Привычка ненавидеть - Катя Саммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День, разделивший мою жизнь на до и после, день, когда мне пришлось сделать взрослый выбор, был совершенно обычным днем. Я возвращалась со спортивной площадки, где часто катаюсь по вечерам на роликах. Небо затянуло, раньше стемнело, стал срываться дождь, и я ускорилась, но не смогла пройти мимо Жеки, с которым мы и поспешили к месту происшествия.
Я никогда не забуду ту картину: тело Наташи целиком из ломаных линий, черные, как ночь, пятна крови на асфальте, машина, ревущая сигнализацией, и обнимающий в приступе истерики бутылку отец. На коленях. Помню, что первой мыслью, как ни странно, был совсем не страх. Я подумала о том, что папа мне соврал. Снова. Два дня назад он пообещал бросить пить и на моих глазах слил все спиртное в унитаз. Даже из самых укромных тайников, о которых я все знала. И вот спустя сорок восемь часов он нарушил свое слово. Очнулась я, когда дядя Саша кричал про тюремный срок, а затем спросил, есть ли у меня права. Но их у меня не было.
— Уводи его! И сделай все что угодно, чтобы он мог связать два слова к приезду полиции!
— Но…
— Все. Что. Угодно!
— А скорая?
— Я сделаю все! Уведи его, пока никто вас не увидел!
В следующую секунду дядя Саша уже полез в открытый автомобиль осматривать салон, а я, подгоняемая паническим страхом, сумела дотащить отца до дома, не снимая роликов.
Наверное, я уже тогда понимала правду, но мозг с таким рвением зацепился за версию дяди Саши о том, что машина скатилась сама. Я так хотела в это поверить, что солгать оказалось очень легко. Ложь, которая потребовалась от меня, состояла из четырех букв: короткое «дома» на вопрос, где находились мы с отцом, когда его автомобиль сам скатился по склону и сбил пешехода.
Для папы все закончилось быстро и безболезненно — не без помощи дяди Саши суд приговорил его к условному сроку на год и шесть месяцев по ряду смягчающих обстоятельств. Хотя до этого случая я и подумать не могла, что водитель, не сидя за рулем, может нести такую серьезную ответственность за свой автомобиль. Ту же, какую бы нес, сделай он все собственными руками.
С привычным для папы затворничеством его жизнь практически не изменилась за исключением обязательных отметок в каждый первый вторник месяца в уголовно-исполнительной инспекции. Его жизнь не изменилась. В отличие от моей.
Я никогда не забуду горящий взгляд Бессонова, кинувшегося на меня посреди университетского коридора. На глазах у всех. Я слишком точно помню его ладонь на моей шее, которая перекрыла кислород. И синяки, что сходили еще неделю — мне пришлось носить водолазки, чтобы не привлекать к себе еще больше внимания.
Внимание, о котором я, как и любая второкурсница, так сильно мечтала, стало ненавистным. Я старалась превратиться в тень, чтобы слиться с серыми стенами. Я так горячо желала, чтобы меня попросту никто не замечал. Но Бессонов запустил необратимый процесс, и теперь каждый после вожака стаи и самого популярного парня универа посчитал нужным ткнуть меня носом в дерьмо.
— Я знаю, что это сделал он, — белым шумом шелестел в ушах его злющий голос. — Я знаю, что ты соврала. — Вкупе с болью это звучало как обещание бесконечной ненависти, которое он держал. И несмотря на все это, я ни о чем не жалею. Это был мой выбор. Ради папы я соврала бы снова.
Резко отскочив от летящих в меня брызг, которые, обогнав, оставляет за собой черный автомобиль, я успеваю перебрать в голове пару десятков неласковых слов и от обиды показываю ему вслед средний палец. И тут же прячу его, когда понимаю, что у машины загораются стоп-огни. Даже пячусь вместе с видавшим виды мерином, который сдает назад, потому что знаю его хозяина. У какого еще придурка в городе на заднем стекле будет наклеен страшный зубастый волк?
— Далеко, смотрю, не уплыла, — раздается из опущенного окна автомобиля, откуда выглядывает самодовольная (и совершенно, блин, сухая) морда Бессонова.
— Отвянь, — отмираю я и, наплевав на лужи по щиколотку, иду дальше, но меня снова подрезают.
— Сядь, есть разговор.
— Мне не о чем с тобой говорить.
Бросив это, я оглядываюсь по сторонам, чтобы понять, как перепрыгнуть болото, окружившее меня, но не тут-то было. Очень внезапно раздается автомобильный гудок, который сильно бьет по барабанным перепонкам, и я подпрыгиваю на месте.
— Ты в своем уме? — яростно шиплю я на Бессонова.
— С утра был. Садись.
Он тянется к двери и толкает ее, а мне становиться лишь страшнее сделать один-единственный шаг.
— Я мокрая.
— Я очень рад, что нравлюсь тебе, но…
Идиот.
Я уже собираюсь отступить назад, только бы избавить себя от неприятной компании, когда у меня от затылка и вниз до самых пяток разбегаются мурашки.
— Мика! — Во всем виноват его голос, которым Бессонов произносит мое имя.
Он вообще звал меня когда-то по имени?
Я вроде бы и взвешиваю в голове варианты, как избавиться от него, на деле же… разве у меня есть другой выход? Вокруг стремительно темнеет, дождь усиливается с каждой минутой, а промокшие ноги грозят насморком и температурой. В машине Бессонова хотя бы тепло и сухо.
С этой мыслью я падаю на переднее сиденье, и в нос бьет резкий запах кожи и приторного ароматизатора из пузырька, свисающего с зеркала заднего вида. А я напрягаюсь и дышу через раз, потому что обивка салона напоминает те самые жуткие офисные диваны, на которых не шелохнешься без непристойных звуков.
Каждая клеточка в моем теле кричит мне бежать оттуда. Но я остаюсь.
Машина трогается с места, а Бессонов по-прежнему молчит. Тишину между нами нарушают лишь гневный стук капель дождя по лобовому и сильно приглушенная песня группы «Bring Me The Horizon», которую я часто слышала из-за стены. Но я не возражаю, пусть Ян и дальше пялится на дорогу — она скользкая, лишним не будет. Я слишком напряжена для диалогов.
И имею право!
Сколько раз мы с вожаком стаи находились так
