Убийца с крестом - Марсель Монтечино

Куш обмахнул свое багровое лицо сложенным носовым платком.

— Ну и что?

— Она утверждает, что вы, парни, такие же.

— Как аргентинские эскадроны смерти? — переспросил Голд.

Хониуелл хихикнул.

— Да нет, она так прямо и говорит, что вы — лос-анджелесский эскадрон смерти. И что вы казнили бедного гражданина из непривилегированного класса. «Устроили на него засаду» — это ее точные слова. И когда мистер Уэтерс оказался в положении, когда вы могли его легально ликвидировать, вы тут же убили его. Даже не думая о многих невинных людях, чья жизнь оказалась под угрозой. Включая, естественно, и саму миссис Эскадириан.

— Что за чушь! — сказал Хониуелл. — Джек спас ее задницу. Пес непременно убил бы ее.

— Я передаю вам то, что сказала леди. Это все.

— Где она? — спросил Голд. — Я хотел бы с ней потолковать.

— Слишком поздно. Она села в ту же «скорую», куда посадили подозреваемого с отстреленной ногой. Как его, кстати, зовут?

— Джоджо.

— Она была малость в истерике. Впрочем, это вполне понятно, насколько я наслышан. Не каждый день убитые валятся тебе на голову. Они впрыснули ей какое-то лекарство и повезли в больницу, чтобы там хорошенько проверить, все ли с ней в порядке. Перед отъездом она успела сказать, что потребует, чтобы вас лишили вашего значка, лейтенант. А по пути в больницу они с Джоджо, чего доброго, договорятся обвинить вас в убийстве.

Сержант Куш весело фыркнул и показал свои мелкие, острые, похожие на крысиные зубы, которые плохо вязались с его одутловатым лицом.

— Где вы, кстати, пропадали, лейтенант? Я вас уже давно ищу, с тех пор как приехал. — Куш внимательно поглядел на Голда и принюхался. — Вы же знаете, что не имеете права уходить, пока вас не осмотрят люди из отдела проверки.

Голд прислонился спиной к машине и скрестил на груди руки.

— Я ходил пописать, Джо. Не знал, что на это требуется письменное разрешение.

— Не усложняйте положение, лейтенант, все старые служаки вроде вас доставляют мне кучу неприятностей. И больше всех — вы. Вы знаете, что у меня, как и у вас, есть своя работа. Позвольте же мне ее сделать. — Лицо Куша все раскраснелось от жары и раздражения.

— Извините меня, офицеры, — прервал их знакомый голос. Рядом с Кушем стоял светловолосый репортер Джефф Беллами; он был преисполнен сознания собственной важности. — Сержант Куш, можем ли мы провести сейчас интервью. А то уже подключаются другие каналы.

— Да, конечно, Джефф. Сейчас я подойду, — ответил Куш маслянистым голосом. И, обращаясь к Голду, резко добавил: — Лейтенант, я поговорю с вами позднее.

— Ради Бога, — рассмеялся Голд. — Ради Бога.

Куш сверкнул глазами на Голда и торопливо последовал за Беллами, застегивая верхние пуговицы рубашки и поправляя свой узкий галстук.

— Ты только посмотри на этого жирного ублюдка, — сказал Хониуелл, усаживаясь на крыло рядом с Голдом. — Говорят, что он держится так самоуверенно, потому что готов сделать все, что угодно, для шефа Гунца.

Голд снова рассмеялся. Он вытащил еще сигару из кармана. Когда он ее раскуривал, Хониуелл глянул на него искоса:

— Что ты думаешь об этой истории с миссис Эскадириан, Джек? Будто бы она собирается подать жалобу? У нас могут быть неприятности?

Голд медленно попыхивал сигарой.

— Сержант Хониуелл, я служу в полиции уже больше двадцати пяти лет, и если я что-то усвоил твердо, то только одно: не беспокойся о том, что будет завтра, потому что завтра не заставит себя ждать. — Он повернулся к Хониуеллу. — О'кей?

Хониуелл пожал плечами и поднял обе ладони.

— Как скажешь, Джек.

— Давай-ка посмотрим на это шоу?

Джефф Беллами с серьезным видом разглагольствовал перед камерой:

— Мы беседуем с сержантом Джо Кушем, сотрудником специального подразделения лос-анджелесского департамента полиции. Сержант Куш, можете ли вы рассказать нам, что случилось? — Беллами протянул микрофон к багровому лицу Куша.

— Видите ли, была произведена попытка ограбления местного, западноголливудского отделения Золотой государственной банковской и трастовой компании. Попытка была сорвана, на короткое время была взята — и тут же освобождена — заложница, один подозреваемый был убит, второй ранен и отвезен в лос-анджелесскую Мемориальную больницу. После необходимого лечения он и третий подозреваемый — молодой парень — будут задержаны и им будет предъявлено обвинение.

— Есть ли, сержант, какие-нибудь основания у слуха... что этого кровопролития можно было бы избежать?

— Абсолютно никаких, Джек, — сказал Куш, глядя прямо в камеру. — Предварительное расследование показывает, что офицеры полиции действовали быстро и осторожно в крайне опасной ситуации. Я считаю, что их действия в этом случае заслуживают всяческого одобрения.

— Мели, мели языком, сержант, — пробурчал Хониуелл.

— Поговаривают, будто освобожденная заложница намерена подать жалобу на департамент, — сказал Джефф Беллами, — Жалобу о том, как вся операция была проведена?

— Освобожденная заложница, Джек, была в очень возбужденном состоянии, поэтому ее даже пришлось госпитализировать. Я уверен, что когда она достаточно успокоится, то сможет увидеть утренние события в другом свете; не сомневаюсь, что, когда расследование будет закончено и все факты тщательно изучены, всем станет совершенно ясно, что полицейские офицеры действовали мужественно, чрезвычайно мужественно, с полным сознанием своей ответственности.

— Ну и болтун этот Куш, — присвистнул Хониуелл. — Навалил целую кучу дерьма.

— Болван, каких мало, — проворчал Голд.

Два высоких человека в темных костюмах и солнцезащитных очках пересекли улицу и остановились перед Голдом.

— Лейтенант Джек Голд, из лос-анджелесского департамента полиции?

— Да, это я.

Один из них поднял свое удостоверение личности в кожаном футляре.

— Агент Фицхью, а это агент Бремер из Федерального бюро расследований. Мы хотели бы с вами поговорить.

Голд взглянул на удостоверение и краешком рта сказал Хониуеллу:

— Если так пойдет дело дальше, скоро станет невозможно работать. Ты меня понимаешь?

Полдень

Здание была низкое и длинное, в современном кубистском стиле. Фасад был из гладкого, черного, прозрачного плексигласа, перед ним были высажены пестрые, похожие на райских птиц цветы. Сзади помещалась небольшая стоянка для машин ответственных сотрудников, дальше — склад с погрузочной платформой, а еще дальше — большая стоянка для всех остальных служащих.

Ровно в двенадцать часов из дверей склада и из заднего выхода здания высыпали смеющиеся рабочие и собрались небольшими группками на стоянке машин для ответственных работников. Прислонясь к машинам и к стене черного здания, они курили, ели и шутили.

Выйдя из полутьмы склада на яркий свет, Уолкер подслеповато заморгал. Он сел на край погрузочной платформы и свесил ноги. Из мятой, замызганной сумки достал сандвичи с ветчиной и швейцарским сыром, апельсин и серебристый термос. Затем аккуратно свернул коричневую сумку и убрал ее в задний карман джинсов. Налив дымящийся кофе в крышку от термоса, Уолкер проглотил две капсулы и отпил немного кофе. Запихнул в рот большой кусок сандвича и стал его медленно пережевывать, поглядывая на прячущееся в смоговой пелене солнце. Многие рабочие и служащие, сотрудники компании, ели горячую еду в вагончике, который назывался «Чу-чу чико» и стоял всего в нескольких футах от въезда на стоянку. Но Уолкер не любил стоять в очереди, чтобы получить сандвич или пирожок. Не любил он и сталкиваться, хотя бы случайно, с чернокожими и мексиканцами со склада. К тому же, несмотря на название, владельцами вагончика были не мексиканцы, а вьетнамцы, а Уолкер слышал, что вьетнамцы едят собак. Один только вид азиатов сильно раздражал Уолкера, а он заметил, что в последнее время ему все труднее и труднее сдерживаться. И он отнюдь не был уверен, что у него есть желание сдерживаться.

И была еще одна — самая веская — причина для того, чтобы Уолкер носил свой ленч в коричневой сумке: однажды таксист в ночной пирожковой рассказал Уолкеру, что вечером подслушал разговор двух черных служанок, которых их хозяева почему-то решили отослать домой; они со смехом рассказывали о том, как, готовя своим хозяевам сандвичи на ужин, прежде чем накрыть один кусок хлеба другим, они смачно плевали под салат-латук и потом с тайным удовольствием следили, как те, облизывая губы и обсасывая пальцы, жадно поедают то, что им подсовывают служанки. Уолкер безоговорочно поверил всей этой истории, и, так как он был убежден, что все небелые находятся в тайном сговоре, он редко ел вне дома.

Покончив с сандвичем, Уолкер очистил и съел апельсин, вытерев руки о джинсы. Стащил с себя тенниску, обнажив свое мускулистое, татуированное тело, откинулся спиной к стене склада и вытащил из другого заднего кармана скатанную в рулон газету. Он бережно развернул газету и, держась одной рукой за грудь, стал ее читать.