Крепы - Александр Бородыня

Стоя у раскрытого окна, я наблюдал, как она забралась в автобус. Фыркнула выхлопная труба, и автобус, резко развернувшись, выехал на улицу. Я хотел проследить за ним, но в дверь постучали.

Вошла горничная в коричневом платье, белом фартуке и белой наколке. Вежливо улыбаясь, она простукала казенными туфельками и поставила на подоконник белый цветок в горшочке.

— Вы напрасно держите окно открытым: очень пыльно, — сказала она. — Доброе утро!

Это была другая горничная, вероятно, сменившая вчерашнюю, так что снова пришлось объяснять, что цветок в номере мне не нужен. Взамен цветка я попросил принести телефонную книгу и, как только горничная вышла, снова схватился за бинокль. Наплывающие снизу густые запахи ресторана смешивались с легкой бензиновой гарью и переплетались между собой, образуя некое гармоничное единство. Это было как музыка. От кухонной симфонии рот мой непроизвольно наполнился слюной. Глаза заболели — так сильно уже светило солнце. В его белом мареве картинка города сверкала металлом и стеклом почти нестерпимо, но пыли не было и в помине.

«Почему они так навязчиво предлагают мне этот цветок? — потирая глаза, подумал я. — И почему я так упорно его отвергаю? Ну, почему отвергаю, — это-то как раз понятно, это после Арины. Но почему они навязывают?»

Почему-то я боялся потерять из виду красный микроавтобус, но он никуда не делся. Лихо прокатил полквартала и остановился. Из кабины вышел водитель. Еще раз помассировав глаза, я попробовал рассмотреть его в бинокль (не знаю почему, с какой стати, но меня охватило жгучее любопытство). Шофер взял квас и что-то говорил старухе продавщице. Пол-литровая граненая кружка в его руке немного дрожала. Я слегка повернул бинокль: хотел заглянуть внутрь машины, но стекла микроавтобуса отражали солнце. Тогда я повел бинокль по окнам домов.

Банальные окна городских квартир в час, когда все на работе. Хорошо просматривалось внутреннее убранство этих квартир: стандартная обстановка — пожалуй, даже более стандартная, чем следовало. Одинаковая планировка комнат, одинаковые шкафы, одинаковые диваны, одинаковые полированные столы. Все это немного не вязалось с печным отоплением, старинными стенами, флюгерами и башенками. Нигде, ни в одном окне я не заметил жизни: ни одного человека — ни старика, ни старухи, ни ребенка.

«Должны же быть, в конце концов, хотя бы инвалиды, пенсионеры, — размышлял я. — Ну, допустим, все нормальное население сейчас на работе, хотя и это трудно допустить… Но где же все остальные?»

В поле зрения бинокля была чужая комната, почти такая же, как и все предыдущие. Я задержался на ней, желая проверить еще одну свою мысль, но как ни искал, нигде не обнаружил никаких цветов.

И тут я увидел девушку.

Двинь я руку мгновением раньше, и я бы ее не заметил. Дверь в глубине комнаты распахнулась — наверное, это была дверь из коридора, — и мне навстречу шагнула молоденькая блондинка в шелковом красном халатике. Она так же, как и несколько минут назад трубочист, смотрела прямо на меня. Волосы ее были рассыпаны по узким плечам, воротничок расстегнут. Она не могла меня видеть, но смотрела именно на меня. Губы ее шевельнулись, она показала мне язык — ей было смешно. Конечно, это совпадение, думал я и, совершенно уверенный в своей безопасности, не отнимал бинокль от глаз. Тогда она поднесла кулачки к лицу и согнув пальцы, изобразила, что смотрит в бинокль. И это тоже я принял за совпадение, хотя на лице ее было прямо-таки написано: ну, как хочешь, тебе же хуже!

Под неслышную мне музыку, обнажая смуглые стройные ноги, она кружилась по комнате. Раздувался красный халат. На мгновение она приостановилась и лукаво, как бы снизу вверх, взглянула на меня. При следующем повороте красная шелковая ткань распахнулась. Я и не заметил, когда она успела расстегнуть пуговицы.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул я, стараясь побороть возникшее вдруг смущение. — Да войдите же, черт вас побери!

Горничная, простучав туфельками, положила на стол телефонную книгу. Но когда она вышла, я воспользовался не массивным гостиничным справочником, а своей собственной записной книжкой. Я искал телефон Арины: накануне она просто вынудила меня его записать. В запахе, идущем снизу, из ресторана, обозначалось что-то острое и горячее. Я набрал номер. Долго раздавались длинные гудки, никто не подходил. Я ощутил легкое беспокойство, набрал номер еще раз — результат тот же.

«Куда же она могла деться? Может быть, вернулась двоюродная сестра, или Арина Шалвовна ударилась по магазинам? Что я о ней знаю?..»

Подстегиваемый вкусными запахами, голод усилился и разыгрался уже не на шутку. В желудке слегка покалывало. Завершив свой утренний туалет, я еще раз подошел с биноклем к окну. Прошло довольно много времени, но микроавтобус стоял на том же месте и шофер все так же пил квас.

«Любопытно, которая это кружка?»

Непроизвольно я вел бинокль по уже знакомым окнам, пытался найти девушку в красном халате. Ну куда же она подевалась? Квартиры за окнами были пугающе одинаковыми, даже однотонными: одинаковая или близкая по цвету обивка, одни и те же обои, но нигде никаких цветов.

«Должны же быть хоть какие-то цветы, — размышлял я. — По элементарной статистике. В конце концов, алоэ, кактусы?..»

Мой хронометр показывал ровно десять часов утра. Уже собираясь убрать бинокль, я случайно обнаружил людей. На плоской крыше под навесом собралась небольшая компания. Навес полосатый, оранжево-белый; круглый столик и кресла вокруг него выглядели очень уютными. Там было три человека: двое мужчин и мальчик лет десяти. Мне показалось, что мужчины что-то оживленно обсуждают, а мальчик ест мороженое. К столику подошла женщина, она что-то сказала мальчику, обернулась… Я узнал Марту.

За спиной звякнул телефон. Я с интересом разглядывал свою бывшую жену, моментально позабыв и о трубочисте, и о женщине в красном халатике. На Марте был глухой черный комбинезон и черная косынка, завязанная сзади. Мне стало так интересно, что я даже умудрился разглядеть лакированные старомодные туфли на ее ногах. За спиной звонил телефон. Марта что-то объясняла мальчику. Вероятно, это был мой сын — Олег.

Опустив бинокль на подоконник, я резко отвернулся и снял телефонную трубку. Думать об этом не хотелось.

— Доброе утро, — загудел в ухо динамик. — С вами говорит Геннадий Виссарионович. Извините, вы не застали меня вчера, я был на филиале.

— Ну зачем же извиняться, — воспротивился я. Рука невольно сжала бинокль. — Надеюсь, сегодня мы увидимся? — Опять я смотрел на свою жену и на сына — то на нее, то на него. — Думаю, минут через двадцать — тридцать буду у вас на заводе.

— Ну зачем же, зачем же вы так? На заводе?! — загремел в ухо Геннадий Виссарионович. — Вы же еще не завтракали! Если сразу поедете, то и поесть не успеете.

— Да-да, конечно, — негромко проговорил я.

Олег был чем-то расстроен, а Марта на чем-то настаивала. Ложечка упала в розетку, и немного белого мороженого расплескалось по столу. Я пытался понять эту сцену.

— И кроме того, — сказал Геннадий Виссарионович, — через двадцать минут вы приехать никак не сможете!

— Почему же? — спросил я.

— Потому что не сможете оторваться от окна.

— От какого окна?

— Я предлагаю лучший вариант. Мы встретимся не через двадцать минут, а через пять, и не на заводе, а в ресторане гостиницы. Столик я заказал.

Чтобы отложить бинокль, пришлось сделать над собою усилие. Я снова набрал номер Арины, и снова в цветочной квартире трубку никто не снял. На пятнадцатом гудке я оставил эту затею и быстро спустился в ресторан.

VII

Крупный розовощекий мужчина радостно и долго тряс мою руку в своей пухлой горячей руке.

— Алан Маркович, если не ошибаюсь? Очень, очень рад знакомству!.. — Он был само благодушие. — А я Геннадий Виссарионович, тот самый! Ну, что же мы с вами встали, пойдемте!

Терзавший меня голод мгновенно прошел, как только я оказался за столом. Соблазнительные, дурманящие запахи, поднимавшиеся к моему окну из кухни, здесь, в зале, полностью отсутствовали. Мы ждали официанта. Геннадий Виссарионович оживленно рассказывал анекдоты, я осматривался. Во всем ресторане был единственный цветок в горшочке, белый тюльпан, и стоял он на нашем столе.

— Будьте так любезны, — обратился я к подошедшему официанту. — Унесите тюльпанчик!

— Цветов не любите, Алан Маркович? Ведь не любите?! — Мой новый знакомый смотрел из-под пушистых белых бровей то ли с иронией, то ли с раздражением. — А напрасно, напрасно вы к ним так, к цветам. Вот и из номера тоже велели цветок убрать, а почему?

Я попробовал быть резким, желая сразу, одним ударом прекратить все это панибратство:

— Вы что, следите за мной?