Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки - Дмитрий Петров

Было видно: так Нина одета не зря. А согласно плану. В соответствии с которым и глава одет, как слесарь на Первомай. А ведь в 1959-м на Нине были туалеты в стиле Елизаветы II. И она, несмотря на годы, классно смотрелась рядом с Мейми в шляпках и вечерних платьях. Стало быть, решила Джеки, замысел в том, чтоб показать семье Кеннеди:

Эйзенхауэры были серьезные люди, а вы, воробушки, рядом с нами — нарядные малыши.

И вам еще придется доказать ваше право на наше серьезное отношение. А пока оно вот такое.

Жаклин мигом нашлась — стала говорить с Ниной с внимательной снисходительностью, как с тетушкой с фермы, прибывшей проведать удачливую племянницу.

Верный тон нужно было найти и Кеннеди. И с первых же минут он задал ход беседы: предлагал темы, держал канву спора и побуждал Хрущева отвечать. Президент говорил точнее и проще. Глава — цветисто и ярко. 3 и 4 июня они общались несколько раз. С глазу на глаз. Говорили о капитализме и социализме, об истории и философии. И, считает Тэд, в итоге, между ними, возможно, возникло то, что психологи называют «раппорт» — неявное расположение, интерес.

Вспомнили встречу в 1959-м. И тут Джек предположил, что США и СССР могут жить в мире. Только надо создать условия. Хозяин Белого дома внушал владыке Кремля: это возможно.

Тот удивился. Напомнил, что еще недавно Джон Фостер Даллес хотел уничтожить социализм и как систему, и как учение. Джек ответил, что проблема — в желании Кремля навязать свое учение другим. Хрущев парировал: коммунисты и СССР ничего не навязывают. Но на смену феодализму пришел капитализм, а его сменит коммунизм. Разве не логично?

Джек ответил в том смысле, что даже если попытки меньшинства присвоить власть вопреки воле народов называть «освободительными войнами», они от этого не становятся исторической неизбежностью. В прошлом уход таких систем как феодализм и монархия сопровождался насилием, и сегодня есть угроза мировой ядерной войны. Спор систем не должен угрожать их жизненным интересам и вести к непоправимым просчетам.

«Хрущев ощетинился», — пишет Соренсен. Слова о «просчетах» и непоправимости ему не понравились. Он хотел сломить статус-кво. Хотел поддерживать левые силы. Наверное, США хотят, чтобы СССР как школьник сидел, сложа руки на парте? — спросил глава. Но в мире нет прививки от идей. Он даже не знаком с лидерами коммунистов в ряде стран — дома много дел. Но даже если бы он лично отверг коммунизм, учение бы развивалось, хотя СССР его не навязывает… Может, стоит винить Германию как родину Маркса и Энгельса…

Джек процитировал Мао Цзэдуна: «Винтовка рождает власть».

Никита заметил: Мао марксист. А марксисты против войны. Он не мог так сказать.

— Просчеты ведут к ложным оценкам… — ответил Кеннеди. — Это касается всех. Я неверно оценил Кубу. Вы неверно оцениваете Запад. Как создать условия для верных оценок?

Нельзя винить Москву во всех восстаниях или иных проявлениях левого тренда, утверждал Хрущев. Насер, Неру, Нкрума или Сукарно говорят, что хотят строить социализм. Но какой в Египте социализм? Ведь Насер сажает коммунистов. И Неру их не поддерживает. А СССР им помогает. Разве это не подтверждение, что наша политика — политика невмешательства?

А Штаты поддерживали Батисту на Кубе. Но кубинцы не хотят нового Батисту, и с этим связан провал в заливе Свиней. Кастро не коммунист. Но США могут сделать его коммунистом. Сам Хрущев не родился коммунистом. Его капиталисты сделали таким. И если США считают, что им угрожает Куба, то что, господин президент, должен чувствовать СССР в отношении Турции[149]?

Угроза исходит не от Кубы самой по себе, пояснил Джек. А от Кастро. Он хочет дестабилизировать Западное полушарие. Если бы его избрали на свободных выборах, США могли бы его поддержать. Что бы сказал Хрущев, если бы в Польше создали прозападное правительство? А ведь это возможно, будь там свободные выборы.

Хрущев счел эти слова обидными для Польши. Ведь там выборы свободней американских.

— У нас в США есть выбор, — пояснил президент.

А Хрущев считал, что партии в Америке — это надувательство. И разницы между ними нет. К тому же Штаты поддерживают реакционные диктатуры — Тайвань, Пакистан, Иран, Испанию… А было время, когда Америка была лидером в борьбе за свободу. Потому-то русские цари и не признавали ее больше четверти века. А вот теперь Вашингтон не желает признать Китай.

Джек согласился: мир меняется. Изменятся и эти страны. Кеннеди — за. И на выборы шел, призывая к переменам. А как сенатор выступал против колониализма. И сейчас уважает ненасильственные освободительные движения. А вот милые сердцу Хрущева «освободительные войны» не всегда отражают волю народов и могут вести к конфликтам держав.

— А что — богатство и мощь Штатов дают им особые права и позволяют не признавать такие же права других? СССР будет «совать нос» туда, где нарушаются права народов, и помогать им.

Журналисты «Правды» Евгений Литошко и Май Подключников писали: «Нельзя закрывать глаза на трудности и сложности происходящей сейчас в Вене беседы. Ее участники — люди разного склада ума, убеждений, воспитания… С одной стороны, сын рабочего и сам рабочий, закаленный в боях революционер, убежденный коммунист, неутомимый борец за мир и дружбу между народами, руководитель могучей социалистической державы. С другой — сын миллионера, миллионер, набожный католик, человек, выражающий интересы своего класса, защищающий политику самой большой страны капиталистического мира».

Толкуя о философских материях и «народах, сбросивших иго колониализма», они на самом деле обсуждали отношения СССР и США. А говоря о «воле народов», обсуждали Европу. И, прежде всего, Германию, которая, как считал Хрущев, не хотела международной оккупации и желала подписать мирный договор. А по мнению Кеннеди, стремилась к объединению с Западом.

Джек знал: разговор о Берлине будет сложным. И, видимо, был готов к тому, что амбиции собеседника сделают реальной угрозу войны.

А Хрущев хотел решить берлинский вопрос. Он настаивал на заключении мирного договора. Заявлял, что если не найдет партнеров, готовых его подписать, сделает это с ГДР.

Это означало бы прекращение действия Ялтинских и Потсдамских соглашений, уход союзников из Западного Берлина и объявление города столицей ГДР.

Нацеливаясь на Берлин, Хрущев бил по узлу связности сил Запада в Европе и мире. Он видел: на него замкнуты не только политические и военные интересы, но и информационные ресурсы НАТО, а также надежды тех на Востоке (прежде всего в ГДР), кто не принял социализм. Западный Берлин бесил его, как богатая буржуазная витрина среди социалистической скромности. И больше того — как знак несокрушимости Запада. Нет, пора с ним кончать!