Ночной театр - Викрам Паралкар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все будет хорошо, — только и выдавил он, вцепившись в собственные колени. — Все будет хорошо.
Но попросить ее не реветь у него не повернулся язык. В деревне один за другим гасли огни, хирург ждал, старательно отгоняя от себя тревогу, но это было все равно что отмахиваться от тумана. С чем бы ему ни пришлось сегодня столкнуться, он справится с этим неизбежным безумием. Сделает вид, что пациентов привезли к нему на каталках: на губах пена, голова бессильно свисает набок — жертвы таинственного происшествия. Он выполнит свой долг, а там уж как карта ляжет.
Аптекарь вытерла слезы. Хирург принял это за сигнал действовать и поднялся на ноги.
— Ваш муж, наверное, уже гадает, куда вы запропастились. Его помощь мне тоже понадобится. Я всё ему объясню. Но надо соблюдать осторожность. Если сельчане хоть что-то узнают, они обрушат небо нам на голову.
Пять
Лампы в операционной, замигав, включились. Запах формалина ослабел, но так и не выветрился до конца. Стены на четыре фута от пола были выложены глазурованной плиткой в голубоватых прожилках. Многие плитки потрескались, раскололись. Как ни старалась аптекарь, как ни драила стены, в швы между плитками въелась грязь, а на некогда белой краске над облицовкой зеленели островки плесени.
С оштукатуренного потолка свисала основательная железная петля. На нее должен был крепиться большой зеркальный светильник, который так и не привезли: как и многое другое, он испарился в бюрократическом эфире. Вместо него операционную освещала люминесцентная лампа, закрепленная высоко на стене, и два складных торшера, купленные хирургом на собственные средства. Тусклого их света хватало на заурядные процедуры: зашить неглубокую рану, вытащить осколки стекла, — для серьезной же операции этого явно было недостаточно. Нужно быть сумасшедшим, чтобы отважиться проводить операцию в таких условиях, да еще среди ночи.
Хирург опасался, что за последние годы утратил квалификацию. В хорошо освещенном помещении он еще, пожалуй, взялся бы оперировать. Но в этой комнатушке, где лампы отбрасывали тень и больше скрывали, чем помогали рассмотреть, каждый нерв, кровеносный сосуд или петля кишечника, притаившаяся в темноте, грозили в любой момент попасть под лезвие скальпеля. Здесь оперировать попросту опасно. Аппендицит, холецистит, кишечная непроходимость — таких пациентов он направлял в городские больницы. Чем он им тут поможет? У него ни медсестры, ни банка крови, даже освещения толком нет. И если уж пациенту суждено умереть, пусть умирает от болезни, а не от операции.
Все хирургические инструменты — реликвии его прошлого — хранились в стеклянном шкафчике на стене. Аптекарь регулярно их стерилизовала и заворачивала в плотные зеленые полотенца. Инструменты блестели, как новенькие: пользовались ими редко. Хирург любил разворачивать зеленые свертки, перебирать всю коллекцию, раскладывать инструменты по величине и назначению, осматривать, поворачивая к свету, словно оценивая, можно ли еще ими оперировать, после чего, не в силах долее игнорировать нелепость происходящего, говорил аптекарю:
— Прокипятите инструменты в автоклаве, — и швырял их на поднос.
— Да, сагиб.
Стерилизовали инструменты гораздо чаще, чем использовали, но аптекарь не жаловалась. Послушно заворачивала их в полотенца, помещала в сетчатые железные коробочки, которые клала в барабан автоклава и ждала, пока тот со свистом выпускал пар. Потом, натянув стерильные перчатки, доставала содержимое автоклава и убирала инструменты в стеклянный шкафчик до следующего раза, когда хирургу придет охота их проинспектировать. Из-за таких вот бессмысленных регулярных процедур инструменты были в любой момент готовы к операции. И наконец они понадобились.
Инструментов, впрочем, было немного: лишь самые основные, для рядовых операций, ничего узкоспециального. Должно быть, мертвецы считают его волшебником, наделенным мистическими средствами и сверхчеловеческими способностями. Что ж, значит, их ждет мучительное разочарование.
И мучительная боль? Вот что тревожило его с самого начала. Будут ли они страдать? У него ведь никакой анестезии — ни пропофола, ни тиопентала. Но даже если бы была: как может анестезия подействовать, когда отсутствует кровоток? Ему придется вскрывать их, не погрузив предварительно в милосердный сон. Понимают ли они это?
На все эти сомнения учитель ответил:
— Наши раны не болят. Мы их даже не ощущаем. Таково наше состояние. Мы не будем чувствовать боли до самого утра.
— А утром?
— На рассвете к нам вернется жизнь и кровь, сагиб, — значит, очевидно, и боль. Ничего, потерпим. Мы вытерпим все, что придется.
* * *
Хирург постучал в дом к аптекарю. Девушка стояла рядом с ним и нервно потирала руки, точно пытаясь отчистить с них невидимую грязь.
Дверь открыл ее муж.
— Что-то случилось, сагиб? Вы здесь? В такой час? В чем дело?
— В общем, да, случилось. Можно и так сказать.
— Принеси сагибу стакан воды, — велел он жене, не сводя глаз с хирурга.
— Не надо воды, — отмахнулся тот. — Возможно, моя просьба покажется вам странной. — Его вдруг осенило, что и мертвые начали разговор с этой же фразы.
— Сагиб?
— Идемте со мной.
Лечебница на холме светилась, как маяк. Они молча прошли мимо деревенских домишек и лачуг; у подножия холма хирург наконец заговорил — медленно, аккуратно подбирая слова: некоторые ему пришлось отыскивать в словаре, которым он уже не надеялся воспользоваться. С каждым их шагом окна лечебницы сияли все ярче. Луна не взошла, и казалось, будто холм — окраина мира, а дальше ничего нет. Когда они добрались до вершины, хирург почувствовал, что задыхается, словно проделал длинный путь, и замолчал.
Муж аптекаря уселся на корточки в считаных метрах от входа, обхватил голову руками и принялся тревожно расспрашивать хирурга: что же из этого выйдет? Ведь призраки являются с одной-единственной целью — изводить живых. Вдруг они вселятся в нас? Станут преследовать, сведут с ума? А то и убьют?
Хирург, устав от собственного недоумения, отвечал, как мог, но ответы не убеждали даже его самого. Какое он имеет право требовать преданности от этих двоих? Необходимость просить о помощи казалась ему унизительной, но иначе ему не справиться. Аптекарь присела рядом с мужем; на хирурга она старалась не смотреть.
Он убежит и ее с собой заберет, подумал врач. Бессмысленно рассчитывать на что-то другое. Что ж, они в своем праве: если уж мертвецы способны передвигаться, живые тем паче вольны располагать собой.
На пороге показался силуэт: сын учителя прислонился к дверному косяку.
