Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

Действительно, Цезарь скоро был остановлен. Прибыв, вероятно, 19 апреля[652] под стены города, он нашел ворота запертыми, а сенат под предлогом нейтралитета — враждебно настроенным. Так как для ведения энергичной войны в Испании было необходимо овладеть Массалией, то Цезарь тотчас решился взять ее силой и призвал три легиона из Галлии.[653] Но прежде чем он соединился со своими солдатами, для организации обороны в город морем прибыл Домиций. С ним в качестве противника осада Массалии становилась предприятием более продолжительным и более трудным. А Цезарю было нужно разбить испанскую армию возможно быстрее. Раздраженный этой неожиданной остановкой и готовый рискнуть всем, чтобы быстро окончить дело, Цезарь принял совершенно безрассудное решение. Он намеревался вывести все свои войска из Галлии, с тем чтобы ускорить в одно и то же время операции под стенами Массалии и в Испании. Немедленно по прибытии трех легионов он начал осаду и одновременно с этим приказал трем легионам, бывшим в Нарбонской Галлии под начальством Гая Фабия, и двум последним легионам, остававшимся в Галлии, вторгнуться в Испанию.[654] Фабий должен был стараться отвлечь от Помпея население Испании, в то время как сам Цезарь будет осаждать Массалию; когда же город будет взят, он пойдет в уже завоеванную наполовину Испанию, чтобы уничтожить армию Помпея.

Относительно Галлии этот смелый план вполне удался. Благодаря принятым Цезарем мерам и счастливому стечению обстоятельств, в Галлии не произошло никаких волнений. Цезарь с присущими ему быстротой и хитростью сумел подготовить этот успех, сменив еще раз свою политику террора на политику примирения; он не только принудил себя частично восполнить потери, причиненные последними войнами, но и вместо безжалостного преследования еще уцелевших вождей революции постарался заключить с ними мир. Таким образом ему, по-видимому, удалось установить соглашение даже с Коммием.[655] Он сделал даже больше. Знатные галлы были по большей части воинами. Многие из этих рыцарей и воинов, бывшие на жалованье у богачей, оставались теперь незанятыми. Много знатных, наполовину разоренных, охотно ухватились бы за удобный случай приобрести славу и богатство. Цезарь с помощью денег казначейства и тех, которые он получил взаймы от военных трибунов и центурионов, — это была полезная контрибуция и залог верности, — набрал в Галлии всадников и пехотинцев и принял к себе на службу много знатных, обещая им конфискованные имения. Таким образом, кроме пяти легионов он смог послать в Испанию 5000 человек вспомогательного войска и 6000 галльских всадников.[656] Благодаря своей чудесной ловкости ему удалось найти поддержку в Галлии, которая, по мнению его противников, должна была создать ему наибольшие затруднения. Напротив, его усилия быстро окончить войну вначале потерпели неудачу. В то время как он проводил работы по осаде Массалии и приказывал строить небольшой флот, Фабий перешел Пиренеи и так легко обратил в бегство Афрания и Петрея, что можно было заподозрить, не было ли это с их стороны маневром, завлекающим врага двинуться вперед. Цезарь расположился лагерем на берегах Сикориса (совр. Segre) в нескольких милях от Илерды, послал крупные суммы денег для раздачи в соседних городах, чтобы отвратить население от дружбы с Помпеем, и, несмотря на прибытие еще двух легионов, держался выжидательной тактики,[657] ожидая падения Массалии.

Но прошел май, а событие, столь нетерпеливо ожидаемое партией Цезаря, не осуществлялось. Это обстоятельство должно было повлечь за собой катастрофу. После отъезда Цезаря в Италии усилилась реакция в пользу Помпея. Если сначала сопротивление Массалии, казалось, вознаграждало партию Помпея за потерю Сицилии, покинутой Катоном и занятой Курионом,[658] то скоро стали думать, что смелый удар, предпринятый Цезарем под Массалией и в Испании, вовсе не удастся.[659] Распространялись самые страшные слухи; рассказывали даже, что Помпей пройдет через Иллирию и Германию, чтобы встретиться с Цезарем в Галлии.[660] Другие факты, особенно скандальное поведение Антония, также раздражали общественное мнение.

Этот молодой человек, потомок одной из знатнейших римских фамилий, удивительно сильный телом, чувственный, веселый, любитель поесть, выпить и поразвратничать, дерзкий, храбрый, кровожадный, был воспитан в условиях дикой независимости вне семейных и социальных традиций сперва в притонах Рима, а потом в лагерях. Оставленный Цезарем почти неограниченным правителем Италии, он возмущал даже современников своей необузданной распущенностью, доходившей до содержания в Риме гарема обоего пола, и прогуливался в своих носилках вместе с греческой гетерой Киферидой,[661] как если бы она была его женой. Скандалы бывали и ранее, но особенное возмущение своим поведением Антоний вызывал в этот момент, когда все были так склонны порицать Цезаря и его друзей и когда умы были особенно впечатлительны. Многие сенаторы в негодовании покинули Рим. Повсюду распространился слух, — и он был верен — Цицерон также хочет уехать. Антоний был этим раздражен и не нашел ничего другого, как сперва в довольно учтивом письме,[662] а потом в другом, очень сухом,[663] приказал ему остаться в Италии.

К несчастью для Цезаря, к концу мая война приняла еще более дурной оборот. Массалия стойко держалась; Фабию не удалось побудить испанцев к восстанию; испанские племена оставались верными Помпею благодаря его известности, пяти легионам Афрания и Петрея, а также ловко распускаемым слухам. Говорили, например, что Помпей скоро прибудет в Африку с большой армией.[664] Фабий с такими затруднениями снабжал продовольствием свое войско, что боялся быть принужденным к отступлению голодом. Чтобы привлечь к Цезарю испанские народы и заставить их доставлять и продавать съестные припасы его войскам, а не войскам Помпея, срочно требовалось победоносное сражение.

Тогда Цезарь решился оставить Децима Брута и Требония продолжать осаду, а сам принял командование над армией, чтобы попытать счастья в битве. В середине июня[665] он отправился из-под Массалии во главе 900 всадников, перешел Пиренеи, присоединился к армии и тотчас двинулся вперед к Илерде, к холму, на котором был лагерь Афрания, чтобы сразиться с ним. Но Афраний, знавший о критическом положении своего противника, уклонился от сражения.[666] Тогда Цезарь стал искать средство принудить врага вступить в бой. Он усмотрел небольшую возвышенность, расположенную между Илердой и холмом, на котором стоял лагерем Афраний. Эта возвышенность господствовала над путями сообщений Афрания с городом и каменным мостом через Сикорис. Цезарь неожиданно повел три легиона для захвата этой позиции, но Афраний и Петрей были настороже: они вывели свои когорты и после долгого и кровопролитного боя отбросили легионариев Цезаря. Удар, вероятно, был достаточно сильным,[667] потому что Цезарь, так нуждавшийся в победе, не старался более перейти в наступление. Последствия этого поражения не замедлили дать себя почувствовать: маленькие испанские города, завоеванные для Цезаря Фабием, перестали посылать съестные припасы — снабжение продовольствием стало еще более трудным. Внезапно прибывшая вода в реках, посреди которых стоял лагерем Цезарь, снесла мосты и крайне осложнила положение: армия скоро оказалась, как когда-то под стенами Алезии, лицом к лицу с ужасным врагом — голодом.[668] Через несколько дней положение стало совершенно отчаянным.