Великий магистр - Октавиан Стампас

В отношении покушения на собственную жизнь он не беспокоился. Хасан ибн Саббах не покидал неприступный замок Аламут, а проникнуть в него, несмотря на то, что в крепости было постоянно не более пятидесяти ассасинов, мог только человек, обладающий крыльями орла, или изворотливостью змеи.

Дремота овладела магистром, сидящим в мраморном кресле. Холод от каменных стен, стужа из распахнутых окон, мерзлота от белого, в кровавых прожилках мрамора, — действовали на него как самый горячий жар из камина. Он растворялся в этом холоде, соединялся с ним всеми клеточками своего тела, наслаждался, словно бы погружая свой разгоряченный, безумный мозг в ледяное, мертвое озеро, где не было ни жизни, ни света.

Глава VI. ТЮРЬМА, ЛЮБОВЬ И СВОБОДА

Судьба! Сколь шатка ты, сколь непрочна!

Зачем так разум страждущий терзать?

Тюрьма — свидетель: ты была вольна

И жизнь мне дать, и в счастье отказать…

Граф Людвиг Фон Зегенгейм был доставлен в закрытой карете в тюрьму Мон-Плеси, и там, по указанию барона Глобштока, его руки и ноги заковали в железные кандалы, пропустив через них цепь, прикрепленную к стальному кольцу в стене. В узкой и сырой камере могли едва-едва разместиться двое человек. Сквозь маленькое, зарешеченное окошко виднелся кусочек голубого неба.

— Отдохните-ка пока здесь, граф, — ехидно проговорил барон Глобшток. — Это лучшее, что я могу вам предложить. Тяжелая, окованная медью дверь захлопнулась за ним, и Людвиг опустился на каменный пол, усмехнувшись любопытной крысе, высунувшей свою острую мордочку из норы в углу. Многие узники, попавшие в тюрьму Мон-Плеси, находили в ней свой последний земной приют…

А в темнице города Яффы, в большом подвале, где когда-то был винный склад, томились другие пленники — Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Виченцо Тропези, задержанные на месте кровавой резни. Вместе с ними в подвале находилось еще пять человек: двое бродяг, задержанных за нарушение общественного порядка, один мелкий воришка, укравший на рынке гуся, приговоренный к повешению разбойник и не заплативший налоги с проданной сельди торговец рыбой. Бизоль огромными шагами мерил пол, упираясь то в одну, то в другую стенку, словно запертый в клетку медведь. Роже играл в кости с разбойником, чья казнь была назначена на утро. Виченцо, безучастный ко всему, сидел, прислонившись к опрокинутой бочке: его больше всего тяготило исчезновение Алессандры.

— Зря ты меня остановил, — проворчал Бизоль, задержавшись возле игроков. — Надо было открутить стражникам головы, и мы бы не торчали здесь третьи сутки!

— Кто же знал, что дознание у них тянется так медленно? — отозвался Роже.

— Некоторые ждут суда по году! — добавил разбойник, бросая кости. — Мне еще повезло: не стали долго цацкаться. Чик! — и готово.

— А за что тебя? — спросил Роже, выкинув две шестерки. — Играем на твою веревку — я возьму ее потом в качестве сувенира.

— Э-ээ, нет, не пойдет! Я уже обещал ее нашему тюремщику. За кое-какие услуги, — и разбойник вытащил из-за пазухи бутылку вина, протянув ее, после доброго глотка, Роже. — А поймали меня, когда мы с приятелем почистили проезжих купцов на дороге в Яффу.

— Вот из-за таких, как вы, мир катится в пропасть, — сказал прислушивавшийся к разговору торговец рыбой.

— Усохни, чешуя! — откликнулся разбойник. — Я бы удрал, да приятель подвел. Когда его лошадь сломала ногу, я подскакал к нему и предложил взобраться ко мне за спину. Мой конь выдержал бы двоих. Но напарник, зараза, оглушил меня рукояткой меча и умчался от погони. А я, как видишь, попал в тюрьму.

— Ты случайно не знаешь такого — Этьена Лабе? — мимоходом спросил Роже, вновь выбрасывая шестерки.

— Как не знать! — усмехнулся разбойник. — Это он и есть, мой приятель. Жаль, не его повесят, а меня…

— Послушай, — воодушевился Роже. — Если я помогу тебе выбраться отсюда, ты поможешь мне отыскать этого Лабе?

— С удовольствием! — отозвался разбойник. — Меня зовут Жак Греналь. А где тебе выбили глаз?

— Наткнулся в темноте на шпиль Парижского собора. Бизоль! Пойди-ка сюда!

— А что ты сделаешь с этим Лабе, когда разыщешь его?

— Сверну ему шею.

— Тогда сверни ее в одну сторону, а я доверну в другую. У меня с ним свои счеты, — сказал Греналь.

— Хорошо, — согласился Роже и обратился к подошедшему Бизолю:

— Друг мой, ты был бесспорно прав: нам нечего здесь делать и ждать целый год. Давай-ка подумаем, как выбираться отсюда?

— Давно бы так! — вздохнул Бизоль, развернув мощные плечи.

Бодуэн I уклонился от встречи с Гуго де Пейном, перепоручив его заботам Лиона Танкреда. В приемной влиятельного наперсника де Пейн столкнулся с бароном Жираром — магистром Ордена иоаннитов. Змеиная улыбка чуть тронула губы барона, когда он прошел мимо рыцаря.

— Вам привет от Умара Рахмона, — шепнул ему на ухо Гуго де Пейн, придержав того за локоть. Магистр резко дернул рукой, с ненавистью взглянул на рыцаря и пошел прочь. А де Пейн, отодвинув охранника, толкнул ногой дверь и вступил в покои графа Танкреда.

— Знаю, знаю! — сказал ему граф, вставая с кресла и двигаясь навстречу. — Но против Людвига фон Зегенгейма выдвинуты серьезные обвинения. Он подозревается в сговоре с сельджукским князем Санджаром.

— Обвинения сфабрикованы бароном Жираром, — возразил Гуго де Пейн. — А крепость Керак устояла только благодаря Зегенгейму, его мужеству и воинскому искусству! Тому есть сотни свидетелей. Опросите солдат гарнизона и жителей Керака. Вызовите сюда Рудольфа Бломберга, коменданта крепости.

— Необходимые распоряжения уже сделаны, — отозвался Танкред. — В Керак послана специальная комиссия. Истина будет установлена, уверяю вас.

— Но пока Зегенгейм может быть переведен под домашний арест. Зачем ему томиться в тюрьме?

— Я не могу отменить указ короля, — промолвил граф, скрестив на груди руки. — И кроме того, — голос его неожиданно посуровел. — Мне передали, что в Яффе арестованы еще три ваших рыцаря: Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Виченцо Тропези. Их подозревают в убийстве десятка человек. Что это? Хорошенькие у вас друзья, де Пейн! Вы что — приехали в Палестину знакомиться с местными тюрьмами?

— Я предполагаю, что и в этом случае произошло досадное недоразумение, — промолвил Гуго, которого несколько удивила последняя новость. — Они не могли поступить против законов совести и чести.

— Мы во всем разберемся, — уверил его граф и подошел ближе. — И последнее. Мне горько вам об этом сообщать, но только что я получил послание от наместника Цезарии Франсуа Шартье. Примите мои самые искренние соболезнования: ваш друг, маркиз Хуан де Сетина, скончался там от горячки мозга.

Сердце рыцаря при этом известии сжалось, и холодная тень смерти мелькнула перед глазами.

— Увы! — продолжил граф, коснувшись его плеча. — Все мы смертны, и смертны внезапно. Будьте мужественны. Ваш острый ум и крепкий меч особенно необходимы нам в это трудное время. Скоро начнется летняя кампания по осаде Тира. Король Бодуэн рассчитывает на ваш опыт и смелость

— В таком случае, он не должен сажать своих преданных друзей в темницы, — сказал Гуго де Пейн. — Иначе он останется один на один с врагами.

Попрощавшись, он покинул графа Танкреда и отправился в Тампль. Там он рассказал оставшимся возле него трем рыцарям — Гораджичу, Норфолку и Монбару — о происшедших несчастьях.

— Бедный маркиз! — промолвил англичанин, осеняя себя крестным знамением. — Он был самым впечатлительным из нас, несмотря на свой возраст. Он так стремился в Святую Землю, и вот — нашел здесь свой последний приют.

— Не будем скорбеть раньше времени, — произнес Гуго де Пейн. — На моей памяти Хуан де Сетина уже был похоронен, но неожиданно воскрес. Но, если он действительно умер, то я прошу вас, граф, отправиться немедленно в Цезарию. Тело маркиза должно быть перевезено в Иерусалим и похоронено здесь, в Святом месте.

— Я выезжаю тотчас же! — ответил Грей Норфолк, наклонив голову.

— А вас, — обернулся Гуго к Андре де Монбару, — я прошу поторопиться в Яффу и разобраться там, что же произошло с нашими беспечными друзьями? В какое болото они влезли и как их оттуда вытаскивать. Мы же, с князем Гораджичем, займемся судьбой Людвига. Я опасаюсь за его жизнь. Мне кажется, что барон Жирар способен пойти на крайние меры, чтобы скрыть следы своего преступления…

Гуго де Пейн не зря тревожился за жизнь своего друга. Барон Жирар понимал, что рано или поздно невиновность Зегенгейма будет доказана, и тогда неминуемо встанет вопрос о том, кому был выгоден его арест и кто же, на самом деле, вступал в переговоры с сельджуками? Когда Зегенгейм заговорит, то, даже не имея доказательств, он сильно подорвет репутацию барона. Лучше всего было бы, если бы он замолчал навсегда. И сделать это нетрудно: ведь начальник тюрьмы Мон-Плеси и многие тюремщики — братья-иоанниты. И великий магистр, вернувшись домой, велел своему камердинеру Жюлю тотчас же пригласить к себе на тайную беседу сеньора Рошпора, коменданта Мон-Плеси.