо зналъ, какъ Прядильниковъ смотрѣлъ на него, по въ головѣ его сложился новый планъ дѣйствій, направленныхъ все къ той-же цѣли: къ ограниченію вездѣприсутствія и всеядности Саламатова.

Поводомъ къ визиту была справка о томъ «земцѣ», котораго Борщовъ свезъ къ Прядильникову. Малявскій пріѣхалъ какъ-будто за тѣмъ, чтобы изложить свои соображенія на счетъ того, какъ бы помочь «честному дѣлу». Онъ такъ и выразился. Прядильниковъ слушалъ его, не проясняя своего хмураго лица.

— Позвольте мнѣ,—заговорилъ наконецъ Малявскій, мѣняя тонъ: — вызвать васъ на откровенность.

Прядильниковъ что-то промычалъ.

— Я знаю, — продолжалъ Малявскій, — что вы больше уже не пишете для Саламатова…

— Извините, — прервалъ Прядильниковъ: — я никогда ни для кого не писалъ: я работаю для дѣла.

— Конечно, конечно вы меня дурно поняли. Я никогда не сомнѣвайся въ томъ… Я хотѣлъ только сказать, что вы раскусили, наконецъ, любезнѣйшаго Бориса Повловича…

И Малявскій при этомъ многозначительно улыбнулся.

— Да, раскусилъ-съ, — выговорилъ, точно съ трудомъ, Прядильниковъ.

— Стало-быть, я могу говорить съ вами откровенно. Вы, быть можетъ, смотрите на меня, какъ на какого-то ординарца, состоящаго при Саламатовѣ. Если да, то это чистая напраслина. Мнѣ хотѣлось-бы, Петръ Николаевичь, выяснить вамъ мой взглядъ на положенія нашей дѣловой интеллигенціи. Вотъ поэтому то я и обращаюсь къ вамъ такъ откровенно. Между нами разницы никакой нѣтъ. По крайней мѣрѣ, я ея не вижу. И вы, и я одного поля ягода…

Прядильникова отъ этихъ словъ замѣтно покоробило.

— Именно, одного поля ягода, — повторилъ Малявскій: — въ самомъ лучшемъ смыслѣ этого слова. Кто такой вы? Человѣкъ спеціальныхъ свѣдѣній, владѣющій перомъ. И точно то-же. И вы, и я преданы нашимъ идеямъ. Если между нами и есть какая-нибудь разница въ теоретическомъ смыслѣ, то самая ничтожная. Ни въ одной изъ вашихъ статей вы не выступали яркимъ защитникомъ фритредерства; напротивъ, во многихъ статьяхъ вашихъ я видѣлъ желаніе отстаивать интересы русской промышленности, да вы и не занимаетесь чисто-промышленными вопросами. Оба мы работники, пролетаріи умственнаго труда, и должны облизываться, глядя на то, какъ разные тузы спекуляціи, у которыхъ нѣтъ ни нашихъ знаній, ни нашего таланта, служатъ всласть мамонѣ, морочатъ народъ православный и положительно не даютъ намъ ходу. Мнѣ не нужно разсказывать вамъ, что такое Саламатовъ. Изучивши его, я возмутился глубиной ерничества подобныхъ личностей. И вѣдь вамъ прекрасно извѣстно, что безъ нихъ не дѣлается никакого крупнаго дѣла въ городѣ Санкт-Петербургѣ, а стало-быть и во всей Россійской имперіи. Пора-же, наконецъ, сорвать съ нихъ маску, и сдѣлать это надо намъ.

По мѣрѣ того, какъ Малявскій говорилъ, въ головѣ Прядильникова перебывало много вопросовъ.

«Чего ему отъ меня нужно? — думалъ онъ — Что онъ лѣзетъ? Вѣдь я тебя знаю, любезный другъ. Ты презрѣнный фолликюлеръ. Мнѣ вѣрные люди сказывали, какъ ты отъ разныхъ промышленниковъ по сту, по двѣсти рублей биралъ за газетныя передовыя статьи, да за рекламы. Не хочешь-ли ты меня поддѣть на удочку? Саламатовъ-то покрупнѣе тебя будетъ, да и то я его раскусилъ. И какъ ты смѣешь говорить, что я одного съ тобою поля ягода?»

Но Малявскій продолжалъ:

— Я желаю одного, добрѣйшій Петръ Николаевичъ! — вскричалъ онъ: — чтобы вы съ такой-же откровенностью отнеслись и ко мнѣ. Если у васъ есть какое-нибудь предубѣжденіе противъ вашего покорнаго слуги, изложите егс, даже въ самыхъ рѣзкихъ выраженіяхъ. Но я глубоко убѣжденъ въ томъ, что между нами можетъ и должна быть полнѣйшая солидарность.

— Что-же вамъ отъ меня угодно? — вдругъ оборвалъ Прядильниковъ.

— Позволить мнѣ подвергать вашему разсмотрѣнію все, что