Правовое регулирование международных частных отношений - Владимир Кудашкин

2.1. Международные частные отношения в системе социально-экономических отношений общества

2.1.1. Отождествление объекта и предмета в науке международного частного права

Следует подчеркнуть, что сама постановка вопроса является для науки международного частного права сравнительно новой. Бесполезно искать в юридической литературе XIX и первой половины XX вв. специальные исследования, посвященные определению сущности общественных отношений, возникающих между лицами различных государств. Если в ранних работах по международному частному праву, у М. Капустина[82] и А. Н. Стоянова,[83] мы еще не находим даже упоминания, что речь идет о специфических правовых отношениях, то в более поздних говорится о частно-правовых отношениях[84] в области международного частного права, правоотношениях с международными элементами[85], международных гражданских отношениях[86].

В одной из самых значительных работ блестящей плеяды российских ученых в области международного частного права начала XX в. – в книге М. И. Бруна «Введение в международное частное право» подчеркивалось, что «всякое отношение есть только жизненное отношение… данное отношение есть вместе с тем и правоотношение»[87]. Тем самым отождествлялось общественное отношение и правовое отношение. Автор ввел в оборот понятие правоотношения с иностранным элементом, которое заняло прочное место как в науке, так и самом международном частном праве[88].

Указанное отождествление имело для науки международного частного права советского периода определяющее значение. Основные ее усилия были сосредоточены на изучении предмета международного частного права – гражданско-правовых отношений с иностранным элементом. Попытки исследовать его объект, т. е. непосредственно общественные отношения, лежащие в основе гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, практически не предпринимались.

Именно такой подход мы видим в первых советских работах в области международного частного права: А. Н. Макарова, И. С. Перетерского, А. Г. Гойбарга[89], которые, как и М. И. Брун[90], считали, что его предметом, как науки, является изучение правовых норм, определяющих пространственные пределы действия разноместных гражданских законов[91], коллизий разноместных законов, относящихся к области частного права[92].

В последующем основные усилия также были сосредоточены на изучении предмета международного частного права, хотя отмечалось, что «правовые вопросы отношений между гражданами и организациями, возникающие в международной жизни, относятся к сфере международного частного права»[93]. То есть отмечалось наличие общественных отношений, содержащих в своей структуре иностранный элемент, однако предметом специального исследования указанные отношения, которые в реальной действительности выступают объектом международного частного права, не стали. Отдельные ученые указывали на необходимость исследования именно международных частных отношений в силу того, что иной подход приводит к замене «отношений МЧП собственно нормами, которыми эти отношения должны быть урегулированы»[94]. Однако данный призыв не нашел должной поддержки в науке международного частного права[95].

2.1.2. Подходы к определению объекта и предмета в международном частном праве

Вместе с тем изучение объекта международного частного права представляется более чем актуальным, во-первых, потому, что, как подчеркивает М. Н. Кузнецов, «причиной возникновения МЧП является не наличие источников, а наличие особых общественных отношений, которые постоянно рождает объективное развитие мирохозяйственных связей»[96]; во-вторых, полученное знание позволяет правильно определить в последующем место международного частного права в системе социально-экономических отношений общества в целом и его соотношение с правовыми системами[97] в частности.

В свою очередь, получение теоретического знания по названным вопросам позволит определить природу и место правовых явлений, составляющих предмет настоящего исследования.

Исходной теоретической посылкой для рассмотрения указанного круга вопросов является исследование не предмета международного частного права, к которому, как уже отмечалось, относятся гражданско-правовые отношения с иностранным элементом, а его объекта, т. е. лежащих в основе указанных правоотношений общественных отношений. Такой подход предопределен необходимостью различения правоотношений и лежащих в их основе фактических общественных отношений, процессов и явлений. «В противном случае мы придем к явно неприемлемому идеалистическому выводу, будто право регулирует само себя»[98]. При этом в юридической литературе нет единого мнения о соотношении правоотношения и общественного отношения. Так, Ю. К. Толстой считает, что «о правоотношении можно говорить лишь как о форме лежащего в его основе общественного отношения»[99], а Ю. И. Гревцов относит его к «самостоятельной разновидности общественных отношений»[100]. Не вдаваясь в полемику по данному вопросу, следует отметить, что в целом теоретически важно исходить из того, что любое правовое явление выступает специфической формой отражения социальной действительности, т. е. общественных отношений. В то же время правовое явление не только отражает общественные отношения, но и воздействует на них с целью получения социально-значимого результата, обусловленного потребностями и интересами системы социально-экономических отношений общества и опосредующей ее правовой системы.

Важность изучения общественных отношений, лежащих в основе гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, была осознана в последней четверти прошлого столетия. Так, к этому времени относится высказывание Е. Т. Усенко о том, что советская концепция международного права, используя рациональные положения дуалистической теории, правильно отражающие жизненные реалии, раскрывает вместе с тем взаимосвязи систем международного и внутригосударственного права, причем не только юридические, но и общественные, и в этом – ее принципиальное отличие от различных теорий дуалистов. Она обосновывает возможность и необходимость согласованности обеих систем права[101]. Однако, останавливаясь на общественных взаимосвязях систем, автор исследует только структуру и методы правового регулирования отношений, которые выходят «за государственные пределы и складываются между отдельными лицами, человеческими коллективами и общественными группами»[102], не изучая системные свойства этих отношений. Вместе с тем «материальный и идеальный мир отнюдь не состоит из отдельных, друг от друга изолированных предметов, явлений и процессов, а представляет собой систему органически взаимосвязанных, взаимодействующих и взаимопроникающих объектов, и именно поэтому он требует системного к ним подхода и познания»[103]. Более того, методологически правильно идти не от системы права к определению его природы, социальных принципов и особенностей, а в обратном направлении – от анализа общественных отношений, являющихся предметом правового регулирования, к системе права[104].

Первым исследователем системной природы отношений, не принадлежащих к межгосударственным, и в то же время не имеющих строгой территориальной принадлежности[105], был Р. А. Мюллерсон, который в своей работе «Соотношение международного и национального права»[106] подчеркивает, что «у многих авторов подход к МЧП – это подход не как к реально существующему объекту, относительно обособленному от других объектов реального мира, а как к науке или учебной дисциплине, не имеющей к тому же четкого объекта исследования»[107]. Автор разработал методологию исследования системообразующих факторов правовых систем (международного права и национальных правовых систем), к которым он относит: 1) сферу действия норм (для регулирования каких отношений они созданы, в рамках какой социальной системы они действуют); 2) источник норм (чью волю выражают те или иные нормы). Наиболее существенным достоинством указанного метода является изучение природы правовых систем с учетом свойств общественных отношений, лежащих в их основе, т. е. принадлежности указанных отношений к конкретной социальной системе.

В соответствии с разработанным методологическим подходом автор довольно верно отмечает, что международные отношения невластного характера «носят в определенной мере двойственный характер»[108], т. е., с одной стороны, являются международными, с другой – участниками этих отношений выступают субъекты национальных правовых систем. Вместе с тем именно на основе двойственного характера указанных отношений Р. А. Мюллерсон делает априорный вывод, что они не являются «“собственным” объектом ни национального права какого-либо государства, ни международного публичного права»[109].