Тайна двухэтажного города - Максим Зверев

— Шакен, в казахских сказаниях, по-моему, об этом нет ни слова? — обернулся профессор к своему старому другу, внимательно слушавшему и рассказ Сергея Ивановича, и то, что говорил его ученик.

— Нет, никакой подобной легенды не слыхал, — ответил Шакен.

— Я убежден, друзья, что здесь был центр самостоятельного цветущего государства, — воскликнул ученый. — Были дворцы и сады, были оросительная сеть и водопровод из глиняных труб; город стоял на караванном пути, здесь плавили металл, выделывали котлы и жертвенники… И все кончилось в начале XII века…

— Как кончилось? — спросил Шакен.

— Александр Данилович, прочтите, как это случилось, — торопливо сказал профессор.

— «…разрушили они пограничные крепости, а город Алима отдали на разграбление своим войскам, а потом сравняли дворцы и дома с землей. Жители бежали со своей земли с сожалением. И остались сады опустевшими, заставляя плакать глаза и скорбеть сердца. И стали каналы течь, блуждая во все стороны, без воли и заботы человека. И не осталось от тех прекрасных садов и великолепных высоких дворцов ничего.

…Зодчий Абдул-Раззак скрывался три луны и пять дней от врагов и сохранил для потомков народа своего план города, а также иные письмена… все спрятано в недоступном месте, но тайными средствами сообщено на поверхности, как обнаружить спрятанное…»

— Довольно загадочно, — заключил профессор. — Но нам, археологам, не привыкать к тайнам. Крупнейшие востоковеды: и Бартольд, и Рихтер были убеждены в существовании на месте Верного, то есть Алма-Аты, средневекового города.

— Наконец раскопки Мартынова в Талгаре неужели ни для кого не убедительны? — продолжал Сергей Иванович. — Ведь он пишет, что Талгар был городом-спутником Алимы. Там были сосредоточены кузницы и мастерские. Умельцы изготовляли замечательные светильники, украшения, всякую утварь. Они хранятся в нашем музее, каждый может их видеть. Мартынов опубликовал чудесные фото этих изделий в своих работах. По каким-то причинам завоеватели не успели разрушить этот городок мастеровых. Погиб он внезапно от катастрофического селевого потока одновременно из ущелий Правого и Левого Талгаров. Погиб внезапно. Раскопки показали, что люди даже не успели выбежать из кузниц, мастерских. Но вот, изволите видеть, Вознесенский говорит, что это не доказывает существования древнего города на месте Алма-Аты. Раскопки в городе ничего не дают. Их запретили мне делать. Но никто не обратил внимания, когда рыли котлован для здания Академии наук Казахстана, что на дне было обнаружено какое-то древнее строение. Я узнал об этом через год. На месте Ботанического сада нашли древние сосуды. Но Вознесенский говорит, что их могли оставить проезжающие мимо купцы. Даже глиняные водопроводные трубы, найденные на Весновке, не могут убедить Вознесенского. Одна труба хранится в нашем музее…

Долго еще горел свет в окне станции. Перед тем, как лечь спать, Сергей Иванович вместе с Шакеном вышли на крыльцо. Громадный серебряный диск полной луны освещал горы. Серебряное сверкание ледников и мерцающее сияние снеговых вершин только подчеркивали непроницаемую, неправдоподобную тишину, воцарившуюся в мире.

Шакен сказал:

— Как тихо! Сколько лет здесь, а привыкнуть к тишине никак не могу, такая она здесь полная. А когда завалит снегом!.. Зимой в город и попасть не можем. Только вертолетом. Хорошо, что все дни в работе…

Ливень в горах

Утром, когда снеговые вершины порозовели от первых лучей еще невидимого солнца, шумная компания археологов и метеорологов уже кончала завтракать.

— Да, забыл сказать вчера, — вспомнил Шакен, — у нас в горах работает ученый из Ленинградского зоологического музея Академии наук профессор Штегман. Он живет в палатке, вы пойдете мимо. Ученый изучает жизнь птиц на самой границе с вечными снегами. Галя знает его по Ленинграду. Задержитесь на минутку около его палатки, передайте свежих лепешек и вареного мяса, это приготовила Раушан. Еркен должен был сегодня отнести ему. Самого его вряд ли увидите — он с рассветом уходит к леднику.

— Обязательно, зайдем. Я слышал эту фамилию, — ответил Сергей Иванович и заторопил своих спутников.

— Барометр опять показывает грозу, Обязательно будет гроза. Может быть, подождете на станции? — сказала Раушан.

— Ничего, не сахарные, не размокнем! — крикнул профессор. — Переждем где-нибудь! Не беспокойтесь…

Ущелья были еще заполнены туманом. Они только пробуждались от ночного сна. Но на вершинах гор ледники уже сверкали под лучами еще низкого солнца. Громко пели синие дрозды.

Около тропы крошечные расписные синицы необычной фиолетовой окраски взлетели на вершину арчи. В воздухе с криком носились желтоносые альпийские галки. Красногорлый соловей громко пел в зарослях. Утро было солнечное, без единого облачка на небе.

Профессор и его спутники бодро шагали по тропе и легко преодолели небольшой перевал. Сабира все время шла впереди вместе с Вовой. Она знала здесь каждую тропку, как Вова — улицы родного города. Мальчик был впервые так высоко в горах, и явное превосходство Сабиры задевало его самолюбие. А она то и дело показывала ему то цветок альпийского мака, на который он чуть было не наступил, то высокогорную крупную бабочку.

— А вот из-за этого камня дедушка стрелял в горного козла и попал, хотя он очень быстро скакал вон по тому склону, — весело щебетала Сабира.

— А ты откуда знаешь? — буркнул недоверчиво Вова.

— Я часто с дедушкой на охоту хожу, — с горячностью ответила девочка.

— Ты?..

— Я! А что тут такого? Честное пионерское — у дедушки спроси, если не веришь! Он и сегодня козла убьет, видишь, ружье взял и собаку.

Сергей Иванович услышал эти слова Сабиры и обратился к Еркену:

— И вы тоже уверены, что на обед, будет приготовлен бесбармак из мяса горного козла?

За него ответила Сабира:

— Дедушка еще никогда не приходил с охоты без козла!

— Но ведь все-таки это дикие козлы, а не домашние, — заметил Александр Данилович.

— Вон, смотри! — сказал уверенно Еркен, — там тропа тау-теке. Они ходят сто лет по одним и тем же тропам. Спрячусь за камнями и буду ждать. Пошлю собаку, и она пригонит козлов. Хожу сюда, как в свою отару!

— Эта собака жила раньше у чабанов, — пояснила Сабира, — она привыкла загонять отставших овец. Теперь пригоняет по этой тропе козлов прямо к дедушке. Козлов в горах много. Она быстро найдет и пригонит сюда. Долго ждать дедушка не будет. Вчера у нас кончилось мясо. Дедушка снабжает нас козлятиной без перебоев!

— Как же козла доставить на станцию? Ведь он тяжелый… — спросил Александр Данилович.

— Ничего, вы идите с Сабирой, а я останусь, сниму шкуру, разделю мясо, два раза таскать буду, — ответил старик.

— К вечеру придем, не раньше, так что не торопитесь с вашим бесбармаком, — сказал Сергей Иванович.

— Сабира, не смей к пещере близко подходить! — строго приказал Еркен и, подумав еще, крикнул: — Издалека покажи, поняла?

Долго еще ученый и его спутники шли по тропе вслед за Сабирой. Но вот профессор посмотрел на часы, остановился и объявил:

— Сорок минут, как мы идем. Привал на десять минут!

Пока сердито бросил на землю свой альбом и посмотрел вдаль.

— Ты что это надулся? — спросила Сабира.

— Зря я с вами потащился. Мне хотелось сделать подробный рисунок станции.

— Успеешь еще, когда вернемся… — Сабира замолчала на полуслове, вскочила и, крадучись, направилась в сторону. Все удивленно следили за ней.

Большим прыжком девочка подскочила к груде камней и сунула в расщелину руку по самое плечо.

Послышался птичий писк.

— Смотрите, кого я поймала! — раздался ее радостный крик. Она подбежала, держа обеими руками какую-то птицу. — Я заметила, как он забрался туда. У него там гнездо.

— Первый раз вижу такую птицу! — удивился Александр Данилович.

— Не синяя ли это птица? — спросил Ахмет.

— Нет, высокогорный синий дрозд, — пояснил Сергей Иванович. — Он чудесно поет, как жаворонок в степи. Отпусти его, Сабира!

— Нет, подожди, я сначала его нарисую! — воскликнул Вова.

— Вот это правильно, — одобрил профессор. — Насколько мне известно, еще нет ни одного рисунка живого синего дрозда. Такой рисунок может иметь научную ценность. Постарайся его хорошо сделать, а мы подождем.

Вова достал альбом и сел на камень перед девочкой.

Сабира сделала умное лицо, как перед фотографом, и замерла, вытянув руки с дроздом. Так прошло всего две-три минуты, но она уже нетерпеливо крикнула:

— Ну, скоро ты, Вова?!

— Не шевелись!

— Не приказывай, ишь начальник нашелся. Я и так не шевелюсь.

— Я не приказываю, а говорю.

«Тоже мне — художник», — проговорила про себя девочка, а сама от нетерпения так и приплясывала на месте, как спортсмен на беговой дорожке перед стартом.