Черневог - Кэролайн Черри

— И свинья может летать, — коротко бросил Петр. Черневог пропустил это мимо ушей и продолжал расспрашивать Сашу:

— Так что же ты собираешься делать? Все, что ни пожелает Ууламетс? Всю жизнь? Тебе пора освободиться от него. Ведь ты можешь получить все, что только захочешь.

— Как ты? — усмехнулся Петр. Но Черневог был терпелив и на этот раз приготовился к нападкам Петра. Он специально повернулся к Саше:

— Вы, наверное, думаете, что должны будете меня обменять, но это будет самым худшим из всего, что вы сделаете. Вы одержали победу: вам удалось поставить меня в ужасное положение, но вы сможете победить все и всех только если будете слушать меня.

— И сейчас нам делают серьезное предложение? — спросил Саша.

— Послушай меня! Волшебство, как таковое, заключает в себе очень немногое. Оно ни живое, ни мертвое, оно просто есть, и все те существа, что могут дать тебе волшебную силу, не понимают, что именно им нужно в окружающем нас мире, пока мы сами не укажем им на это. Если бы у тебя была хоть доля рассудка, ты никогда бы не уступил меня им…

— Я обменяю тебя, — мрачно пошутил Петр, — на мешок репы.

— Ты не понимаешь меня! Они используют нас тем же способом, каким мы используем их. Уверяю тебя, что у леших больше нет сил, чтобы выдержать это, и вы поступаете глупо, если надеетесь выиграть. Все, что происходит вокруг нас, направлено непосредственно против моей слабости и твоей невежественности.

— Я не хочу пользоваться твоим способом волшебства, — сказал Саша. — Я не хочу его, и оно не может коснуться меня.

— Оно может добраться до Ууламетса, оно может добраться и до Ивешки. Ведь само существование русалки — это уже по сути волшебство. И волшебство же вернуло ее назад. Это то же самое волшебство. Разве ты можешь сказать мне, что тебе нечего терять?

— Нам не нужна твоя помощь, — сказал Петр.

— Но ты потеряешь ее. Прежде всего ты потеряешь ее, затем — Петра. И, что совершенно неизбежно, пропадешь сам…

Петр повернулся и остановил лошадь.

— Ты убил мою жену, ты, проклятая собака, на твоей совести опустошение здешних мест, ты пытался убить меня, и ты еще хочешь, чтобы мы прислушивались к твоим словам?

— Петр, — предостерег его Саша.

— Он прав, — сказал Черневог. — Разумеется, он прав. Все это сделал я, и кое-что еще, о чем ты не знаешь. Но теперь вы нужны мне. И в этом-то и состоит вся разница.

Петр от неожиданности открыл рот. Затем, обретя дар речи, он сказал:

— Я не думаю, что мне доводилось слышать более ясные речи. Господи, Саша, да перед нами честнейший человек!

— Саша, Саша Васильевич… ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Здесь нет никакой случайности. Слабость, охватившая леших, не случайна, и я знаю, с чем мы имеем дело. Это хитросплетения лжи и обмана, которые даже не почувствуют твоих желаний. Но в то же время это огромная сила, и она у тебя в руках. Твое дело только лишь использовать ее.

Некоторое время Саша молчал. Лошади беспокойно разошлись.

Петр нарушил тишину.

— Саша, это змей. Он был и всегда останется ей.

Но Саша тем временем слушал и обдумывал услышанное. Черневог заговорил снова, очень осторожно, чуть вздрагивая от напряжения: он хотел удержать себя в рамках учтивости и опасался отказа от разговора.

— Спроси меня, Петр Ильич, спроси меня, о чем хочешь. Я ни в чем не могу отказать тебе.

— Слезь с лошади!

Черневог спрыгнул с коня и стоял, стараясь заглянуть Петру в глаза и чувствуя сашино сопротивление…

Возможно, что Петр тоже почувствовал опасность. Он сжал губы, нырнул сзади него и с завидным проворством вскочил на лошадь.

Обладая теперь преимуществом, Петр со злостью посмотрел вниз.

Черневог же сказал, стараясь быть как можно более искренним:

— Ты мог бы спасти свою собственную жизнь, Петр Ильич, ты мог бы остановить все это безумие, ты мог бы остановить это в одно мгновенье, но вся беда в том, что ты не хочешь верить мне.

Разумеется, Черневог хотел, чтобы Петр спросил Сашу, каким это образом он может спасти их, и чего, по вполне веским причинам, Петр делать не собирался. Во-первых потому, что Черневог несомненно посылал к нему свои желания, и теперь было самое время, как считал Петр, побеспокоиться о них, а во-вторых потому, что было очевидно его намерение поссорить их с Сашей.

Поэтому он и заставил его идти пешком, а они вместе с Сашей могли ехать рядом и не спускать с него глаз. Тут он опять подумал о том, что как колдуны ни пытаются опутать друг друга своими желаниями, хороший кусок веревки никогда не бывает лишним.

Он сказал об этом Саше, но тот ответил отрицательно. По его мнению, Черневог не собирался сбегать от них.

Все это засело в глубине его сознания, и время от времени Петр чувствовал беспокойство от этих мыслей. Пожалуй, это было самым трудным на свете, по крайней мере для него, иметь готовый вопрос и не иметь возможности задать его. И прежде всего его беспокоило лишь одно: он очень хотел знать, почему все-таки, если во всем, что говорил Черневог не было ни слова правды, Саша даже не побеспокоился о том, чтобы разоблачить эту ложь. Петр очень хорошо знал сашины дурные привычки, одна из которых состояла в том, чтобы обвинять себя самого во всех грехах, а другая, которую он наверняка перенял от Ууламетса, скрывать свое беспокойство от других. Может быть он делал это, чтобы спасти своих друзей от беспокойства, или просто потому, что иногда забывал, что просто отвык разговаривать вслух.

Так Петр и ехал рядом с Сашей, не произнося ни слова, но это, черт возьми, очень беспокоило его.

— Ты так и не смог ничего услышать? — спросил его Петр на коротком привале, когда они остановились около воды. Саша побрызгал водой на лицо и даже на шею, вытер лицо руками и тяжело вздохнул, как бы подтверждая всю тщетность попыток.

Его охватывало леденящее душу чувство по мере того, как они углублялись в этот молодой лес, что он так и не услышал ответа от Ивешки, и было глупо не сказать Петру об этом прямо. Но глядя на его лицо, которое выражало и надежду, и прощение всех его ошибок, он не мог заставить себя сделать это. Как он мог сказать ему: «Послушай, Петр, мне очень жаль, но я боюсь, что она пропала, она исчезла, и я не хочу больше стучаться в эту дверь».

Петр понял бы весь этот риск. Саша не сомневался в этом.

"… Голова должна управлять твоим сердцем, молодой болван…» Почему-то именно сейчас ему на ум пришли эти слова старого Ууламетса.

А что, если это Ууламетс, Боже мой, что если это действительно Ууламетс преследует их? Ведь Ивешка часто говорила Саше, что он повторяет его мысли и поступки…

Что, если, следуя рассуждениям Петра, он хочет всех нас вернуть? Что если этим и закончатся наши поиски?