Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько десятилетий развития прививочной практики в Британии внесли вклад в формирование своего рода нового мировоззрения, простиравшегося далеко за рамки самой процедуры. Достижения прививочной технологии расширяли медицинское знание – о заражении, о процессах распространения инфекции в организме, о сравнительной патологии. Организованные Димсдейлом, Хэйгартом и другими энтузиастами кампании, призванные вовлечь и бедняков в сферу действия этой благотворной практики, объединили научные изыскания с социальным активизмом, продвигая идею общественного здравоохранения как вопрос политический. Кроме того, прививка открыла новые горизонты для использования статистической информации в медицине.
Все началось еще в 1722 г., когда Томас Неттлтон составил свою первую нехитрую таблицу, сравнивая смертность от натуральной и привитой оспы. Позже Джеймс Джурин стал подробно анализировать «Лондонские ведомости смертности». Далее последовали многочисленные расчеты Томаса Димсдейла и его коллег. Таким образом, тезис об эффективности прививки всегда подкрепляли числовые выкладки. Религиозные и суеверные возражения постепенно разрушались с помощью рациональных выводов и «медицинской арифметики»[439] – этот термин придумал врач Уильям Блэк, уже известный нам критик Томаса. В 1789 г., рассуждая о том, как лучше защитить от оспы лондонскую бедноту, он писал: «Полагаю, первые проблески медицинской арифметики [он пользовался широко принятым тогда написанием – arithmetick, а не arithmetic] можно заметить еще в трудах д-ра Джурина; ее использование стало решающим в поддержке прививочной практики, которая тогда находилась еще в зачаточном состоянии, однако вовсю порицалась в печати многими врачами и церковнослужителями. Лишь показав на цифрах сравнительные успехи прививки по сравнению с лечением натуральной оспы, удалось победить сей глубоко укоренившийся заговор против новой практики»[440]. Он был уверен, что статистические данные способны одержать верх над предрассудками.
С приближением конца века некоторые наблюдатели стали приписывать влиянию прививки и другое важное изменение – стремительный рост численности населения Англии и Уэльса. Этот показатель достиг почти 9 млн (даже несмотря на то, что план Хэйгарта по полному искоренению оспы так и не был осуществлен), притом что всего полувеком ранее назад он составлял 6 млн[441]. В январе 1796 г. журнал The Gentleman's Magazine поместил письмо читателя, где высказывалась широко распространенная тогда трактовка этой тенденции: «Рост народонаселения за последние двадцать пять лет заметен всякому наблюдателю. …Прививка как раз и стала таинственным заклинанием, породившим это чудо».
На самом деле картина была гораздо более сложной: на характер смертей и заболеваний в Британии влияли многочисленные и разнообразные экономические и социальные факторы, а нарастающие усилия по совершенствованию медицинского обеспечения и помощи бедным находились в тесной взаимосвязи. Тем не менее прививка явно оказала существенное влияние на заболеваемость оспой и, безусловно, снизила смертность. Она сберегла сотни тысяч жизней и позволила большему количеству детей дожить до того возраста, когда они сами могли обзавестись потомством[442].
Каждый отдельный случай спасения человеческой жизни, предотвращения инвалидности или уродства представлял собой еще один триумф могущества прививки. Но этот метод – главный вклад эпохи Просвещения в медицину – стал наиболее значимым как основа следующего научного достижения, которое по-настоящему изменило мир.
Когда Эдвард Дженнер, родившийся в 1749 г. в городе Беркли (графство Глостершир), был молодым учеником сельского хирурга, он услышал из уст одной крестьянской девушки такое наблюдение: мол, ее не берет человечья оспа, потому как она переболела коровьей – сравнительно невинной болезнью, которая передавалась человеку от волдырей на вымени зараженного скота[443]. Профилактическую силу коровьей оспы знали в Англии уже больше века, а в других частях мира – гораздо дольше, но эту связь признавали не очень широко, и ее пока никто не доказал. В начале 1770-х гг. глостерширский прививатель по имени Джон Фьюстер на заседании местного медицинского общества, куда входил и Дженнер, представил соответствующую теорию (собственно, доктору предложили ее некоторые пациенты), однако не стал развивать свои исследования.
Некоторые экспериментаторы неформальным образом проверяли справедливость этой идеи. Наиболее знаменит среди них дорсетский фермер Бенджамин Джести, который в 1774 г. перед лицом надвигающейся эпидемии человеческой оспы при помощи штопальной иглы поцарапал верхнюю часть рук жене и детям, после чего этой же иглой занес в царапины коровью оспу.
Примерно в то же время это явление становилось все более очевидным пытливому и настойчивому уму Дженнера – по причине, которую он сам позже подчеркнул в своей работе 1798 г., обозначавшей важную веху в развитии науки. Брошюра называлась «Исследование причин и действия коровьей оспы»[444]. Как местного врача, Дженнера время от времени приглашали делать прививку пациентам, проживавшим за городом, и он обнаружил, что эта процедура зачастую не порождает даже обычной в таких случаях мягкой формы болезни, хотя пациенты уверяли, что никогда прежде не болели оспой. Получалось, что нечто уже сделало их неуязвимыми перед оспой (как мы сегодня выразились бы, создало у них иммунитет к ней), но лишь прививочная практика, становившаяся все популярнее благодаря упрощенности саттоновского метода, позволила выявить этот факт, поскольку активно бросала вызов их иммунитету.
«Как я обнаружил, эти пациенты некогда перенесли болезнь, которую они именуют коровьей оспой, – писал Дженнер. – Многие придерживались смутного представления, что она предохраняет от оспы человеческой»[445]. Фермеры лишь недавно увязали одно с другим, понял он: «Вероятно, сие открытие впервые было сделано благодаря повсеместному введению прививки». Он углубился в исследования природы и происхождения коровьей оспы и ее возможных профилактических свойств.
Дженнер собрал и задокументировал многочисленные истории болезни тех, кто оказался невосприимчив к человеческой оспе, так как переболел коровьей (порой за много лет до этого). В 1796 г. (ему было уже 47) он использовал прививочный метод, чтобы проверить свою теорию напрямую. 14 мая он привил Джеймса Фиппса, восьмилетнего сына своего садовника, лимфой, зараженной коровьей оспой. Материал он взял из волдыря на кисти Сары Нелмс, молочницы, которая незадолго до этого заразилась (якобы от коровы по кличке Цветочек)[446]. Через девять дней у мальчика проявились легкие оспенные симптомы (в частности, всего одна оспина – рядом с самим местом прививки). Вскоре он совершенно выздоровел. 1 июля его привили обычным способом, человеческой оспой, но это не породило никакой существенной реакции: получалось, что мальчик уже был невосприимчив к этой болезни. После 27 лет исследований Дженнер получил результат, который вошел в историю. Он написал одному из друзей: «Наконец я достиг того, чего так долго ожидал: передачи коровьего [Дженнер использует слово vaccine] вируса от одного человеческого существа другому обыкновенным прививочным путем. …Затем мальчик был привит человеческой оспой, что не возымело никакого действия, как я и рискнул предположить. Теперь приступаю к продолжению моих экспериментов с удвоенным усердием»[447].
Дженнер сдержал обещание. Когда весной 1798 г. коровья оспа поразила близлежащие молочные фермы, он провел новые испытания, взяв гной непосредственно у зараженной коровы и привив им пятилетнего мальчика. Уже от него он привил еще одного ребенка и далее, по цепочке, еще трех. У каждого наблюдались лишь легкие симптомы. Потом он, следуя обычной практике, привил их человеческой оспой, но они тоже оказались невосприимчивы к болезни. Таким образом Дженнер показал, что защитная сила вакцины, содержащей возбудитель коровьей оспы, сохраняется даже после того, как болезнь передается «из руки в руку» между разными людьми, а значит (если эту цепочку можно будет продолжить), нет необходимости брать прививочный материал напрямую у скота. Более того, процедура оказалась намного безопаснее традиционной прививки, так как у пациентов появлялась лишь одна оспина, а не целые скопища их, зачастую уродующие человека. Но важнее всего было то, что при такой прививке не возникало риска заразить людей, живущих рядом. Это удешевляло процедуру,
