Дети Империи - Олег Измеров

Началась его обычная жизнь. И в этой жизни надо было взять билеты.

Касса с евроокнами и пластмассовым подоконником казалась даже какой-то не совсем знакомой. Виктор спокойно дождался ее открытия, и, как старому знакому, обрадовался монитору системы "Экспресс". Кассирша была не выспавшаяся и немного путалась, пока набирала и распечатывала разноцветные бумажки, но Виктор был готов простить ей все.

Он чуть не поскользнулся на обледенелом пешеходном мосту, вспомнив, что и в нашем времени надо быть осторожным. Каждый шаг по Бежице теперь напоминал ему о возвращении.

Вот длинное здание Тимашковых с рекламой и стоянка частных авто со шлагбаумом.

Вот серый прямоугольник общаги, населенный ИЧП, на месте старой церкви.

Паутина троллейбусных проводов вместо трамвайных рельс.

Строящееся здание напротив почты и бетонные глыбы универмага.

Силикатная застройка Куйбышева — она как-то ниже стоявших здесь сталинок.

Зеленая хрущевка, одна из первых в Бежице.

"Китайские стены" до 22 Съезда КПСС.

За Институтом и магазином бытовой техники Виктор повернул на Орловскую.

Он шел в сторону Десны.

Он шел домой.

Уже совсем недалеко от дома, когда он шагал мимо детской площадки, той, что напротив аптеки, его окликнул молодой высокий человек в такой же, как и у него, китайской куртке.

— Виктор Сергеевич, можно вас на минуту?

Виктор не спеша подошел ближе, стараясь, однако, на всякий случай держать дистанцию. "Интересно, кому это из моих знакомых могло понадобиться ждать меня в такой ранний час здесь по такой мерзкой погоде? Что-то случилось?"

Мужчина тоже подошел с детской площадки на тротуар и стал напротив Виктора, так, что лицо мужчины стало хорошо освещено уличным фонарем.

Это был майор Ковальчук, в одежде, которая вполне сошла бы за современную. Правда, куртка была явно из натуральной замши.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич.

— Здравствуйте. А как вы…

— Странный вопрос для человека, который сам только что оттуда.

Возникла недолгая пауза; Виктор огляделся. В домах наугад сияли прямоугольники окон. На ветках покачивалась обледенелая на ветру изморось. Мимо в сторону III Интернационала, объезжая колдобины со снеговой кашей в воде, протащилась какая-то иномарка. Наступало обычное российское утро, в центре которого стоял обычный агент из другого мира.

— Надо так понимать, я вам снова понадобился, — решился первым нарушить молчание Виктор.

— Фраза прямо как в шпионских фильмах, — усмехнулся Ковальчук. — Но вы правы. Когда вы сюда вернулись, то, верно, думали, что это уже конец? А это только…

Часть III. Рейх, вечный рейх

1. Свободный выбор.

— …Иногда человек знает, что его ждет впереди. А иногда — обстоятельства распоряжаются по своему, — философски заметил Ковальчук.

Виктор не знал, что ответить. История откровенно его достала. Сначала попасть из пусть даже не совсем счастливого российского настоящего в СССР 1958 года, причем в альтернативный СССР, где Великая Отечественная должна вместо 41-го начаться в этом самом 58-м, да еще и быть ядерной, чуть не оказаться похищенным монстрами, встретиться с живым Берией, вернуться обратно в наш мир до этой войны, и в двух шагах от дома повстречаться с майором МГБ из 1958 года, заброшенным в наше время…

— Если не секрет, вы тут один, или с целым десантом?

— Один. А Вы хотите спросить, не боюсь ли я, что вы сдадите меня в ваши компетентные органы? Да что вы! В то, что я из прошлого, у вас никто не поверит. Как подозрительного гражданина… ну, это тогда надо тут каждого второго хватать. Вот, например, того — и он указал на какого-то бредущего мимо по тротуару гота. К тому же учтите разницу в нашей с вами физической и иной подготовке, а также то, что у вас тут народ не прибегает на помощь. Скорее, наоборот. Да и вообще — зачем? Я здесь не шпион, не диверсант, а просто частное лицо. Даже не иностранец. Мы с вами оба родились в СССР, оба дети империи. Вы не находите?

— А нарушение правил въезда?

— Каких правил? Назовите закон РФ, регламентирующий въезд из другой эпохи. Допустим даже, такие бы правила были. Но тогда и вы их тоже нарушили. Вас куда-то сдавали, арестовывали, ограничивали свободу передвижения?

Виктор промолчал. Регистрация, конечно, была подпиской о невыезде, но сугубо добровольной.

— Скажите, Виктор Сергеевич, кто из нас двоих мыслит, как гражданин демократической страны, а кто — как житель государства с полицейским режимом?

"Ладно" — подумал Виктор, "посмотрим, чем я вам понадобился. На словах все белые и пушистые".

— И какие услуги от меня здесь потребуются? Достать паспорт, деньги, найти квартиру, помочь устроиться в какое-то учреждение? С кем-то встретиться, что-то кому-то передать?

— Виктор Сергеевич, наши коллеги из ближайшего будущего, конечно, инициировали создание многих хороших полезных фильмов, они формируют чувство бдительности, и мы тоже этим займемся у себя. Но я уже сказал, что никакой тайной деятельности, ничего, противоречащего вашим законам, я здесь вести не собираюсь. Кстати, паспорт от вас не потребовался бы.

— Вы научились подделывать российский паспорт?

— Нет, но у вас здесь за деньги все можно сделать.

— Так для этого надо деньги подделать.

— Зачем? НАУ не спешит отказываться от американских долларов, они у вас тоже в ходу. А также золото царской чеканки, ювелирные изделия… А дальше — with the money I'll get freedom, так что вы в этом плане нас абсолютно не интересуете.

— Тогда в чем?

— Давайте отойдем к беседке, а то с деревьев капает.

Они сошли с тротуара и стали на детской площадке.

— Все дело в одном слове в предсказании Цванцигера. Это слово — zuvorkommen. На самом деле по предсказанию вы должны эту самую критическую угрозу zu-vor-kom-men, — произнес Ковальчук.

— Немецкий я знаю слабее английского. Цуфоркоммен, цуфоркоммен… То-есть придти вперед этой угрозы. Предшествовать. Ну, так я вперед и пришел.

— Наладонников, у нас, к сожалению, нет, а вот печатная версия… — Ковальчук вытащил из куртки карманный немецко-русский словарик и раскрыл на заложенной странице.

"Zuvorkommen… опережать, предупреждать… упреждать (кого-л.)" — прочел Виктор. "Ох уж эти предсказатели! Вечно они что-то невразумительно промычат, а потом к этому привязывают великую сермяжную правду".

— Кажется, понимаю. Вы хотите сказать, что я должен эту угрозу упредить? То-есть предотвратить?

— Именно так.

— Но это, насколько понимаю, наименее вероятный вариант перевода. Почему бы сначала не спросить у Цванцигера, что он имел в виду?

— Если бы это было возможно, обязательно бы уточнили.

— Понятно… хотя на самом деле не понятно, но черт с ним, с Цванцигером. Почему об этом не сказали, когда я у вас там был?

— Вы же сами сказали, что такой вариант перевода маловероятен. Дополнительные обстоятельства, к сожалению, вскрылись только после вашего ухода. Но, к счастью, выгодное расположение точек перехода позволяет исправить ошибку.

— И как же я ее исправлю? Буду летать, как Бэтман и перехватывать ракеты?

— Это уже детали, которые имеет смысл обсудить уже у нас.

"А ведь он не шутит" — подумал Виктор.

— Знаете, я глубоко признателен вам за оказанное мне высокое доверие — предоставленную возможность спасти человечество, — начал он, — но вообще-то такой ответственный шаг надо обдумать и посоветоваться с семьей. Тем более, что я по чистому времени несколько недель ее не видел.

— Я все понимаю, — ответил Ковальчук, — но отправляться надо уже сейчас.

— Если так срочно, почему бы не забрать из нашего времени какого-нибудь добровольца, более достойного для такого ответственного дела? Офицера-спецназовца какого-нибудь или… или убежденного коммуниста, который хотел бы вернуться в СССР? Странные предметы сейчас у всех есть…

— Вы же знаете, что и в нашей и в вашей реальности СССР спасали в основном беспартийные и рядовые.

— Хм, не ожидал это от вас услышать.

— Почему не ожидали? Так сказал на съезде товарищ Берия.

Виктор покачал носком ботинка валяющуюся под ногами оплывшую ледышку.

— Наверное, это глупый вопрос… а если я откажусь? Потащите силой? Усыпите? Будете шантажировать?

— Виктор Сергеевич! Я же не агент иностранной разведки. Вы вправе решать, как вы хотите. С нашей стороны никаких "но предупреждаю", никаких "учтите", никаких "это не в ваших интересах", никакого давления на вас. Вы свободно выбираете, куда идти. Делайте выбор сами.

— Ну, раз вы сами не против… Извините, но я сейчас не могу вам помочь. Есть масса других людей, которые с удовольствием к вам поедут — историки, журналисты, писатели, ну, не знаю… пацаны-экстремалы какие-нибудь… да вон за бабки или за квартиру народ к вам толпами поедет, ограничение для мигрантов вводить придется… Вы уж не обижайтесь, но я свой путь уже выбрал. Удачи вам.