Малиновый пиджакъ. или Культурная контрреволюцiя - Роман Днепровский

Дядька с бакенбардами «a-la Император Александр II» взвалил на спину горбовик и двинулся к выходу. Через минуту поезд тронулся, и мы увидели, как наш удивительный попутчик спускается по насыпи в сторону дачного посёлка Ханчин.

Этюд о Настоящем Горском Князе

Из цикла «Живой уголок (без Дурова)»

Зураб был Князем. Настоящим, грузинским Князем. Всё, как полагается: породистый нос, пышные усы, и даже кинжал! Ну, и сакля. Сакля находилась на настоящем горном склоне в центре Иркутска, на южном плече Иерусалимской горы в аккурат на том месте, где сегодня возвели к 350-летию города новодельный «историко-архитектурный комплекс» со странным названием «Иркутская Слобода». Ну, а раньше, как я уже сказал, там сакля батоно Зураба стояла. И другие полусгнившие сакли. И называлось всё это не иначе, как 130-й квартал.

На самом деле князь Зураб был обыкновенным цеховиком. Переселившись в Иркутск ещё в начале семидесятых годов прошлого века, он огляделся по сторонам, быстренько купил у местного спившегося джигита саклю в сто тридцатом квартале, да и развернул производство. Первое время обувь ремонтировал, а потом перешёл на выпуск модных тогда сумок из мешковины. Знаете, что такое «сумка из мешковины»? А всё очень просто: берётся мешковина, шьётся из неё сумка, такая большая хозяйственная, а по бокам на нее набиваются трафареты с символикой группы АВВА или Boney M, неважно.

К моменту нашего знакомства Зураб уже освоил целую кучу смежных профессий и развернулся вовсю. Он разработал оригинальную схему извлечения сверхприбылей сначала из водопроводной воды, а затем и из атмосферных воздухов. Нет-нет, никакого подпольно-фальшивого «Боржоми», всё было гораздо безобиднее, и даже проникнуто высокой и чистой идеей заботы о здоровье населения!

Неподалёку от сакли князя Зураба располагался иркутский морг, а при нем, естественно, имелась и своя медицинская карета. Зураб познакомился с водителями, объяснил им свою мысль, и пошло-поехало! Строго раз в неделю, по выходным, когда основная часть населения сидела по домам, Зураб вместе с водителем морговской труповозки надевали поверх одежды белые халаты, и выезжали по микрорайонам новостроек. Там они вдвоём обходили за подъездом подъезд, и объясняли жильцам цель своего визита примерно так:

– Здравствуйте, мы из Санэпидемстанции, производим контрольный забор водопроводной воды на предмет наличия холерной палочки. Пожалуйста, наберите у себя воду из крана на кухне, в ванной комнате, из сливного бачка в уборной и принесите бутылочки к нам в машину, она внизу стоит. В каждую бутылку воткните бумажку с адресом, и пометьте, из какого крана взята вода. Мы ждём внизу… Спасибо.

Люди, услышав о холерной палочке, срочно бежали к водопроводным кранам, набирали воду, подписывали и спешили вниз к машине. Из каждой квартиры приносили по три бутылки образцов воды. Цена одной пустой бутылки в пункте приёма стеклотары составляла в те годы 20 копеек. В стандартной «хрущёвке» насчитывалось от сорока до восьмидесяти квартир, а Зураб с водителем умудрялись за день обойти от трёх до пяти домов. Умножаем и получаем конечную сумму, которую на следующий день Зураб получал на руки в приёмном пункте стеклопосуды. По десять процентов из неё полагалось водителю и приёмщице, и все были довольны.

Скоро Зураб усовершенствовал схему:

– Панимаешь, – рассказывал он мне, – в каждый квартыра всэго два кран с водой да унытаз! А комнат многа! И воду вылывать из бутылкав – лышный возня! Я падумал, и мы сталы гаварыть людям, что бэрём проба на чистый воздух: «Паставтэ пустой бутылочка в каждый комната, и на кухня, и в карыдорэ, и в туалэтэ, и в ванный комната, и в прыхожая. Падаждытэ мынут дэсят, плотна закройтэ бутилочка, падпышытэ их, и выносытэ к наш машына, ждём!» – Зураб смеялся, – ну, и пасчытай, сколка дэнэг получаетса!

Граждане послушно несли пустые бутылки в машину, а дальше всё повторялось по обкатанной схеме, с той лишь разницей, что не нужно было тратить время и выливать воду, а выручка была в три-четыре раза солиднее.

Иной раз, правда, люди приносили некондиционные бутылки, например, из-под шампанского. Такие бутылки не принимали, но Зураб и здесь нашёл выход. Он купил в какой-то клинике пару списанных бормашин, посадил за них гравёров, и те, отрезав электроспиралью нижние части бутылок, гравировали их «под хрусталь». В результате, получались достаточно стильные для того времени «хрустальные» вазы и «хрустальные» пепельницы, которые Зураб реализовывал через наш кооператив в качестве «кустарных изделий инвалидов», что позволяло нам не платить налоги с реализации этого товара.

Вот здесь-то Зураб и вспомнил о том, что Зарнадзе – древний княжеский род, и он, Зураб Зарнадзе, имеет полное право титуловать себя князем. А раз так, значит, и его сакля должна соответствовать высокому статусу хозяина: и положение обязывает, и средства на реконструкцию имеются.

Реконструкция прошла быстро и недорого. Нанятые за небольшую плату, а то и за поллитровку, окрестные джигиты коренной национальности снесли в сакле Зураба перегородки, возвели тёплый прируб из бруса, а в большой комнате на месте русской печки был возведён совершенно какой-то готический камин, портал которого напоминал мне главный вход в старый иркутский костёл. Водрузив на стены своего «рыцарского зала» ковры и развесив на них кавказские клинки, Зураб вдруг резко «подсел» на тему антиквариата, и в короткий срок, не без моей помощи, обзавёлся и старинной мебелью, и каминными часами, и подсвечниками, и даже работающим патефоном и креслом-качалкой. Последним «штрихом интерьера» стала покупка щенка дога, которого Зураб нарёк в честь персидского царя Дарием.

Полгода спустя, заходя к Зурабу, я сначала попадал в объятья Дария. Совершенно чёрный, огромный пёс, который рос, буквально, не по дням, а по часам, вставал на задние лапы, а передние клал мне на плечи и норовил лизнуть в лицо. После этой обязательной церемонии батоно Зураб тащил меня в свою «гаастыную», она же – «рицарский зал», и начиналось весёлое русско-грузинское застолье. Забыл сказать, что жена Зураба Галина, была русской, и прекрасно готовила.

Так продолжалось несколько лет. К тому времени мы уже двадцать раз успели перерегистрировать свой кооператив сначала в ТОО, потом в ИП, а потом и вовсе свернуть бизнес. С Зурабом у меня не осталось, собственно, никаких коммерческих дел, и встречались мы, исключительно, как старые добрые друзья-приятели, увлечённые коллекционированием винтажных раритетов.

Возмужал и дог Дарий. Из огромного дружелюбного телёнка, радовавшегося каждому гостю, он превратился в серьёзного пса, проводившего всё своё время в блаженном ничегонеделании возле камина. Мне он, по-прежнему, радовался, но достаточно сдержано. Он лениво начинал стучать своим хвостом-палкой об пол при моём появлении, да во время нашей беседы мог подойти и положить свою тяжёлую голову мне на колени: почеши, мол, за ушком.

Зураб предупреждал:

– Ти буд астарожэн с Дарием, он стал савсэм свырэпый: кошьков на улыцэ ловыт и убывает! Грозный джигит! Я уже всэм сасэдям за их кошков дэнги заплатыл, а он и на ных, на сасэдэв, стал кыдацца! Савсэм звэр стал!

Поэтому, можете представить моё… нет, не удивление, шок! – когда я, в очередной раз заглянув в гости к Зурабу, увидел грозного Дария в компании маленького котёнка! Два зверя, огромный чёрный дог и крошечный котейка серо-зелёной сибирской породы, мирно дремали на коврике перед готическим камином, на котором, к слову, подсвечники теперь громоздились уже шеренгами.

Моё недоумение заметила хозяйка и сразу же предостерегла:

– Только котёнка не вздумай брать! Дарий к нему никого не подпускает, на нас с Зурабом рычит, а на ребятишек даже скалится!

Выяснилось следующее: дети Зураба и Галины, погодки трёх, четырёх и пяти лет, подобрали где-то на улице котёнка и, естественно, принесли его домой. Когда родители увидели это тощее, мяучащее создание, они пришли в ужас. Они слишком хорошо знали, как поступает с кошачьим племенем то огромное чёрное чудовище, что в данный момент дрыхнет у камина, и совсем не желали, чтобы стены их сакли оглашались одновременно плотоядным рыком дога, предсмертными воплями котёнка и истерическим плачем троих напуганных детей. Естественно, тут же начался жаркий спор между родителями и детьми на предмет невозможности оставить лохматого заморыша в доме. Этот-то эмоциональный конфликт поколений и разбудил дога Дария, который встал, подошёл к отчаянно спорившим хозяевам, в наступившей гробовой тишине своим огромным носом стал обнюхивать пищащий лохматый комочек, который держала на руках средняя девочка, а обнюхав, принялся осторожно лизать мордочку котёнка своим огромным шершавым языком! После чего развернулся и отправился к своему лежбищу. Не проявил интереса к добыче.