Бык из машины - Генри Олди

– Выйди, прошу.

– Да ну тебя, зануду!..

Когда дочь покинула столовую, Питфей достал вайфер, который всегда носил с собой. Пальцы легли на сенсоры. Сигнал ушел на монитор, море сменилось постельной сценой. Мужчина лежал на женщине: двигался, тяжело дышал. Он поднимался и опускался, запрокидывал голову, протягивал руку и сжимал женщине грудь. В движениях сквозил ритм, знакомый любому взрослому человеку – и в то же время не вполне естественный, рождающий странные, трудноопределимые ассоциации. Звуки, издаваемые любовниками, вне сомнений, прошли специфическую обработку. Стоны внезапно, без видимых причин, приобретали характер скрежета и рокота, всхлипы звучали глубже обычного: так стонала бы и всхлипывала земля, насилуемая гигантом. Изображение тоже мало-помалу приобретало характер землетрясения. Смещение пластов, возникновение расколов и трещин, оползни, вспучивание и опадание рыхлых холмов – все это сперва возникало фоном для эротической сцены, похожей скорее на любительскую, чем на профессиональную запись, затем наслаивалось, сливалось воедино, и уже было трудно понять, любовь это или катастрофа, люди или горные террасы, сползающие в море.

Зачем это было сделано? Какого маньяка заинтриговала бы подобная аналогия? Запись длилась и длилась, и оборвалась внезапно. Монитор погас, питание отключилось.

– Все? – из-за двери спросила Эфра. – Я могу вернуться?

Она чувствует, сказал себе Питфей. Раньше я думал, что она подслушивает, но нет, чепуха. Она просто выходит, ждет, шестым чувством определяет, что требования Колебателя Земли удовлетворены, и спрашивает разрешения войти. Знает, что мне неприятно ее присутствие даже за дверью, и тем не менее… Я добился результата, и теперь вынужден платить за это до конца своей жизни.

– Да, конечно.

– Ничего, – сказала Эфра, шагнув за порог. – Это недорогая цена. За Тезея? Нет, совсем недорогая.

Однажды я не подчинился, подумал Питфей. Колебатель Земли потребовал, а я не поставил запись на просмотр. Я был на совещании, я не мог, не имел права… На складе армейских боеприпасов под Коринфом произошла серия взрывов, затем пожар. Подробности в рапорте. Сбой обслуживающей программы, редчайшее стечение обстоятельств. Взрывы спровоцировали обвал в заброшенных шахтах выработанного месторождения хромовых руд. Военный поселок тряхнуло, офицерское общежитие и клуб провалились в трещины. В общежитии были женщины и дети. В клубе шел концерт. Жертвы, жертвы, жертвы. Никто не связал трагедию со мной; никто, кроме меня. Больше я не рисковал.

Вайфер еле слышно булькнул. Еще не открыв сообщение, Питфей уже знал, что оно от Тезея. Будь Питфей суеверным, счел бы, что это знак – требование Колебателя Земли и весточка от внука совпали по времени, выпали как карты, одна за другой в масть. Знак, знамение. К добру, к худу ли? Но нет, Питфей из Трезен был практичнейшим человеком в мире, реалистом, избавленным от нелепой обузы суеверий. Началось, мысленно произнес старик. Да, началось. Что ты там просишь, мальчик? Проси что угодно, я согласен.

5

Тезей

Проснулся он от назойливого жужжания.

Жук-голиаф с механическим упорством насекомого пытался преодолеть случайную преграду. Нет, не жук. На прикроватном столике содрогался в эпилептическом припадке вайфер, поставленный на виброрежим. Гном-зомби восстал в черном гробике; гном скребся, просясь наружу, требуя свежих хозяйских мозгов.

Тезей откинул крышку гроба:

«Адамиди скончался вчера в 23:40. Объявлен траур. Твой дед».

Началось, подумал Тезей. Не зря я четвертый месяц торчу в Кекрополе. Предвиденья деда можно продавать как акции, от покупателей отбоя не будет. Гарантированный доход! Смерть аватара, насильственная смерть. Если дед не ошибается – а дед не ошибается никогда! – нас ждет серия. Убийства аватаров, одного за другим; убийства, до которых никому не было дела, а главное, аватары, до которых никому нет дела… Два года назад. Год назад. Всплеск, тишина. Убойный отдел полиции не поднимают на уши. Отсутствует шумиха в прессе. Нет панических слухов в сети. Ни-че-го! Тишь да гладь, на все плевать…

Время! Время смерти: 23:40. Когда он вчера оставил байкеров? В начале одиннадцатого. Он ушел, а вскоре байкеров, если верить трепачу Влазису, порвала в клочья голая девчонка, спасенная Тезеем от насилия. Кто-то из байкеров был аватаром? Дед почуял его гибель? Полтора часа разницы. Не сходится. Или сходится? Байкер-аватар мог выжить – и отдать концы позже, в больнице.

Так или иначе, проверить надо.

Он вывел на дисплей запрос, подготовленный со вчера. Отредактировал текст: «Скорблю. Где состоятся похороны? Я пока в горы, развеяться. Твой внук.» Когда сообщение ушло, Тезей в ожидании ответа включил ноутбук, приложив большой палец к окошку папиллярного сканера. Извлек список аватар Кекрополя, надежно погребенный в недрах субдиректорий, скопировал данные в поисковую программу – и запустил поиск по новостям.

Дед откликнулся быстро, не прошло и пяти минут:

«О месте похорон родственники не сообщают. Удачного восхождения! Мой руки перед едой, не играй со спичками. Твой дед.»

«В больницах и моргах тело не значится, – расшифровал Тезей. – Доступ к «Аргусу» активирован. Будь осторожен.» Прежде чем войти в систему, он открыл дорожную сумку, достал из бокового отделения прозрачный пакетик с белым кристаллическим порошком, подбросил на ладони. Нет, это для особых случаев. С «тысячеглазым Аргусом» мы друзья, справимся и так.

Заставка системы. Повторное касание папилляр-сканера. Есть доступ. Вход. Карта Кекрополя. Поиск по названию объекта. Ввод: «Козий въезд». Захват локации. Вот и камера – одна-одинешенька. Это удача, это маленькая, нет, колоссальная удача, улыбка фортуны: район глухой, запросто мог попасть в «слепое пятно». Метка камеры горит зелёным, «глаз» работает. Вторая удача: местная шпана или те же байкеры разгрохали бы, недорого взяли.

К удачам Тезей относился с опаской. Удачи предвещали неприятности. Закон равновесия, что ли? Ладно, воспользуемся.

Он выставил время – за пять минут до своего появления – и запустил просмотр. Запись оставляла желать лучшего: мутные контуры дергались, дробились на пиксели, расплывались, вновь собирались воедино. Тени во мраке виртуального Аида, цифровые призраки. Тезей включил коррекцию, поиграл с настройками. Отмотал обратно, на исходную отметку. «Лизимахи» гогочут – звука нет, но по рожам видно – срывают с девчонки одежду, перебрасываются жертвой. В правом верхнем углу…

Тень глухой складской стены. Тень в тени: щуплая фигурка едва различима во мраке. Лица́ не рассмотреть, хоть десять коррекций запускай. Ну его, это лицо. Что мы, крыс не видели?

Влазис не соврал. Он действительно был там.

Когда уносишь ноги от полиции, сойтись с товарищем по бегству легче легкого – если товарищ, конечно, не профессионал. Подсознательная установка: вместе бежим – значит, свой, можно доверять. Глупость, разумеется; опасная глупость. Бросить на бегу: «Давай за мной! Тут проходняк…» Как будто Влазис, родившийся в мусорном баке проходняка, этого не знает! «Оторвались! По стаканчику?» – и вот вы уже если не друзья, то приятели.

Кофейня папаши Патриноса подвернулась кстати. Ну как – подвернулась? Тезей намеренно вывел к ней Влазиса: после марш-броска надо быть дураком, чтобы отказаться промочить горло. Дураком Влазис был, но идея успокоить нервы, особенно за чужой счет, пришлась ему по душе. Тезею – кофе, крысе – глинтвейн с ромом. Ведь с ромом, да? Наживка нехитрая, но Влазис клюнул с радостью: целоваться полез, дрянь, всего обслюнявил. Случился лишь один прокол: в кофейне горел яркий свет, не чета Силеновому подземелью, и Влазис узнал Тезея.

К этому Тезей был готов:

– Да, я. Байк? Тяжелый, зараза. Поднял на кураже. Потом сдёрнул, от греха подальше. Ты вот остался, а я сдёрнул. Давай, не телись, рассказывай!

Уговаривать Влазиса не понадобилось. Крыса пела бы песни кому угодно, хоть фонарному столбу, а тут такой слушатель! Такой благодарный слушатель! Да еще и участник событий, считай, братан по несчастью – или по счастью, потом разберемся. Тезей сдёрнул, а Влазис остался, вот и решайте, кто из нас чемпион…

Четыре стакана глинтвейна. Каждый по двести пятьдесят грамм. Двадцать минут перегара в лицо. С корицей Тезей мирился, гвозди́ку ненавидел молча. Гораздо труднее было вытерпеть икоту Влазиса, брызги слюны и отвратительную привычку через слово хватать собеседника за пуговицу.

Ничего, выдержал.

Вот и я, констатировал Тезей.

В кадр вошел мужчина в плаще и шляпе. На всякий случай Тезей отметил точное время. Ему не впервой было наблюдать за собой на записях с камер, и всякий раз Тезей испытывал живой интерес. Это чувство не имело ничего общего с нарциссизмом. Интерес позволял заново, со стороны, оценить свои действия, отыскать мелкие досадные промахи – и сделать мысленные заметки на будущее.