Зауряд-врач - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздравляю вас зауряд-врачом! — говорит Карлович.
— Уже?
— А чего тянуть? — пожимает он плечами. — Дело ясное. Пришлось похлопотать, конечно, но в штабе меня знают. Не одного лечил. Рапорт подписали, а я взял на себя смелость получить вам мундир. Примерьте!
Карлович помогает мне снять халат. Стаскиваю гимнастерку и шаровары. Они порядком изношены, как и сапоги. Подметка в одном «каши просит», собирался починить, да руки не дошли. Натягиваю на себя обновки. Все в пору — глаз у Карловича точный. Хирург…
— Погоны Меланья пришила, — сообщает надворный советник. — Или хотите пристегивать?
Кручу головой. Зауряд-военный врач — странная фигура. Приравнен к капитану, но не офицер. И не военный чиновник, как Карлович и Акимович. Это звание дают недоучившимся студентам и гражданским докторам. Квалификация невысокая, оттого их в шутку зовут «зауряд-вряд ли врач». Погоны у них пришиты к мундиру, офицеры и военные чиновники их пристегивают. Ну, так они растут в звании или чине, зауряду это не грозит. Некоторые, впрочем, погоны пристегивают — хотят походить на офицеров. Мне это без нужды.
— Идемте! — говорит Карлович. — Кое-что покажу.
Выходим из флигеля, пересекаем двор и входим в здание лазарета. По широкой лестнице поднимаемся на второй этаж и входим в кабинет начальника. Карлович подводит меня к столу, накрытом простыней. Резким движением сбрасывает ее. Боже! Хирургические инструменты! Скальпели, здесь их называют ланцетами, зажимы, расширители, пилы, ножницы… Новенькие, они блестят в свете лампы. Потрясенно перебираю инструменты. Они удобные, легко ложатся в ладонь. С прежними не сравнить.
— Нравятся? — улыбается Карлович. — Союзники поставили.
Союзники? Французы, что ли? Хреновые из них союзники, но за такое можно простить.
— Едва выдрал, — говорит Карлович. — Всего три комплекта на корпус пришло. Но меня в штабе знают, — подымает палец к потолку. — Не отказали…
Не могу оторваться от инструментов. А это что? Троакар? Непривычной формы, но явно он. Как мне не хватало его сегодня! Теперь заживем!
— Идемте!
Карлович буквально оттаскивает меня от стола. Куда, зачем? Приходится подчиниться. Выходим из кабинета и идем коридором. Карлович тормозит у дверей бывшей библиотеки. Книг там нет, на чердак отнесли, комната стала залом для совещаний. Карлович тянет на себя дверь и приглашает меня пройти вперед. Это с чего? Но спорить глупо, вхожу.
Оппа! Явление первое. Накрытый стол, за ним медики лазарета. Врачи, фельдшеры, Леокадия, сестры милосердия. Их у нас семь, Красный Крест прислал в помощь. Милые и старательные девушки. Все смотрят на меня, чувствую себя неловко.
— Дорогие дамы и господа! Разрешите представить вам нового коллегу, зауряд-военного врача Валериана Витольдовича Довнар-Подляского! — провозглашает Карлович.
Собрание хлопает. Сестрички — с энтузиазмом, врачи и фельдшеры — вежливо. Леокадия улыбается, Акимович смотрит хмуро. Ну, да, я на него накричал…
— Отправляясь в штаб корпуса, я рассчитывал, что в лице Валериана Витольдовича получу молодого доктора, которого придется учить, — продолжает надворный советник. — Но ошибся. В лазарете появился замечательный хирург. Мне рассказали об операции, которую провел сегодня Валериан Витольдович. Скажу честно: не поверил. Но потом осмотрел раненого и убедился. Не один десяток лет держу в руках ланцет, но такого бы не смог. Скажу более: не решился бы. Пациент был безнадежен. Валериан Витольдович не колебался ни секунды, в результате спас жизнь солдату. Поблагодарим его!
Все вновь хлопают. Акимович кривит губы. С ним нужно что-то делать, не хочу заводить врагов.
— А теперь слово виновнику торжества!
М-да. Прокашливаюсь.
— Благодарю вас, дамы и господа. Я не мастак говорить. Первым делом хочу извиниться перед коллежским регистратором Тимофеевым. Я был не прав, накричав на него. Простите, Кузьма Акимович!
Все смотрят на фельдшера. Тот чувствует себя неловко. Пожимает плечами.
— Да я ничего… Понимаю. Нервы…
— Мир? — подхожу и протягиваю ему руку.
Он радостно пожимает ее. Выглядит довольным. Шляхтич извинился перед сыном крестьянина. Акимович тоже дворянин, но личный, стал им благодаря чину. А мой донор — потомственный, да еще древнего рода. Откуда знаю? Карлович запросил данные в полку. Ему же рапорт писать, а там все указать нужно. Я в эти бумаги заглянул. Валериан Витольдович Довнар-Подляский, 23 года. Католического вероисповедания, сирота. Умершие родители оставили ему небольшое имение. Продав его, Довнар-Запольский уехал за границу. Зачем — сведений нет. Это хорошо. Идет на пользу моей легенде…
— Остальным хочу сказать, что счастлив служить вместе с вами.
Щелкаю каблуками и бодаю головой. Все смеются. Восприняли как шутку — врачей не обучают строю. Вот и славно, атмосфера разрядилась.
— Прошу всех к столу! — объявляет Карлович.
Рассаживаемся. Мне отвели место по левую руку от начальника госпиталя. Леокадия устраивается справа от него. Мужчины и женщины садятся вперемешку, видимо, так принято. Кавалеры открывают бутылки с вином и наполняют дамам бокалы. Откуда здесь вино? Точно, Карлович привез. Себе мужчины напускают в рюмки водки. Она налита в графины. Посуда на столе приличная: тарелки, столовые приборы. Наверное, от помещика осталась. Карлович берет рюмку и встает.
— За здоровье ее императорского величества, государыни Марии Алексеевны!
Слышен шум отодвигаемых стульев. Все встают и оборачиваются лицом к портрету на стене. Государыня в парадном платье и орденской ленте через плечо смотрит на нас укоризненно. Дескать, вам только повод!
Выпиваем, садимся. Карлович снимает крышку фарфоровой супницы. Мешает половником.
— Леокадия Григорьевна?
Сестра подставляет глубокую тарелку. Карлович наливает ей и смотрит на меня. Торопливо подставляю тарелку, получаю свою порцию. Карлович наливает себе и берет ложку. Некоторое время сосредоточенно едим. Вкусно! Повар в лазарете хороший. Солянка с ветчиной и копчеными ребрышками тает во рту. Не помню, когда ел такую. Для солянки главное — базовые продукты, их, видно, Карлович привез. Золотой человек!
С солянкой расправляюсь быстро.
— Добавки? — спрашивает Карлович.
— Не откажусь.
Съедаю вторую порцию. И зря. Санитары, ставшие официантами, приносят томленую телятину. Под нее наполняют бокалы. В этот раз тост за нового зауряд-врача. Встаю и вежливо кланяюсь. Мне кладут на тарелку телятину. Отрезаю кусочек ножом и кладу в рот. Сказка! А желудок полон — солянкой набил. Торопыга!
Веселье нарастает, тосты следуют один за другим. Пьем за победу российского оружия, храбрых офицеров и солдат, умелых врачей, старательных сестер… Застолье разрушается. Собрание разбивается на компашки, заводит разговоры. Мы не исключение.
— Надоели эти чиновные лбы! — жалуется Карлович. — Нужное не выпросить, порядка нет. Еще до войны медицинская общественность подавала государыне прошение. Просила передать санитарную службу в армии в руки врачей.
— А кто ей руководит? — удивляюсь я.
— Строевые офицеры! —
