Давайте помечтаем о бессмертье - Илья Сельвинский

Как я жаждал наступленья ночи!

С чего все это началось?

Однажды,

Когда я шел на службу к десяти,

Мне встретилась в пустынном переулке

Она.

Мы разминулись.

В ту же ночь,

Хоть я совсем о девушке не думал,

Приснилось мне, что я ей поклонился.

Она ответила и улыбнулась.

На следующий день, когда я снова

Пошел на службу к десяти, она

Мне встретилась в пустынном переулке.

Под мышкой у нее была ракетка

В клеенчатом чехле.

Я поклонился,

Но девушка с надменным выраженьем

Откинула головку.

Этой ночью

Мне снилось, будто мы сидели рядом

На голубой скамейке у воды.

Лица я не запомнил, но приметил

Лишь ямочку на подбородке…

Утром

Я снова поклонился ей. Она

По-прежнему откинула головку,

И я увидел ямочку, которой

Не видел наяву.

На этот раз

Мне снилось: девушка сидит на камне,

А я в самозабвении сжимаю

Ее колени, милые колени,

Крутые, как бильярдные шары.

Но больше я не кланялся. К чему?

Ведь эта недотрога все равно

Не обращала на меня вниманья.

С тех пор прошло немало дней. И все же

Все свои ночи проводил я с ней.

Она меня не замечала днем,

Но в полночь приходила, целовала,

Шептала девичьим своим дыханьем

Заветные слова, которых я

Еще ни разу в жизни не слыхал.

Как я был счастлив!

Что за чудо — сон…

Кто мог мне запретить?

Мы с ней, бывало,

Лежали в дюнах у морской губы,

Схватившись за руки, бросались в волны,

Плескались, хохотали — все как люди.

Но утром, утром… В переулке снова

Она любимая. Пройдет, не глядя

И даже отвернувшись. Белый свитер,

Такой пушистый… Клетчатая юбка…

На каучуке желтые ботинки…

А я? Я думал: «Знаете ли вы,

Что вы — моя? До трепета моя!»

Ушли недели, месяцы ушли.

И вдруг в один из августовских дней

Она прошла в кровяно-красном платье

И на руках

несла ребенка

в сон…

Теперь она приснилась мне женой,

А мальчик… Он, конечно, был моим.

И вот тогда-то среди бела дня,

Когда я шел на службу… И она…

Я вдруг остановился перед ней,

Как бык пред матадором, — будь что будет! —

И чувствовал, как на моем лице

Все мышцы заплясали, точно маска…

«Я больше не могу! — вскричал я зычно,

И переулок отозвался гулом.-

Поймите, больше не-мо-гу!»

Она

Испуганно взглянула на меня

И шепотом ответила:

«Я тоже…»

«Я мог бы вот так: усесться против…»

Я мог бы вот так: усесться против

И всё глядеть на тебя и глядеть,

Всё бытовое откинув, бросив,

Забыв о тревожных криках газет.

Как нежно до слез поставлена шея,

Как вся ты извечной сквозишь новизной.

Я только глядел бы, душой хорошея,

Как хорошеют у моря весной,

Когда на ракушках соль, будто иней,

Когда тишина еще кажется синей,

А там, вдали, где скалистый проход, —

Огнями очерченный пароход…

Зачем я подумал о пароходе?

Шезлонг на палубе… Дамский плед…

Ведь счастье всё равно не приходит

К тому, кто за ним не стремится вслед.

1961

«Когда я был молод…»

Когда я был молод,

силен,

и была у меня улыбка,

завораживающая женщин,

я никогда не читал им

своих стихов.

Я находил, что такое средство

ниже достоинства моей музы.

Но сейчас,

когда я очень устал,

и улыбка моя

может выразить только неудавшуюся жизнь, —

ради вас, дорогая,

я иду и на это…

Мне стыдно,

но я читаю

старые свои баллады,

в которых осталось что-то

от виолончельного тембра,

каким когда-то

была полна моя грудь.

ИЗ ПОЭТА ИКС

Ангел мой… Любовь моя тайная…

Снова слышу твои шаги.

Не ходи ко мне, золотая моя,

Сохрани себя, сбереги.

Для тебя я — бог Микеланджело,

Но во мне сатаны стрела,

Когда демон целует ангела,

Он сжигает его дотла.

«Счастливый не слышит природы…»

Счастливый не слышит природы,

Счастливчику не до того:

Бедняга из той породы,

Что слышит себя одного.

Но тот, кто ушиблен жизнью,

Но тот, кто обижен судьбой,

Кто в битве кровью брызнул,

Кто жертвовал собой,

Тот, подымаясь над роком,

Оленя на всем ходу

Поздравит с четвертым отрогом,

Что вырос в этом году.

О, если бы кто из косных

Заметил, как снег шевеля,

Купаются соболи в соснах,

Одетые в соболя!

Но нет! Он в величии глупом

И в обществе, как среди пней…

Чем больше природу мы любим,

Тем к человеку нежней.

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

На крышах снег, на деревьях снег,

Вообще, на дворе февраль,

Но «Вечерка» чирикает о весне,

И пахнет крымская даль.

И мы за семейным чаем

Благоговейно читаем:

«В Подмосковье трещат морозы,

На лету замерзают галки,

А в Ялте растут мимозы,

А в Мисхоре цветут фиалки».

Конечно, расстояние далекое:

Не для нас грабины и тополи…

Но родина — понятие широкое,

Очень широкое. И теплое.

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ВЕСНА?

Хоть громко распевает зяблик,

Хоть песни ввысь вознесены,

Весну знобит меж веток зяблых,

Ей лед уже прописан в каплях,

И все же нет ее, весны.

Недаром азбукою Морзе

Пророчит дятел недород.

Напрасно бедный зяблик-мерзлик

Бодрит свой маленький народ -

Кружит пурга невпроворот.

В снегах промчалась электричка…

Но что это за перекличка?

Трепещет свистик на весу.

Ах, это пеночка-весничка

В названье принесла весну.

КУСТЫ СИРЕНИ В МАРТЕ

Бурые и сухие, как розги,

Вблизи они те же, что в ноябре,

Но издали — будто в небрежном наброске

Зеленым пятном предвещают апрель.

Опять подхожу все ближе, ближе -

И снова розги да бурый тон;

А издали — снова кустарник рыжий

Зеленоватым мазком оттенен.

Что это? Наше предчувствие? Или

Плакатный рефлекс черно-синей сосны?

А может быть, безо всяких стилей,

Просто-напросто чудо весны?

ЭТО НАДО ЛЮБИТЬ

Где часовенка в травах колючих -

Из земли выбивается ключик.

Ему хочется речкою быть.

Он бежит от креста и клуни,