Повесть о ясном Стахоре - Микола Садкович

Одной рукой Битяговский прижимал Стахора к земле, другой подавал Дмитрию сабельку.

- Казни его, царевич, я подержу!

Дмитрий протянул вперед худые руки и затряс ими. Все его тело начала сводить судорога, глаза закатились, как у мертвеца, он качнулся на прямых ногах и упал на руки подбежавших мамок. Битяговский отпустил Стахора.

Пораженный и напуганный, хлопец не поднимался с земли, глядя, как мамки уносили бьющегося в припадке падучей царевича.

- Стах! - негромко позвал из-за ограды Савва.

Стахор оглянулся. Отец махал рукой, торопил, а пономарь пятился от него, мелко крестясь и не то скуля от страха, не то хихикая, будто чему-то радуясь.

- Живо, Стах! - снова позвал отец.

Бросив сабельку и сорвав с себя пеньковую бороду, Стахор в два прыжка выскочил за ограду.

Вечер провел Савва в тревоге. Боялся, не пройдет даром Стахорова прыть. А Стахору было жалко царевича. Эк его, бедного, затрясло.

- Видать, он простуженный, - решил мальчик.

- Нет, сынок, черная хворь у него, - объяснил Савва, - злые люди, за царя Ивана, навели на младенца.

- Помрет? - с волнением спросил Стахор.

- Не дай боже такое! И так нам с тобой невядома, что еще будет...

Ночью Савва услышал, как кто-то вызвал пономаря из дому. С некоторых пор он стал примечать, что у Огурца есть тайный сговор с братом царицы, Афанасием. Вот и сейчас, незаметно выйдя вслед, Савва увидел - в тени старой бани, на огороде, с пономарей беседовали двое. Вглядевшись, в одном он признал Афанасия, другой был незнакомый монах, в одежде, отличавшейся от здешней. О чем шла беседа, расслышать не удалось. Только видел, как монах отсчитывал деньги, а Огурец крестился, вероятно клянясь.

Утром пономарь завел с Саввой непонятный разговор.

- Смелый у тебя хлопец растет и ловкий, - начал он вкрадчивым голосом. - С царевичем одногодок, а поди-ка... Не было бы тебе худа с ним.

- Мал еще, неразумен, - заступился Савва за сына, - кто осудит такого.

- В малом-то подчас большая беда растет, - продолжал пономарь, - нынче любого осудить могут... Ушел бы ты от него.

- Ты что, Федор, в уме ли? От сына уйти?

- Ну, в науку отдай куда, - неожиданно предложил пономарь.

- Стаха отдать? - переспросил Савва.

- Его, - подтвердил Огурец и, нагнув лысую голову, зашептал Савве в ухо: - Люди есть, видели сына твоего, говорят, очень он им подходящий. Большие червонцы дадут... Нужен им хлопец, чтобы одногодка был... и безродный... другим именем нарекут, и никто не признает. Отрекись.

Савва схватил пономаря за ворот подрясника.

- Родного сына продать? Говори, что задумали?!

- Христос с тобой! - испуганно замахал Огурец. - Я тебе так просто сказал, что слыхал случаем... а я и не ведаю... дело твое родительское... только, бают, люди есть, не здешней земли... большие червонцы дают... Может, кто и найдется... а ты, конечно, Христос с тобой, - и, вырвавшись из рук Саввы, бочком выскользнул в дверь.

Два дня и две ночи разгадывал Савва загадку пономаря, да так и не смог разгадать. Кому и зачем понадобился малый Стах? На всякий случай решил не отпускать от себя сына дальше, чем на его крик.

Неладное творилось вокруг. Появлялись в Угличе, у двора царицы, незнакомые люди - то монахи, то слуги боярские. И как неведомо никому появлялись, так и исчезали. Торопились среди ночи гонцы, окруженные всадниками с факелами. Братья царицы ходили все время пьяные, раздавали голытьбе мелкие деньги, поили за свой кошт, подбивали на драки. Многое стало непонятно.

Да разве понять было Савве Митковичу, какие нити сплетались вокруг наследника московского престола? Кто поближе стоял, и то не всегда мог разобраться в растущей вражде боярских фамилий, а тем более в тайных хитростях Ватикана и Вавеля, давно с тревогой и жадностью поглядывавших на Восток.

Одно понял Савва - надо бежать. Но как побежишь, когда Огурец каждый час неотступно рядом? Даст знать кому следует - схватят на дороге, разлучат и с сыном и с жизнью. Оторвут Стахора от батьки, сделают хлопцем без рода и племени. Чему захотят - научат, кем захотят - назовут... Зачем?

С этим вопросом дожил Савва до несчастного дня.

"В день несчастный и час, когда обедню служить окончили, в Угличе-граде забили отрока малого. Сказали: сына царя Иоана покойного, для врагов Грозного. Другие сказали: неправда это боярская. Жив Дмитрий-царевич, зарезали сироту безродного, одного часу рождения с Ивановым сыном. Пред тем его, невинного, за иудино сребро у кого-то купили и нерусские люди ко двору привезли.

А царевича сховали, родные дядьки на Литву увезли. Не схотели род Иоанов пресечь, о чем в далеком Риме было загадано. Но о сем умолчим. Царевич ли, сирота ли кровь свою на злодейские руки излил, упокой господи душу его! Аминь".

В тот день Савва чинил перильца на звоннице княжеской церкви, а Стахор стоял возле крыльца и смотрел, как царевич играет в орехи с сиротой, сыном покойного священника из дальнего прихода. Невесть откуда появились какие-то незнакомые люди и ножи вынули.

Стахор крикнул:

- Тата! Тата, царевича убивают!

Чернобородый злодей бросился на Стахора, за горло схватил. Быть бы смерти другой, да отец подоспел.

Спасая сына, Савва ударил топором человека, занесшего нож над Стахором. Все это видел дьяк Битяговский, он даже крикнул Савве:

- Бей его! Бей, злодеев держи!

Но Савва не мог удержать злодеев. Он застыл, охваченный ужасом совершенного. Перед ним был им зарубленный человек, им пролитая горячая человеческая кровь... Только когда загудел набат, когда сбежалась дворня и убийцы были схвачены и растерзаны, когда Афанасий Нагой невесть зачем указал на Битяговского и толпа смяла его, Савва очнулся.

Кто знает, что за человек попал ему под топор? Один Битяговский видел, да теперь не скажет и он.

Во дворе хватали каждого, на кого только было указано. Своим судом на месте судили, а тут Савва, чужой, пришлый, в руке топор, и рубаха кровью обрызгана... Не оправдаешься. Вспомнил Савва, что было записано в судебнике великокняжеском:

"Смерда в сведки не брать, суда с ним не иметь и веры ему не давать".

Бежал Савва с сыном из Углича. Бежал в день, когда родилась на Руси одна из ее самых мрачных загадок, оставшаяся неразгаданной ни тогда, ни спустя сотни лет.

Как погиб Дмитрий-царевич?

Сам ли, в припадке дурной болезни напоролся на нож, как объясняли в своем донесении царю проводившие следствие в Угличе бояре из Москвы? Или был зарезан подосланными Годуновым убийцами, как позднее утверждали те же бояре?

Да и был ли убит царевич в тот день?

Понадобились долгие годы, новые смерти и новая жизнь, прежде чем смог сын Саввы и Марии Митковичей сказать свое правдивое слово о царевиче Дмитрии.