Крепы - Александр Бородыня

— Будьте так любезны, — обратился я к подошедшему официанту. — Унесите тюльпанчик!

— Цветов не любите, Алан Маркович? Ведь не любите?! — Мой новый знакомый смотрел из-под пушистых белых бровей то ли с иронией, то ли с раздражением. — А напрасно, напрасно вы к ним так, к цветам. Вот и из номера тоже велели цветок убрать, а почему?

Я попробовал быть резким, желая сразу, одним ударом прекратить все это панибратство:

— Вы что, следите за мной?

— Да, в бинокль. — Он пристально посмотрел на меня. — Вы, Алан Маркович, не обижайтесь: у нас провинция, здесь все всё про всех знают, все на виду, ничего не скроешь. Придется привыкнуть.

— Надеюсь, что привыкать не понадобится, — все тем же ледяным тоном ответил я и прибавил помягче: — Через пару дней дела закончу, на самолет — и домой!

— Конечно, конечно, через два дня, — Геннадий Виссарионович покивал. — И домой… Конечно.

Притворившись, что увлечен бифштексом с жареной картошкой, я сделал вид, что не замечаю его иронии.

— Надеюсь, вы легко найдете себе другого партнера? — Уже деловым голосом поинтересовался я. — Наша фирма готова выплатить неустойку. Поверьте, это всем будет выгодно. — Твердо решив сразу взять быка за рога, я выкладывал свои сомнительные аргументы. — В любом случае контракт по поставкам будет разорван. Но лучше уж полюбовно. Вы же понимаете, электроника — штука тонкая, всегда найдется к чему придраться. — Я посмотрел на своего собеседника. — Давайте не будем сами себе создавать сложности.

— Не то чтобы сложности, — сказал он. — Ну, как бы это выразиться помягче…

Мясо было приготовлено восхитительно — парная телятина под соусом. Я работал ножом и вилкой сосредоточенно, как на официальном приеме. Все эти бесконечные загадки раздражали меня, но аппетит все-таки не портили. Геннадий Виссарионович замолчал. Я нацелился располовинить остаток мяса, и тут вдруг нож выскочил у меня из руки, отлетел в сторону и звякнул об пол. Наверное, я выглядел растерянным.

— Вот видите, а вы говорите — домой! — сказал Геннадий Виссарионович и подмигнул. — Хороший у нас ресторан, правда?

«Так просто они меня не отпустят, — с тоской подумал я. — Провинция! Будут бороться до последнего. На самом деле, где они найдут другого покупателя на свою продукцию? Город останется без работы. Город умрет. Так что будут биться, будут доказывать, что „компьютер из русской глубинки — лучший компьютер в мире…“ Ну ладно. Пускай доказывают. А я, как сволочь, буду стоять на своем, потому что я тоже не хочу потерять работу».

— На завод поедем? — потеряв интерес к бифштексу, спросил я.

— А зачем нам на завод? — Геннадий Виссарионович давно уже управился со своей порцией и теперь подчищал тарелку кусочком хлеба. — Вы, Алан Маркович, не совсем понимаете. Мы бы хотели познакомить вас… Продемонстрировать, так сказать, наши достижения в действии. Ведь, честное слово, машины-то наши на порядок превосходят мировые стандарты. Хотя, ясное дело, поверить в это трудно.

— Хотите, чтобы я поверил? — Я наклонился и поднял нож. — Что вы собираетесь мне показать?

— Так… Несколько точек в городе. Посмотрите. Я вас и убеждать не стану. Без комментариев, просто посмотрите наше оборудование в работе.

— Много мест?

— Прилично. Адресов двадцать, так что насчет двух дней… боюсь, не управитесь.

Народу в ресторане было немного. Непонятно, для чего нужно было заказывать столик. У окна, слева от нас, завтракала пара молодых людей. Что-то меня в них заинтересовало, но я не сразу понял, что. Подросток лет шестнадцати — семнадцати, патлатенький, с глупой рожей, и рядом с ним интеллигентного вида девушка в вельветовом костюме. Девушку я уже где-то видел… Конечно, видел. Я видел ее точную копию в музее механической игрушки!..

Предощущая неприятную тряску в автобусе, я почти обрадовался, когда Геннадий Виссарионович распахнул дверцу легковой машины.

— Собственный транспорт, — самодовольно сообщил он. — Вы как желаете кататься, на переднем сиденье или на заднем? Должен предупредить, с переднего хорошо видны часы на башнях, а с заднего — на стенах.

Я сочувственно смотрел на своего спутника, пока он устраивался на водительском месте, и, поймав мой взгляд, он смутился.

Как и накануне, прохожие на улицах отсутствовали, не было и машин. Только изредка навстречу попадался, казалось, один и тот же грузовик с нелепым металлическим кузовом. С третьего раза я все-таки определил, что номера у грузовиков разные.

«Но в гостинице люди были, и в ресторане были, — думал я, разглядывая пустой город. — Мало, но были. Вероятно, это только приезжие, а остальные, как и было сказано, все на рабочих местах».

И тут я вспомнил об Арине Шалвовне. Попросив остановиться, вышел у телефона-автомата и набрал уже утвердившийся в памяти номер. Вслушиваясь в бесконечно длинные гудки, я повернулся внутри кабины и глянул на улицу. Геннадий Виссарионович пристально смотрел на меня сквозь стекло машины.

VIII

— Ну, выбирайте сами, куда поедем: больница, роддом, школа, банк, часовой завод…

— Школа, — оборвал я.

Когда мы входили в гостеприимно распахнутые двери школы, он сказал:

— У нас к вам просьба, Алан Маркович. — Он даже придержал меня за рукав. — Заметьте, не у меня, а у нас, у всего руководства.

— Какая просьба?

— Да не беспокойтесь, просто нам хотелось бы, чтобы вы написали отчет для вашей фирмы — подробный, правдивый отчет обо всем, что увидите. — Он еще раз повторил: — Сухой точный отчет.

— Ну, естественно, а как же!.. Я, собственно, для этого….

— Вы не совсем поняли, — смутился Геннадий Виссарионович.

— Я все понял, — жестко сказал я. — Что хотите делайте, а через два дня я улетаю!

Мы прошли по мелкому красному кафелю гулкого вестибюля, поднялись по лестнице, устланной ковровой дорожкой, и устроились в кабинете завуча. Шли уроки, какое-то время держалось напряженное молчание. Вдруг Геннадий Виссарионович поднялся со своего стула, встал передо мной и негромко, но твердо сказал:

— Нужен сухой, подробный отчет, иначе вам никто не поверит.

Блуждая взглядом по учебным пособиям, я подумал, все ли в порядке у него с головой.

После звонка появилась завуч. Средних лет, плотная блондинка, пожалуй, с излишней строгостью одетая.

— Мы вас ждали, — сказала она деловито и сухо. — Хотите пройти по классам?

— Ну зачем же по классам?! — возразил я. — Хотелось бы осмотреть машину.

— И только?

Геннадий Виссарионович почему-то молчал, завуч поджала губы.

— Конечно, — сказала она. — Но мне кажется, — между словами она делала изрядные паузы, — чтобы хорошо разобраться в машине, нужно сначала увидеть детей. — Она напирала. — Или вы считаете, что нами можно пренебречь?! Здесь, между прочим, школа! Детское учреждение! — Голос ее нарастал. — Кроме того, целесообразно было бы осмотреть сперва классные дисплеи и рабочие места.

— Надо, — буркнул Геннадий Виссарионович, подталкивая меня в спину.

— Ну что вы, что вы, конечно, — спохватился я. — Давайте осмотрим классы, любопытно даже.

С самых первых минут, с самого аэровокзала меня не покидало легкое, лежащее где-то на самой глубине сознания беспокойство. Такое бывает: стоишь на одном месте, разговариваешь с приятелем, и вдруг хочется сорваться и убежать… Делаешь неуверенный шаг, а на то место, где ты стоял, падает кирпич. В школе ощущение это слегка усилилось.

Обычный, длинный коридор шел через весь этаж. По одну его сторону светлые квадратные окна, по другую — белые двустворчатые двери. В воздухе стояло еле различимое живое гудение. Определить его источник было невозможно.

— Что это? — спросил я. — Машина?

Но мне не ответили. Школа была богатой: наглядные пособия, действующие модели, специальное освещение и даже ковры повсюду. В каждом кабинете компьютер выводил на дисплей любую необходимую информацию. В части классов парты были оборудованы персональными рабочими местами.

Без предварительного стука мы тихо вошли в класс. Шел урок рисования. Я сразу понял природу гудения, услышанного той еще в коридоре. Звук воспроизводили сами дети. Как в этом, так и в следующих классах все ученики, не открывая ртов, очень тихо гудели.

Загремели парты: ученики приветствовали завуча вставанием.

— Садитесь, садитесь! — замахала она рукой. — Продолжайте урок!

Встретившись взглядом с молодой учительницей, я с трудом скрыл смущение. Именно ее я видел сегодня утром, бесцеремонно разглядывая в бинокль чужие окна. Теперь на ней было красное пончо и узкие красные брючки, подчеркивающие худобу ног.

— Я провожу урок по программе, — звонким голосом сказала она. — И попросила бы посторонних удалиться! — Она еще раз взглянула на меня и, как мне показалось, подавила смешок.