Гормон - Игорь Середенко

— Да, дело не в этом. Просто они маленькие. Детские. У нас нет никого с таким размером обуви, — сказал Алексей.

— А… Ну, наверное какой ни будь мальчишка тайно залез в наши вещи. Ничего не пропало?

— Нет. Надо поймать его, я это замечаю уже третью ночь. Сундуки словно сами открываются.

— Предлагаю сделать засаду. А еще лучше, положить туда что ни будь съестное, например, хлеб. Вот увидишь, он исчезнет.

— Хорошо, я так и сделаю.

На следующий день, Алексей подошел вновь к Тарасову.

— Я поступил так, как вы мне посоветовали: положил в сундук хлеб.

— Ну, и что? Наутро хлеб исчез? — спросил Тарасов.

— Ничего подобного. Хлеб остался не тронутым.

— Странно. Следы детские, значит, ребёнок. Лазает по сундукам, но ничего не берет, значит не вор. Хлеб не ест, значит, не голоден. Непонятно. Достаточно умён, что бы не быть пойманным. Интересно. Что же этому незнакомцу надо? Засаду делал?

— Да. Но, я не всю ночь бодрствовал, уснул, меня сон одолел. А на утро, опять были чьи-то маленькие следы, сундуки открыты, торбы развязаны. Чудеса какие-то.

— Даже так, — удивился Тарасов. — Ты говорил об этом кому ни будь?

— Нет, только вам. Я ждал вашего решения, — сказал Алексей.

— Ты пока никому не говори. В котором часу ты лёг спать?

— В два часа ночи. Не смог ждать. Мне ведь выступать днем.

— Да, да. Это понятно. Ладно, давай сегодня я вместо тебя покараулю, — предложил Тарасов.

Ночью Тарасов спрятался недалеко от повозки, в которой Алексей заметил развязанные мешки и открытые сундуки. Тарасов не смыкая глаз, всматривался в малейшие появляющиеся тени на площади, и прислушивался к слабым шорохам. Он был профессиональным разведчиком. Пока ничего не происходило. Уже догорели последние ветки в костре, погасли фитили в керосиновых лампах, которые освещали часть лагеря. На площади было совсем темно. Лишь луна немного освещала территорию расположения артистов. Зрение майора было тренированным к темноте. Однако он пока нечего нового и неожиданного не обнаружил. Тарасов осветил маленьким фонариком наручные немецкие часы. На часах было без четверти три. Прошло еще пятнадцать минут. Вокруг по-прежнему ничего не происходило. Он уже решил идти спать, как вдруг ему почудилось, что кто-то позади него дышит прямо ему в спину. Ощущение дыхания было едва чувствительно. Словно лёгкий теплый ветерок. Но, это был не ветер. Поток воздуха был теплым. Тарасов быстро оглянулся, но позади себя он никого не увидел. Но всё же он успел едва заметить маленький силуэт, который словно призрак растворился позади него. Тарасов не успел определить, кто это был, или может быть, ему померещилось. У него был большой опыт в разведке, однако ему было как-то не по себе, когда он понял, что его обнаружили в засаде раньше, чем он смог это сделать сам. Тарасов слегка поднялся и почти бесшумно начал пробираться вперед, обходя тележку с другой стороны. Обойдя её, он никого не обнаружил. Наверное, почудилось, — подумал Тарасов. Он тяжело вздохнул и обернулся. Вдруг, он увидел перед собой чей-то маленький силуэт. Майор даже испугался от неожиданности, и полез рефлекторно в кобуру за пистолетом, но остановился, так как незнакомец мог быть ребенком. Тарасов встал в полный рост и зажёг фонарик. Когда он осветил незнакомца, то был поражен увиденным. Перед ним стоял карлик. Лицо карлика было уродливым. Он был роста чуть выше метра. Спина его сильно сгибалась, похоже, что у него был небольшой горб.

— Давай знакомиться, — начал неуверенно Тарасов. — Кто ты? Что тебе здесь ночью нужно?

Карлик молчал, пытливо всматриваясь в глаза Тарасова.

— Ты понимаешь по-немецки? — спросил карлика Тарасов. — А по-итальянски ты понимаешь?

— Я русский, — неожиданно сказал карлик по-русски. — Я говорю по-русски, а для немцев прикидываюсь глухонемым. Вы ведь не немец? — он прищурился.

— С чего это ты взял? — удивился Тарасов. — Однако, по-немецки ты понимаешь, — сказал Тарасов по-немецки, он решил не раскрываться перед незнакомцем.

— Я знаю, что вы меня понимаете, — сказал карлик на русском языке. — Вам не кажется, что лучше нам перенести этот разговор в более безопасное место?

— Я немного понимать, — сказал Тарасов с большим акцентом на русском языке. — И немного говорить. Идём.

Тарасов повел карлика в свою палатку. Там, наедине с незнакомцем, он зажег керосиновую лампу. Призрачные тени поползли по углам, спрятавшись в темноте.

— Теперь, ты рассказывать мне, кто ты? — сказал по-русски Тарасов. Он по-прежнему решил не раскрывать себя, поэтому говорил с сильным акцентом.

— Я русский. И вы можете смело общаться со мной. Не бойтесь, я всё о вас знаю. Вы не те за которых себя выдаёте, — сказал карлик. — Хотя у вас и есть несколько итальянцев. Вы не немец, хотя и носите военную форму. Скорей всего, вы тоже русский.

— Ты шпиён?

— Нет, я не шпион. Я тоже циркач. Я обнаружил в одной из ваших повозок рацию. Я знаю, где она находится. Я видел её.

— Что? — удивился Тарасов, от волнения, он уже не мог скрывать своё произношение.

— Да, да. Вы не ошиблись. И не только рацию. Некоторые из ваших артистов по ночам говорят во сне по-русски. Я слышал это собственными ушами. Но я никому не скажу об этом. И вообще, я тут никого не знаю, так же, как и вы, — спокойно сказал карлик.

Тарасов понял, что дальше не имеет смысла играть перед незнакомцем роль немца, и перешел на чистый русский язык, без акцента.

— Кто же ты? Как тебя зовут? — спросил Тарасов на родном для себя языке.

— Меня зовут Самойлов Николай, но прошу меня называть Фридрих Карл. Это мой военный псевдоним. В прошлом я циркач. Могу делать различные фокусы. Я иллюзионист. Скажите который сейчас час?

Тарасов посмотрел на руку, но не обнаружил на ней часов, они словно исчезли.

— Не можете? — торжествующе произнес карлик. — Вот ваши часы, — он протянул руку, держа в ней наручные часы Тарасова. — Держите, я возвращаю их вам.

Тарасов был удивлен этим. Как этот маленький человек смог снять с разведчика, наручные часы так, что он не почувствовал этого?

— Признаюсь, ты удивил меня, — ответил Тарасов. — Что же ты, Самойлов Николай, хочешь от нас?

— Совсем немногого. Что бы вы взяли меня в труппу. Я немцев ненавижу так же сильно, как и вы. В труппе я мог бы работать фокусником-иллюзионистом.

— Я не сомневаюсь в этом, но ведь ты не знаешь немецкого, ни итальянского языков. Тебя немцы быстро обнаружат при проверках.

— Зато я хорошо могу играть роль глухонемого, — ответил карлик. — У меня к вам просьба, пусть все называют меня по кличке Карл Фридрих.

— Почему именно Карл Фридрих?

— Так звали короля математиков, Карл Фридрих Гаусс, — произнес карлик.

— Ладно, математик, пусть будет по-твоему, все равно ведь от тебя не избавится, да и полезен ты нам будешь. Скажи, ты много фокусов знаешь? — поинтересовался Тарасов.

— Фокусы для меня, всё равно, что воздухом дышать. Сделаю так, что ни один фриц не догадается.

— Ладно, Карл Фридрих, считай, что ты принят на службу, — уверенно сказал Тарасов, слегка улыбаясь.

Секретные лаборатории немецкого концлагеря военнопленных располагались под самим лагерем. В одном из кабинетов этой лаборатории находились двое людей, одетых в белые халаты, и беседовали.

— Здесь вы можете наблюдать за одним из наших экспериментов, — сказал профессор Калнберг офицеру СС и, приглашая его посетить одну из лабораторий. — Этот эксперимент я назвал «демонстрацией неуязвимости».

Они оба подошли к окну, за которым находилось еще одно помещение. В эту комнату привели и выстроили в колону шестерых человек, одетых в форму заключенных. Перед колонной стал лаборант, одетый в белом халате. Лаборант сказал по-русски, обращаясь к заключенным, что бы те стали поближе друг к другу. Заключенные повиновались. Затем, лаборант вытащил из кармана пистолет, и выстрелил из него в грудь первому, стоящему в колоне заключенному. Заключенные начали падать на пол один за другим, все кроме четвертого номера, находящегося в середине колонны.

— Это удивительно, — сказал офицер СС.

— Человек, стоящий в колоне под четвертым номером и есть наш образец. Как видите, пуля прошла сквозь троих, затем поразила образец, и, выйдя сквозь него, сразила ещё двоих. Однако выжил лишь образец. Те, что погибли — это обычные люди, которым не было привито гормональное вещество.

Офицер пристально смотрел, не отрывая взгляда на человека выжившего после выстрела. Человек улыбался звериным оскалом. В его глазах было видно помешательство рассудка. Но он все же исправно подчинялся командам лаборанта.

— Однако, что это за оружие, которое может поразить сразу шестерых? — спросил офицер.

— Это тоже разработка наших ученых, механиков и физиков, — сказал профессор. — Ну, что? Можем идти дальше?