Альтернатива вершины Ключ - Юрий Визбор

Саша выслушал все это, как родитель выслушивает капризного ребенка.

– Где ты сорвался? – спросил он.

– Увидишь! – ответил Сеня – Мимо не пройдешь. Ребята! – обратился он к Лиде и Володе. – Извините, у нас промежсобойчик.

Сеня, обняв Сашу за плечо, отвел его в сторону.

– Я уже скоро год лежу здесь, – сказал он. – Я имел возможность подумать. Я этот год лежал и ждал, кто ко мне придет и скажет: «Черт, мы собрались на Ключ. Скажи, где ты сорвался». И я решил попросить этого человека, как бы там ни вышло у него на этом проклятом «зеркале», вернуться и сказать, что пройти его невозможно. Я думал, что это будешь ты, Саша, и я, как видишь, не ошибся.

– Я не понял, – сказал Саша. – Зачем это нужно?

– Ну, не затем, чтобы оправдать меня, уверяю тебя. Я хочу, чтобы за этой стеной укрепилась слава непроходимой. Вообще. Раз ее не прошел я и не прошел ты, значит, другим там делать нечего.

– Ну и что бы это дало?

– Это дало бы, Саша, очень хорошие результаты. Туда бы больше никто не ходил. Там бы не было несчастий. А если ты пролезешь ее, то за тобой пойдут другие.

– Но в этом и состоит дух альпинизма – преодолевать.

Сеня подумал немного над его словами, стоял, глядел в землю, будто искал слова в потресканном асфальте больничного двора.

– Знаешь, Саша, ты всегда был каким-то странным, – наконец сказал Семен. – Может быть, до тебя не сразу дошло? Может, ты еще подумаешь над моим предложением?

– Да, – жестко сказал Саша. – Я подумаю. На «зеркале».

Самосвалы шли один за другим, пыль над дорогой поднималась столбом. Здание компрессорной станции было построено над бурной коричнево-грязной рекой, практически на полочке, где едва умещались само здание и дорога. Володя посмотрел вверх – действительно, среди рыжих отвесов торчал, чуть наклонившись, этот проклятый камень, и деться в случае падения, как справедливо заметил Петр Семушин, ему было некуда. От компрессорной, от круглых емкостей с воздухом – ресиверов шли вдоль реки трубы, туда, где в пыли и зное вставало тело огромной плотины. Володя сидел на камне у обочины дороги, жевал какую-то травиночку, посматривая наверх.

Прямо над ним на скалах уже работала вся команда, висели белые и оранжевые веревки, стучали молотки, забивались крючья, поблескивали тонкие металлические лестницы. Володя поглядывал на проходящие машины, ждал. Наконец возле него остановился небольшой вездеход, из-за руля вышла – ну, легче всего было бы написать «молодая, красивая женщина, одетая в джинсы и в темно-синюю рубашку». В руках у нее была строительная каска. Она мельком взглянула на Володю и стала внимательно рассматривать происходящее на скалах.

Все было и все выглядело именно так. Однако дама, не без некоторой элегантности покинувшая открытый автомобиль с грубым народным названием «козел» и несколько раз по-мужицки пнувшая кроссовкой «Адидас» оба передних колеса, требует нашего более внимательного рассмотрения. Во-первых, с ней все здоровались. Все проезжавшие самосвальщики считали своим долгом высунуться из кабины и сказать что-то типа «здрасьте», а дама, мельком глянув на каждого, чуть поднимала руку, как престарелый главнокомандующий, и отвечала коротко – «привет». Во-вторых, она была хороша той недостижимой в городах привлекательностью, которой одаривают горы, леса, тундры, моря скромных геологинь, изыскательниц, топографинь, археологинь. Без драгоценностей и липовой косметики входят они в московские, ленинградские, новосибирские компании, и пламя свечей начинает колебаться, и мужчины, не какие-нибудь тридцатилетние юноши, а мужики настоящие, молча приподнимаются с югославских диванов, готовые тут же идти за незнакомкой в неведомые края, оставляя в снегах, по краям дороги своего бегства разбитые должности, обломки карьеры и совершенно новенькие, свеженаписанные исполнительные листы алиментов. От вошедших пахнет полынью, степными звездами. В словах – истина, в глазах – бездна. Трепещут обриллиантенные жены, страх поднимается к горлу, умная ненависть ограненными камушками сверкает в глазах. Но нет, нет, милые, не по души ваших мужей прибыли эти временные ангелы. Вон в прихожей все вытирает и вытирает ноги, ступить не решаясь на финские паласы, тот, кто пришел вместе – двухметровый и чернобровый, седеющий или лысеющий, с глазами, промытыми таежными ручьями, со скулами, продубленными ледниковыми ветрами, с руками, которые тут же хочется лепить из глины, вырубать из камня. И тихо сядет на пол, как собака у ног хозяина. О, женщины, прибывшие издалека! Какие за вами тянутся черно-бурые хвосты далеких тайн! Какие ясные звезды горят у вас во лбу! Какое истинное целомудрие приобретено среди сотен сильных и красивых мужчин, половина из которых влюблена в вас тайно!

В какие причудливые, горожанам ну совсем непонятные, формы выливается эта любовь, которую принято называть «настоящая»! Идут через перевалы по две недели на лыжах, чтобы на базе полчаса чайку – именно чайку – попить при любимых глазах. А потом – обратно, полгода вспоминать эти полчаса. И самолеты тяжелые гоняют с восточного сектора Арктики в западный, и деньги пачками в полыньи швыряют, и письма в стихах сочиняют, а потом загружают радиосеть, передавая в эфир эти любовные романы. Но уходят женщины, пришедшие издалека, уходят как парусник, помаячат на горизонте белыми материями, а уж утром пусто, нет ничего, хоть криком кричи. На востоке, на севере, в горах, в степях их звезда. Сидят у своих костров, спят на мазутном брезенте в вертолетном углу, до старости не сдаются на милость панельным, многоквартирным тюрьмам. Терпят, ждут. Чего? Неизвестно.

Въехавшая в нашу повесть на казенном автомобиле дама была, несомненно, из описанного выше клана, однако с некоторыми новейшими добавлениями: одевалась просто, но тщательно продуманно, следила за собой, за прической, лицом, руками, и это, конечно, позволит отнести ее к прекрасным женщинам, прибывшим издалека, но, несомненно, в этом нетрудно убедиться, новой формации.

Володя счел, что сидеть в присутствии дамы не совсем уместно, и поэтому встал. Тут женщина обратила на него внимание и спросила:

– Вы не знаете, когда они слезут?

– Вам нужен Садыков? – спросил Володя.

– Садыков, – ответила женщина…

– Садыков – я, – сказал Володя.

– Я заместитель главного инженера, – сказала женщина. – Юнна Александровна Ковальская. Мы будем работать вместе. Для начала мне нужно подняться наверх, к району работ.

Володя посмотрел на Ковальскую.

– У вас, конечно, нет никакой подготовки? – спросил он. Ковальская усмехнулась.

– На втором курсе, по-моему… какой-то поход… Клухорский перевал… сван-инструктор, который предлагал мне выйти за него замуж… Нет, никакой подготовки.

– Сваны, особенно инструкторы, редко ошибаются, – сказал Володя. – А вот наверх мы с вами, Юнна Александровна, сегодня не поднимемся.

– Мне это нужно, – сказала Ковальская.

– Нет, – твердо сказал Володя. Ковальская с интересом посмотрела на него.

– Как вас звать? – спросила она.

– Владимир.

– Так вот, Володя: на всей территории строительства есть всего четыре человека, чье слово предназначено к исполнению. Один из них – я.

– Хотелось бы продолжить вашу мысль, – сказал Володя. – Вот на этих скалах есть только один человек, который будет говорить «да» или «нет». Это – я.

– А что, в чем дело? – вызывающе спросила Юнна.

– Мы чистим склон от камней. Видите, ребята идут в ряд? Чистить – опасная работа. Завтра мы навесим лестницы, перила, наладим хорошую страховку и к концу дня сможем с вами прогуляться к месту работ.

– Если у меня будет время… Утром вам привезут два максимально облегченных перфоратора. Через верх надо будет протянуть энергию, воздух и воду. Надо будет пробурить сто четыре шурфа, загнать в них на хорошем цементе анкерные болты, на эти болты заводить стальную сеть. Семушин все знает. Вопросы оплаты с вами уже решали?

– Да.

– Я думаю, жена будет довольна.

– Мы не шабашники, – сказал Володя.

– Я не хотела вас обидеть.

– В таком случае вы хотели узнать, женат ли я? – усмехнулся Володя. – Не женат.

– Для холостой женщины, – засмеялась Юнна, – это очень приятное сообщение.

Она посмотрела на часы.

– Черт возьми! – сказала она. – Что это за жизнь? Даже пококетничать нет времени. И вообще, по моим наблюдениям, любовный треугольник в последнее время видоизменился. Раньше были: он, она и любовник. Теперь – он, она и работа.

Юнна пошла к машине и села за руль.

– Я хотела бы, – сказала она, – чтобы вы прониклись нашим настроением. Камень этот уже один раз, как говорится, висел на волоске. Это было видно просто глазом, без всяких приборов. Некоторые водители отказывались ездить мимо. А другой дороги, как вы видите, у нас нет. Из компрессорной кое-кто сбежал. Ну, не кое-кто, а почти все. Потом эта глыба снова вернулась на место. Почему? Никто не знает.