Ночной театр - Викрам Паралкар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты тут делаешь? Сагиб велел ждать внутри. — Учитель нервно покосился на мужа аптекаря, на хирурга, повел было сына вглубь коридора, но хирург жестом остановил их.
— Это они, это они, — аптекарь вцепилась в руку мужа.
— Да, это они, — подтвердил хирург. — Мертвецы. И они пришли вернуть свои жизни, а не забрать ваши.
Муж аптекаря отпрянул, потер глаза, вытаращился на мертвецов, снова потер глаза — наверное, пытался отогнать галлюцинацию, как совсем недавно хирург. Тот же, впервые увидев мертвецов за пределами лечебницы, поразился, что они выглядят совсем как живые среди этих скамеек, лампочек и выцветших стен, словно в коридоре совершенно естественно сосуществовали обитатели того и этого света. Сейчас мир мертвых от мира живых отделял лишь дверной проем, и поди разбери, кто на какой стороне.
Аптекарь встала, помогла мужу подняться. Хирург отвернулся, стараясь не слушать, о чем они шепчутся. Вид мертвецов убеждал лучше любых слов.
— Раз вы считаете, что это можно сделать, — наконец побелевшими губами произнес муж аптекаря, — то мы вам верим.
— Если хотите уйти, уходите.
— Вы сделали для нас и для всей деревни больше, чем кто-либо другой, сагиб. Мы перед вами в долгу.
— Если вы решите уйти, я пойму, — повторил хирург, в глубине души надеясь, что они воспользуются случаем и убегут. — Правда пойму.
— Мы не можем бросить вас. Мы сделаем все, что вы скажете. А на остальное воля Божья.
Хирург кивком поблагодарил их: на большее его уже не хватило. На лице его застыло угрюмое, тревожное выражение. Он развернулся и направился к лечебнице.
Учитель встретил его на пороге:
— Быть может, не стоит больше никого вмешивать, сагиб? Чем меньше людей знает о нас, тем безопаснее.
— О вас никто не узнает, кроме этих двоих, — ответил хирург. — Без их помощи мне не справиться: тогда вас ждет вторая смерть.
С этими словами хирург шагнул в коридор. Теперь на нем лежала ответственность и за мертвых, и за живых. Учитель явно хотел сказать что-то еще, но хирург не желал его слушать.
Шесть
— Посторожите здесь, — велел хирург мужу аптекаря. — Если что-то заметите, позовите меня и спрячьте их.
— Да, сагиб.
— Возможно, потом мне понадобится ваша помощь, пока же я должен определить, насколько тяжелы раны и как их оперировать.
— Как скажете.
— Вы не думаете, сагиб, что люди увидят в лечебнице свет и что-то заподозрят? — спросил учитель.
— Порой, когда не спится, я сижу тут ночь напролет, — ответил хирург. — В деревне к этому привыкли. Да, свет может привлечь внимание. Но это неизбежный риск. Ну что, кто первый?
Учитель похлопал сына по плечу.
— Сначала он, сагиб, потом моя жена. А мной займетесь, если останется время.
Женщина отвела глаза, и хирург догадался, что, пока его не было, учитель с женой спорили из-за этого и пришли к такому решению.
Хирург повел мальчика в операционную. Ребенок весь вечер вел себя спокойно, теперь же заволновался, замялся на пороге. Выложенная плиткой комната напугала даже его, хотя он побывал в таких местах, которые хирург и вообразить себе не мог.
— Заходи, сынок, — сказала его мать. — Это быстро. Так быстро, что ты опомниться не успеешь.
Учитель сжал руку сына.
— Не бойся, я с тобой.
Хирург приказал мальчику раздеться и лечь на стол, покрытый одной-единственной тонкой простынкой. Живот вздымался над худеньким тельцем, точно купол: можно было подумать, что и здесь внутри зреет новая жизнь. Разрез на животе казался затейливым гримом; хирурга так и подмывало содрать фальшивую кожу, обнажив настоящую. Он надеялся, что учитель прав и им действительно не будет больно. Хирург надел перчатки и пропальпировал рану, сжимал ее края, щипал кожу — сперва легонько, потом крепче, а в конце концов и вовсе сдавил ее со всей силы. Как и говорил учитель, мальчик ничего не почувствовал.
Хирург поставил торшеры возле стола, чтобы лучше осветить рану, с помощью аптекаря обработал кожу йодом. Затем привычно надел маску и халат, протер рану спиртовым тампоном, простерилизовал, накрыл простыней, — словом, принял те же меры предосторожности, что и с обычными пациентами. Даже если сейчас мертвецы не рискуют ничем заразиться, с рассветом все изменится. А рану простыней он прикрыл, чтобы мальчик не видел собственные кишки: такое лучше не видеть ни живым, ни мертвым.
Хирург занес скальпель над животом ребенка, обдумывая, где сделать первый надрез. Правда ли, что у мертвых нет души, одно лишь тело? Марионетки — в руках бога? Что, если все это лишь изуверское испытание, вынуждающее его заглянуть в сокровенные глубины собственной души и отыскать там неизвестно что? Вдруг бог решил во что бы то ни стало внушить веру своим творениям, пусть даже вот так жестоко? Быть может, если он возопит к звездам: «Я был неправ, я был неправ», — то незваные гости исчезнут без следа и перед ним откроются три мира[5]?
Скальпелем он удлинил рану: зрелище, открывшееся его глазам, вызвало у него одновременно восторг и отвращение. Больше всего тело ребенка походило на труп — еще без вони и пятен, но кровь уже сгустилась в сосудах и не потекла, когда он разрезал кожу. Хирург вспомнил, как работал в городском кабинете судебно-медицинской экспертизы. Хотя те трупы, конечно, не сами ложились к нему на стол.
Учитель сидел на табурете возле стола, что-то ласково шептал сыну, успокаивал, гладил по голове. Глаза мальчика были полуприкрыты, руки вытянуты вдоль тела под простыней. Наконец хирург сказал:
— Объясните, наконец, что происходит и как вы здесь оказались.
Учитель поднял глаза, посмотрел на живот сына, который хирург как раз вскрывал, и тут же отвернулся.
— Может, не стоит, сагиб?
— По-моему, я имею полное право знать, — ответил хирург. — Вы так не думаете?
— Да, конечно. Я не это имел в виду. Просто… есть вещи, которых лучше не знать.
— Это еще почему?
— Загробная жизнь ведома только мертвым. Живым о ней знать не положено.
— Охотно верю, но сегодня происходит многое из того, чему быть не положено. К тому же, если мне предстоит вас лечить, хотелось бы понимать, с чем я имею дело.
Учитель посмотрел на лицо
