Повесть о ясном Стахоре - Микола Садкович

А пока в Угличе, по приказу царева правителя, наибольшего боярина Годунова, шло следствие. Казнили виноватых и правых. Казнили за то, что не уберегли царевича, за то, что не помогали ловить злодеев, и за то, что... ловили злодеев по указке царицы и ее братьев.

Пытали свидетелей. Отрезали им языки, рвали ноздри и уши и не выдержавших пытки свозили в ямы, на берег Волги.

Мать-царицу силой постригли в монахини, заточили в глухом монастыре на Выксе, близ Череповца. Отправили в отдаленную ссылку все семейство Нагих и многих угличских обывателей.

Потянулись на север, в Тобольск и Пелым, вереницы меченных боярским клеймом. Шли голодные, измученные, хлестал их дождь, бил степной ветер, подгоняли верховые боярские стражники. Шли вслед за телегой, на которой везли первого ссыльного с отрезанным ухом и вырванным языком. Он был выслан на вечное немое поселение в Тобольск за то, что первый возвестил о горе России, о том, что надо бы утаить... На телеге лежал колокол Спасской церкви. Ухо его было отрезано, и на то место приклепана цепь, а на цепи пономарь. Капли буйного дождя падали на гладкую медь безъязыкого колокола, он тихо звенел под их ударами, покачиваясь на ухабах и дергая цепь. Пономарь плелся вслед, поддерживая руками железный, сдирающий кожу ошейник, подставив дождю голый, вытянутый огурцом череп, молился и плакал. Молился своему богу, чтобы дал силы дойти до Тобольска и умилостивил бы тамошнего протопопа, коему велено "держать пономаря у колокола, яко пса на чепи, ести давать не жирно, только бы не помер". Падали с неба тяжелые дождевые капли, и колокол отзванивал последний путь Огурца, не захотевшего открыть людям правду об убийстве на царском крыльце, рассказать о том, что было ведомо ему и еще немногим, которых теперь уже не было.

В другой край России уходили от Углича еще два свидетеля. Стахор и Савва Митковичи.

КАК СТАХОР НА РОДНУЮ ЗЕМЛЮ СТУПИЛ

Долог путь, и есть время многое вспомнить...

...Шел сюда Савва, надежда была: братья кругом. Люди веры одной, одного языка. Царь справедливый, всех русских отец и защитник.

А пришел, вместо панов, - бояр, жестоких да хитрых, понасмотрелся. Еще пока жил царь Иван, бояре шуметь побаивались, сами не раз на дыбе стонали. Умер Иван, почали бородатые на черном люде свою месть править. Посполитые на Руси мало чем меньше за королевских терпели.

Были они и впрямь как братья. Куском хлеба с Саввой делились, сына его чужие женщины принимали к себе, как своего кровного. Близким был и обычай, и горе людское, и тайный шепот о воле.

С низовья в Углич приносил волжский ветер разные слухи. Манил на широкие речные просторы, на казацкие струги. Да, томилась душа по родному Полесью. Думал: окрепнет Стахор, к тому часу и законный срок розыска беглого кончится. По литовскому статуту, через семь лет беглый к пану более не возвращался. Мог сам выбирать нового господаря. Стало, вернется он с сыном домой не "отчинником", а человеком свободным, "похожим"*.

______________

* Отчинник - крепостной, числящийся за паном. Похожий - имеющий право переходить от одного пана к другому, свободный крестьянин.

От весны до весны все откладывал возвращение на родину. И вот... дождался. Пришлось бежать не оглядываясь. Стахор не отставал от отца. Рядом шел. Немного, казалось бы, накопили сил - хлопцу восемь лет жизни, а не всякий взрослый мог с ним управиться.

Видно, в том причина была, что "от многих матерей испил малый Стах, от того вырос хлопцем, что не было ему ровни за многие годы".

Правду о нем записал чернец Иннокентий.

Ни слез, ни жалоб не слыхал Савва от сына. Только иногда, в минуты злого ненастья, поднимал мальчик к отцу свои большие, с зеленым блеском глаза и тихо спрашивал:

- Мы домой идем, тата?

Дома не было. На всей земле не было дома у Саввы и сына его. Были им кровлей густые деревья, ель да сосна, мягкой постелью мох лесной, а покрывалом армячишко худой.

Шли долго. Путь начинали по исходу дневных часов. Стороной обходили города и большие селения. В глухих хуторах находили приют. Где могли, трудом своим помогали убогим крестьянам. Покормят за это, от дождя и ветра, а то и от стражников уберегут - и на том спасибо.

Чем ближе подходили к литовскому рубежу, тем плотней обступали их густые леса.

Стахор обвыкся среди деревьев. Мог и в темноте найти криницу с холодной прозрачной водой или по чуть заметной звериной тропинке, не заплутав, выйти к колючему малиннику и набрать полную шапку еще не поспевших, сладко пахнущих лесных ягод. Научился лазить по гладким стволам, разгонять диких пчел и осторожно вытаскивать из дупла липкие, душистые соты. Ничто не пугало Стаха в лесу. Ни звери, ни птицы, ни глухое безмолвие ночи, ни частый ропот дождя, ни вой ветра среди вершин высоких деревьев.

Так есть на этом свете, значит - так и должно оно быть.

Стахор шел на свою родину, которой не знал, о которой лишь слышал рассказы отца. Но была она хлопцу дорога и желанна. И светило ему солнце. Пели птицы. И в далеком небе будто слышались колокола.

* * *

Однажды, душной ночью, подойдя к самому рубежу у излучины тихой реки, Стахор почуял запах горящей хвои.

- Где-то костер недалеко, - предупредил он отца.

- Не костер это, - ответил Савва, - слушай...

Из темной дали стеной застывшего леса возник одинокий тоскливый вой волка. Сперва одного, потом другого. Им откликнулись еще и еще. Вой рос, приближался, видно, звери сбегались в стаю к реке. Над лесом занималось бледное зарево. Запах гари усилился.

- Пожар! - сказал Савва.

За кордоном горели леса. С трех сторон охватив пущу, огонь подбирался к границе.

Старый рыбак, тайно провозивший беглецов на своей душегубке мимо заставы, советовал переждать, остерегал.

Савва знал, сколь опасны лесные пожары и как бессилен против них человек, но пережидать вблизи от пограничных застав или вернуться на русскую сторону ему казалось опасным не менее, чем бежать по горящему лесу.

- Пожар всю конную стражу сюда к реке сгонит, - рассуждал Савва, - зато всех жолнеров из секретов повыкурит. Вот и пройдем не таясь. За ночь огонь стороной обойдем.

- К утру будем далеко, - поддержал его Стахор.

Рыбак не стал их удерживать, и скоро Савва и Стахор вошли в лес по ту сторону литовского рубежа. Некоторое время шли хорошо. Показанная рыбаком едва заметная тропинка уводила в глубь пущи, правее шумевшего огня.

К рассвету ветер неожиданно переменил направление. Темно-серая мгла стала заволакивать деревья и небо. Солнце, с трудом поднявшись над горизонтом, не смогло пробить тучи клубившегося смолистого дыма, все заволокло едким туманом, и Савва сбился с пути.

Ветер крепчал, гоня дым и огонь в сторону беглецов.