Эксперимент «Ангел» - Джеймс Паттерсон

— Значит, так, — с важным видом Газзи приготовился запечатлевать для истории создание плана обороны. — Надо придумать стратегию. Какие перед нами стоят задачи?

— Вот заладил… Видать, жизнь с Макс под одной крышей ни для кого бесследно не проходит. Поздравляю! Звучишь, как настоящий Максетер… нет, лучше Максонт или…

Газман нахмурился, но, склонив голову над блокнотом, принялся старательно записывать:

— Задача номер один: создание разрывного порохового устройства. Применение только в целях обороны. Задача номер два: взорвать вонючих ирейзеров, когда они вернутся.

Он расправил страницу и перечитал написанное:

— Вот это я понимаю. Вот теперь мы наконец сдвинулись с мертвой точки. Мы отомстим за тебя, Ангел!

Ангел знала: долго она не продержится.

Уже больше часа при каждом вздохе легкие жгло как огнем, а ноги она перестала под собой чувствовать и того раньше. Но едва она пыталась остановиться, садист в белом халате по имени Райли тыкал в нее какой-то палкой и пускал заряд тока. От каждого такого электрического разряда она взвизгивала и подпрыгивала. И от каждого на коже вздувался красный пузырь ожога. Ожогов было уже четыре, и все ужасно болели. А самое страшное, она всем телом чувствовала, как он предвкушает все новые и новые разряды.

Все, пусть теперь жалит ее хоть сто тысяч раз. Больше она продолжать не в состоянии. Ангел сдалась, сдалась прямо-таки с облегчением. Мир сжался до размеров установленной перед ней пластиковой трубки. А потом и трубка утратила четкие очертания. Ноги вконец отказали, и она почувствовала, как медленно оседает вниз. Разряды тока — один, другой, потом еще, еще и еще. Но они уже больше не обжигают, а только слегка царапают. Вот и боль уже тоже притупилась и отступила. И Ангел сама словно куда-то отступила, как в облако, погрузилась в обморок-сон. К ней подошла Макс. Макс нежно гладит ее потные мокрые волосы и плачет. Ангел знает, что это был сон, потому что Макс никогда на плачет.

Людей сильнее Макс Ангел не знала. Правда, она вообще знала совсем мало людей.

Новый звук, похожий на треск разрываемого полотна, и по-новому острая боль вернули Ангела из небытия. Она заморгала на ударивший в глаза белый свет. Не то больничный, не то тюремный. И этот запах, этот омерзительный тошнотворный запах.

Чпок, чпок, чпок — чьи-то руки срывают с ее тела приклеенные пластырем электроды.

— Вот это образчик! Вот это механизм! Три с половиной часа без остановки, — бормочет Райли. — А сердечный ритм ускорился только на семнадцать процентов, да и то только под конец. И кислородный уровень понизился только в последние двадцать минут.

— Я тебе не образчик! Я тебе не механизм! — готова взорваться Ангел.

— Прямо не верится, что мне привалило счастье покопаться в объекте номер одиннадцать! — это вступает новый голос. Но песню поет ту же. — Четыре года я ждал этого часа. Ведь какой интеллект интересный! Я четыре года предвкушал, как вскрою вот эту черепную коробку и возьму образцы мозговых тканей!

Всем телом Ангел чувствовала их ненасытное удовольствие. Все, что было у нее не как у нормальных людей, все их восхищало и возбуждало в них жадный интерес. Их длинные заумные слова складывались в одно простое предложение: Ангел это эксперимент. Для белохалатников она была просто опытным образцом или лабораторным оборудованием. Ни больше ни меньше. Неодушевленный предмет, образчик, механизм.

Кто-то вводит ей в рот гибкую пластиковую трубку — вода. Ее мучает жажда, точно она ела горячий песок, и она быстро и жадно пьет.

«Надо подумать, как отсюда выбираться», — пытается напомнить она себе, но мысли с трудом связываются в хоть сколько-нибудь связную цепочку.

Ее поднимают за шкирку, но сил сопротивляться у нее нет. Кто-то открывает дверцу ее собачьей конуры и с размаху бросает ее на пол. Над ней снова повисает коричневая пластиковая крышка. Как ее бросили, так она и лежит, без движения, почти без дыхания. Но лежать — уже облегчение. Надо поспать немножко, а потом посмотреть, можно ли отсюда сбежать.

Чуть приоткрыв глаза, она замечает на себе взгляд чешуйчатого мальчика. Его соконурника рядом нет. Беднягу увели-таки утром. И до сих пор не вернули. Скорее всего, уже больше совсем никогда не вернут.

«Не дамся… я им… не… дамся… я… буду бороться… вот только посплю…»

Да что ж это с кроватью моей стало. Была кровать как кровать, а тут вдруг сплошные колдобины. Я раздраженно пнула кулаком каменную подушку — и тут же утонула в пыльном облаке. Апчхи! Апчхи — пыль стоит в носу — не прочихаешь, и застилает плотной завесой глаза.

В пыли, как в дыму. Где я? Кто тут? Сослепу шарю вокруг себя руками. Какая-то шершавая диванная обивка. Какая-то не то ручка, не то ножка. Пытаюсь на нее опереться. Мимо! Потеряв равновесие, с треском лечу на пол — хрясь!

Черт возьми! Опять бедному моему телу страдать. Зато начинаю приходить в себя. То ли с пола совсем другой ракурс, то ли темнота кромешная, но местечко какое-то непрезентабельное. Так-так-так! Халупа какая-то… И как нас сюда занесло?

Наконец, окончательно проснувшись, вскакиваю на ноги и внимательно оглядываю нашу хибару для любителей горнолыжного спорта. Никаких поводов для беспокойства! Кроме разве того, что Клык, Надж и я проспали все на свете, потеряв кучу драгоценного времени.

Боже мой! Боже мой. Надж дрыхнет в кресле, перекинув ноги через подлокотник.

— Надж, Надж, вставай скорей! Сколько можно храпеть!

Поворачиваюсь растолкать Клыка, но он уже и сам спускает ноги с дивана и спросонья трясет головой:

— Который сейчас час?

— Почти утро, мы здесь чуть не сутки проспали!

Клык, не теряя времени, уже очищает кухонные шкафы. Нашел в кладовке древний, заляпанный чем-то рюкзак и методично бросает в него банки консервированного тунца, пакетики крекеров, мешочки сухофруктов.

— Че тут у нас происходит? — сонно трет глаза Надж.

— Продрыхли мы тут до седьмого пришествия, — я сердито пытаюсь рывком поставить ее на ноги. — Давай-давай! Нам пора!..

Встав на четвереньки, выгребаю из-под дивана наши ботинки.

— Клык, ты не унесешь все это добро. Банки весят целую тонну. Как ты с ними взлетишь?

Клык только плечами пожал и закинул рюкзак на спину. Вот упрямый баран. Молча шагнул к окну и легкой тенью выскользнул прочь.

Я по-прежнему кочевряжусь с Надж. Втискиваю в ботинки ее опухшие ноги, растираю ей спину. Она всегда просыпается долго и трудно, и я стараюсь побыстрее разбудить ее всеми доступными мне средствами.

— Шевелись, шевелись, шевелись! Сколько можно ворон считать!

Практически выкидываю Надж через окно, кубарем сама выскакиваю наружу и как могу плотно прикрываю ставни.

Короткий разгон по проселочной дороге, и, резко оттолкнувшись от земли, мы взмываем вверх, подхваченные воздушным потоком.

Проспали!

Прости меня, мой Ангел, прости, голубка моя!

Чуть только мы поднимаемся над вершинами деревьев, настроение улучшается, даже не взирая на неизбежный рассвет.

И все-таки… Только такая идиотка, как я, могла заснуть посреди спасательной операции!

Ангел там на нас надеется, а мы тут прохлаждались. Сердце у меня защемило. Заныло от горя. Паника лихорадочно бьется в крыльях.

Спокойствие. Надо взять себя в руки, обуздать разгулявшиеся нервы, контролировать угол наклона крыла, анализировать потоки воздуха. Разворачиваюсь на десять-пятнадцать градусов и снова забираю на юго-запад.

— Нам нельзя было не отдохнуть. — Клык пристраивается лететь со мной крылом к крылу.

— Десять часов? Не многовато будет?

— Не психуй! Мы вчера вылетели поздно. Сегодня нам еще часа четыре надо отмахать. Может, больше. В один заход все это расстояние все равно не покрыть. Еще один привал обязательно придется сделать, прямо перед тем как туда доберемся. Остановимся, подзаправимся.

И всегда-то он со своими логическими выкладками вовремя поспеет! Как меня раздражает этот его всегдашний голос разума!

Но Клык, конечно, прав. И, конечно, без еще одной остановки нам не обойтись. Мы ведь пока даже до границы с Калифорнией не долетели.

Где-то спустя час Клык спросил:

— Что, Школу-то штурмовать будем?

— И я, и я тоже все хотела спросить, какие у нас планы, — затрындела Надж. — Я имею в виду, что нас трое, а их там без счета. А у ирейзеров еще и пушки. Так что нам непременно план какой-то нужен. Там, например, взять и грузовиком ворота протаранить. Или даже здание. А то дождаться ночи и проскользнуть внутрь. Ангела к себе под крыло — и обратно потихоньку выскользнуть. Чтобы нас не увидел никто.

Эта дурацкая трепотня развеселила Надж. Я отмалчиваюсь. Шансов спасти Ангела и уйти незамеченными у нас еще меньше, чем долететь до Луны.