Привычка ненавидеть - Катя Саммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, у нас небольшой город, и новости разлетаются быстро. Да, многим тупо заняться нечем, кроме сплетен, вот и плодят дерьмо без остановки. Но это, блин, моя мать и моя ненависть. И меня жутко бесят даже мои друзья, которые считают, что имеют право ненавидеть Ланскую.
Не имеют.
Как и этот урод, который откровенно домогается ее. Хотя тут ненавистью и не пахнет — тупая похоть.
Злость заполняет легкие, и я выдыхаю ее паром на лобовое. Мне башню рвет в два счета от такой херни. Я до сих пор не могу забыть, как еле успел отбить маму, которая ждала меня после работы в парке, когда к ней те ублюдки прикопались. За малым не проехался по ним. Пару раз. Но ногу одному все-таки отдавил.
— Отвали от нее, — еще на полпути я повышаю голос, потому что ладони мудака лежат на огромной заднице Ланской в мешковатых джинсах, а от дерзости, с которой она плевалась в меня, не осталось и следа.
Тип лениво оборачивается и смотрит на меня, как на мусор, но весла свои убирает.
— А тебе какое дело? Иди куда шел, чувак, — намекает мне валить на хрен.
— Села в машину! — не глядя на него, рявкаю нарывающейся на неприятности дуре, и та куда-то мигом ретируется. Хорошо, повторять дважды не приходится, потому что она явно путает берега. Не понимает, с кем можно шутить, а с кем нет, и если я по-серьезному не трону, то другие… хотя мне порой кажется, она своей тупостью и меня до греха доведет.
— Слушай, чувак, — вмазать бы ему за его это «чувак», — я знаю тебя. — Он шагает ко мне, понижает голос, будто собирается по-дружески шепнуть какой-то секрет. — И знаю, что натворил ее папаша. Я могу поиграть, — он выделять это слово особенно липко и противно, и я почти чувствую запах гнили от него, — с ней, но, если ты хотел бы сам… — Он подмигивает. Сука, он мне подмигивает! — Я постою на стреме.
— Правильно я понимаю, — сжимая кулаки в карманах, я пытаюсь хотя бы внешне остаться спокойным, — что ты предлагаешь мне поиметь девчонку?
В ожидании ответа напрягается каждый мускул в теле. Нервы звенят, виски пульсируют, кожа зудит. Я способен на многое в этой жизни, но есть разумные — и не очень — пределы. А это за гранью. Далеко, очень далеко за чертовыми границами.
— Да ну, — он тихо ржет, поворачивает бейсболку козырьком вперед, потому что срывается дождь, — вариантов много, чтобы она не смогла ничего доказать.
Прямой ему в челюсть летит вместе с последним слогом. Один удар, второй, третий, и кровь — не знаю, моя или чужая — смешивается с усиливающимся дождем. Ее железный запах проникает мне в ноздри и разносится с адреналином по венам, заводя и одновременно с тем успокаивая меня. С недавних пор я нахожу покой в хаосе.
После пятой встречи с моим кулаком чувак перестает сопротивляться и заваливается на промокший асфальт. Только меня это не останавливает. Вспышка. Уроды, толкающие мою мать. Вспышка. Отец, который вместо встреч присылал маме деньги на мой шмот. Вспышка. Пацаны, что каждым тупорылым словом или действием делают только хуже. Вспышка. Софа, от нытья и тупых проблем которой уже тошнит. Вспышка. И перед глазами опять намертво стоит сцена из той самой темной ночи, когда я теряю единственного человека, которого люблю.
Яблоки, зеленые яблоки по всей дороге.
Она была похожа на мертвую. Там, на земле, в луже крови, она была похожа на мертвую как никогда. Мне снится это каждый день: она умирает, лежа в палате, а никто этого даже не замечает. Потому что она уже…
Мысль прерывается, я внезапно падаю в сторону, больно приложившись спиной об асфальт, и затем перекатываюсь на другой бок. Вспышка. И я оказываюсь на больничной парковке — лежу в луже, а надо мной стоит нечто с огромными глазами по пять копеек. Как у совенка.
Когда я понимаю, что это Ланская смотрит на меня сверху вниз, уперев руки в бока и хмуря брови, мне становится смешно. Я впечатываюсь затылком в бетон и хохочу изо всех сил.
— Откуда ты вообще взялась? Больная, что ли? Зачем ты полезла, а?
В мыслях я трясу ее за плечи, чтобы выбить душу вместе с трухой, которой у той забита башка, но…
— Когда бык разъярен и теряет контроль, на арену выпускают специально обученных коров, которые уводят неадекватного быка в стойло.
Чего? Я даже не моргаю, пытаясь понять, что она несет.
— Что, блять?
— Это коррида, — она пожимает плечами так просто, будто ничего необычного и не сказала, — правила корриды.
Я пытаюсь найти на ее лице хотя бы какие-то намеки на сарказм или юмор, но тщетно. Она точно поехавшая на всю голову.
— Ты пиздец странная.
Но ей, кажется, плевать, что я думаю о ней. По крайней мере, вместо того чтобы слушать меня, она толкает ногой валяющееся рядом тело и шумно выдыхает, когда оно подает признаки жизни.
Я поднимаюсь и бесполезно отряхиваю джинсы от грязи — они все равно промокли. На мудака даже не смотрю, он заслужил каждый удар, и плевал я, если вдруг обратится в ментовку. Хотя не обратится. После того, что предлагал, — нет.
— Эй, больная, — я не знаю, зачем зову ее. Просто она поднимает на меня взгляд, и я вновь подвисаю на одну лишнюю секунду. Глаза у нее бешеные. Раньше не замечал, наверное.
— У вас все в порядке? — раздается где-то за спиной.
— Ян, ты, что ли? — я узнаю голоса знакомых парней из универа.
И пока отвлекаюсь на миг, Ланская накидывает капюшон на голову и, как черный плащ, исчезает в сумерках.
Глава 4
Мика
Liili — Hot
AMELI — Сильная
Капли остервенело бьют мне в лицо. Капюшон уже не спасает, я промокла насквозь, но продолжаю идти. Хочу убраться подальше от Бессонова и его дружков. Хочу сбежать от проклятого чувства дежавю, которое преследует меня в такую погоду.
Тогда тоже лил дождь…
— От пяти до двенадцати! — слышу я
