Сады Луны - Стив Эриксон

– Даруджистан, – отозвался Крокус.

– Да. Захоронения так и не нашли, а легенда забылась, ее помнят немногие в наши дни, те же, кто помнят, предпочитают не искать ничего.

– Почему?

Маммот помрачнел.

– Предметы, созданные Ягутами, редко попадали в руки людей, но когда все-таки попадали, последствия бывали катастрофическими, – старик помрачнел еще больше. – Так что тем, кто хочет понять, все ясно.

Крокус задумался.

– Значит Крусейлы исчезли, Ягутов разгромили. А что же с третьим народом? Тем, что победил? Почему они не здесь вместо нас?

Маммот открыл было рот, чтобы ответить, но остановился.

Крокус прищурился. Ему стало интересно, что собирался поведать Маммот, и почему он решил не делать этого.

Маммот отставил чашку.

– Никто толком не знает, что с ними произошло, Крокус, и как они стали тем, чем они стали в наши дни. Они существуют в некотором роде, они известны всем, кто имел дело с Малазанской империей. Они – Т'лан Аймассы.

Горечь пробилась через толпу, стараясь не упускать из виду толстяка. Он был не из тех, за кем сложно следить, но девушке сложно было сосредоточиться: она пыталась разобраться в сумятице мыслей, которую породило одно лишь слово, оброненное сержантом. «Провидец».

Казалось, что некая таинственная запертая коробочка вдруг распахнулась с этим словом, и ее содержимое теперь боролось со всем, что только было вокруг. Сначала был всплеск такой силы, что Горечь боялась не сдержать ее, а теперь оказалось, что пользы в этом никакой. Борьба шла не за что-то, а просто, чтобы победить. И еще ей казалось, что она слышит писк ребенка.

– Я Котильон, – услышала она собственное бормотанье. – Покровитель убийц, известный также под именем Веревка Тени, – плач стал слабее. – Провидец мертв.

Одна часть ее мозга завопила от горя при этом сообщении, а другая лишь спросила: «Какой Провидец!»

– Я внутри, но не часть целого. Я стою у трона Повелителя Теней, имя ему Амманас. Я здесь – его рука, рука смерти, – Горечь улыбнулась и кивнула себе самой, она снова держала себя в руках. Роскошь плакать, злиться или бояться была не для нее, больше не для нее.

Она сделала глубокий вдох и сосредоточилась на своем задании. Маленький толстяк был опасен. Как и почему, это предстояло выяснить, но все в ней било тревогу с того самого момента, как она увидела его в толпе. А все, что опасно, сказала она себе, подлежит уничтожению.

Под Второй стеной у Лазурного озера, растянутый на Соленую Аллею рынок вел обычную суетную жизнь. Страсти, что весь день кипели на запруженных народом улицах и улочках, достигли своего апогея. Истекающие потом, падающие от усталости купцы выкрикивали проклятья конкурентам прямо через головы покупателей. То в одном, то в другом конце Аллеи вспыхивали ссоры и драки, но драчунов растаскивали в стороны сами посетители рынка, не дожидаясь прибытия злобных охранников.

Обитатели равнины Рхиви сидели на корточках на своих травяных подстилках и перечисляли гнусавыми голосами бесконечные достоинства их скакунов. В одних загонах стояли целые стада из Гадроби в окружении блеющих овец и коз, в других загонах с телег сгружали сыры и глиняные кувшины, заполненные скисшим молоком. Рыбаки Дару брели в толпе, покачивая связками копченых рыбин, над их головами жужжали тучи мух. Ткачи из Катлина сидели, до пояса закрытые тюками ярко окрашенных тканей. Гредфаланские фермеры прямо с повозок торговали уже поспевшими фруктами и корнеплодами. Торговцы дровами вели через толпу свои запряженные волами фургоны, их дети сидели на вязанках и болтали, как обезьянки. Одетые во все черное мужчины и женщины распевали псалмы Тысячи Сект Д'река, причем каждый псалмопевец нес над головой икону своей секты.

Крупп подпрыгивающей походкой проковылял через толпу, его руки, казалось, сами собой производили хаотические движения. Эти движения производились, однако, не просто так, они отвлекали внимание окружающих от творящегося у них на глазах. Крупп воровал, правда, как оказалось, запросы его были очень скромными. Он украл немного съестного, в основном фруктов и сластей, оттачивая свои магические умения.

Пока он шел, хаотические пассажи, что проделывали его руки, оказывались как раз кстати, чтобы ловить яблоки, вылетающие из корзин, сласти, покидающие подносы, вишни в шоколаде, удирающие с тарелок; все эти вещи перемещались с такой скоростью, что казались просто цветными пятнами. Внутри широких, развевающихся на ветру рукавов его пальто было нашито множество карманов, больших и маленьких. Все, что попадало в руки Круппу, исчезало в этих рукавах, каждая вещь попадала в свой карман. Так он шел, ценитель всего съедобного, что породили сотни различных культур, довольное выражение разливалось по его круглой физиономии.

Наконец, после долгого и замысловатого пути, Крупп добрался до корчмы Феникса. Он остановился на ступеньках поболтать немного с единственным имеющимся там головорезом, достал из рукава медовый коржик. Потом, откусив кусочек лакомства, толкнул дверь и исчез в корчме.

Горечь осталась на улице, она прислонилась к выщербленной стене здания и скрестила руки на груди. Маленький толстяк был чудом. Она видела достаточно на базаре, чтобы узнать в нем адепта. Она была смущена: судя по всему, этот человек был способен на гораздо большее, чем то, что он продемонстрировал. Это еще раз доказывало, что он опасен.

Со своего места она хорошо видела корчму. Казалось, что человек на ступенях внимательно оглядывает всех входящих, но она не замечала ничего, что могло бы служить паролем для входа в воровской притон. Входящие обменивались с ним короткими репликами, если вообще обменивались. Она решила несмотря ни на что войти в корчму. Это было то место, которое по приказу Вискиджака искали Калан и Быстрый Бен: притон воров, убийц и им подобных личностей. Почему сержант хотел найти такое место, она не знала. Вискиджак не сказал ей, поскольку у мага и Калама имелись сомнения на ее счет. Если бы они могли, то держали бы ее подальше от всех дел, но этого она допустить не могла.

Оттолкнувшись от стены, Горечь перешла улицу и подошла к корчме Феникса. Тем временем день перешел в вечер, наступили густые сумерки, в воздухе ощущался запах дождя. Когда она подошла к ступенькам, головорез на крыльце обратил все свое внимание на нее. Он ухмыльнулся.

– Следишь за Круппом, да? – он покивал головой. – Во всяком случае, девушки не должны разгуливать с оружием. Полагаю, ты не собираешься входить. С мечом? Ха. Значит со свитой.

Горечь отступила на шаг. Она оглядела улицу. Ближайший прохожий был далеко и шел от корчмы. Она взяла края своего короткого плаща и обернула их вокруг талии.

– Дай мне пройти, – тихо сказала она. Как этот толстяк ее засек?

Человек облокотился на перила.

– Все это – лишь начало беседы, дружеской беседы, – сказал он. – Как насчет того, чтобы прогуляться вместе в конец улицы? Ты оставишь свой меч, я буду вежлив. Иначе все пойдет наперекосяк. А что хорошего в том...

Горечь выбросила вперед левую руку. Кинжал просвистел между ними. Лезвие вошло через правый глаз говорившего и поразило его мозг. Он завалился на перила, затем перевалился через ступеньки и тяжело приземлился под крыльцом. Горечь спустилась к нему и вынула свой кинжал. Она помедлила, поправила ремень, на котором висел меч, затем еще раз оглядела улицу. Не заметив поблизости ничего подозрительного, она поднялась по ступеням и вошла в корчму.

Она остановилась, прежде чем сделать следующий шаг, прямо перед ней вниз головой висел стонущий юноша. Две бабы раскачивали его в разные стороны. Как только он пытался дотянуться до веревки, стягивающей его ноги, он получал удар по голове. Одна из баб заулыбалась Горечи.

– Эй, ты! – позвала она, хватая Горечь за плечо, когда та проходила мимо.

Горечь холодно поглядела на нес в ответ.

– Что?

Женщина наклонилась к ней, обдавая ее запахом пива и прошептала:

– Будут проблемы, обратись к Ирилте и Миссе, ага?

– Спасибо.

Горечь пошла дальше. Она уже заметила толстяка. «Как бишь тот на крыльце его назвал, Крупп?» Он сидел за столиком в глубине помещения, под галереей. Горечь заметила свободное местечко у стойки бара, где она могла бы сесть и понаблюдать. Она двинулась туда.

Раз уж Крупп все равно о ней знает, она решила не скрывать своего интереса. Очень часто от подобного внимания люди ломались. «Когда речь идет о внимании, – рассеянно улыбнулась Горечь, – смертным с ней не тягаться».

Крокус завернул за угол и подошел к корчме Феникса. Курс, который разработал для него Маммот, был устрашающим, образование не ограничивалось только книгами, туда входил дворцовый этикет, знание обязанностей различных чиновников, родословных, и даже причуд отдельных сановников. Но Крокус поклялся себе, что все преодолеет. Целью его был некий день в будущем, когда он предстанет перед дочерью д'Арля для формального представления.