Город (сборник) - Дин Кунц

В среду вечером, еще со свежими воспоминаниями о «Пинакотеке», принимая во внимание случившееся во время антивоенной демонстрации в Городском колледже и визит мисс Перл – я помнил о ее предупреждениях – во вторник, я подумал об Альберте Соломоне Глаке, таксисте и будущем комике, и о медальоне, который он подарил моей маме, а она отдала мне. Я достал флорентийскую жестянку из ящика моего прикроватного столика, открыл и нашел медальон, лежавший среди прочих моих сокровищ.

Покачивая медальон на цепочке, я вдруг подумал, что глаза меня подводят. Крошечное перышко из белого стало золотисто-коричневым, словно из оперения той птицы на картине, которая произвела на меня неизгладимое впечатление. Держа медальон в руке, я сунул его под абажур лампы, но в более ярком свете перышко просто засверкало золотом. Я вытащил его из-под абажура, и золота в перышке не уменьшилось: теперь оно словно светилось изнутри.

В изумлении я повесил медальон на шею, не думая о том, девчачье это украшение или нет. Сердечко из люсита опустилось на грудь, достаточно тяжелое, но не вызывающее неприятных ощущений. Я сунул его под пижаму, где-то ожидая, что золотистый свет пробьется через материю, но ничего такого не случилось.

Я не знал, что означает это изменение, но чувствовал, что оно имеет огромное значение.

У меня не возникло и мысли, что клей, сцеплявший две половинки сердечка из люсита в единое целое, потемнел от времени. Во-первых, будь так, пожелтела бы вся поверхность, по которой соединялись половинки. Этого не произошло. И во-вторых, перышко выглядело таким же нежно-воздушным, как прежде, не приклеенным, а плавающим в полости по центру сердечка, где клея не было и в помине.

Подарок таксиста казался магическим в день, когда я получил медальон, и в нескольких случаях после, особенно в тот момент, когда я увидел, как белизна трансформировалась в золото. Но теперь, двумя минутами позже, прислушиваясь к гулким ударам собственного сердца, раздающимся под неподвижным сердцем на цепочке, я чувствовал, что определение «магическое», хотя и вызывало мириад мыслей о волшебном и таинственном, неполное, а может быть, даже неправильное. Я осознавал, что медальон не просто магический, а представляет собой нечто большее, хотя и не мог сказать, что под этим подразумевал. Для десятилетнего мальчишки я, конечно, соображал неплохо, но многое оставалось мне недоступно. Украшение, мисс Перл, определенные события двух последних лет, «Щегленок», увиденный сегодня, в какой-то степени «Девушка в красной шляпе» Вермеера и «Пшеничные поля» Якоба Ван Рейсдала, все это тоже несло в себе толику магии, но и что-то еще, более глубинное и странное, чем магия, и то же самое я мог сказать о завтраке с мамой в кафе «Королевское», об игре с ней в карты за кухонным столом, об огромном портняжном цехе в «Столичных костюмах», о мистере Иошиоке и о дверной цепочке, которая блестела, как золото, о вырезанной из слоновой кости придворной даме в церемониальном кимоно с девятнадцатью слоями, о дедушке Тедди с упаковкой жевательной резинки «Джуси фрут» и о воронах, танцующих на тротуаре…

Хотя я чувствовал себя в большей безопасности с медальоном на шее, хотя нутром чуял, что он – не бесполезное джуджу, полной безопасности я не ощущал. Думал о том, что трансформация перышка из белого в золотое – свидетельство приближения момента, события, кризиса, к которому я двигался с того самого дня, когда мне дали восемь имен – не считая фамилии Керк.

И пусть теплую комнату следовало проветривать в этот июльский вечер, а бледное лицо за сетчатым экраном, увиденное мною днем раньше, практически наверняка нарисовало мое воображение, я поднялся с кровати и опустил нижнюю раму. Запер на шпингалет. Плотно сдвинул занавески.

Следующим днем, чуть раньше двух часов пополудни, мистер Иошиока появился около дома дедушки Тедди, отшагав несколько кварталов от автобусной остановки. Одетый в костюм-тройку из легкой материи в тонкую полоску, он нес две бумажные тарелки, положив их одну на другую и обмотав липкой лентой. Этот самодельный контейнер он и протянул мне, когда я поднялся с кресла на переднем крыльце, где дожидался его.

– Я принес тебе шесть булочек с кокосовой начинкой и шоколадной крошкой. Испек сам и надеюсь, что ты найдешь их съедобными.

– Вы теперь и пекарь? – спросил я.

– Печенье твоей матери вдохновило меня, и я обнаружил, что процесс выпечки позволяет расслабиться.

– Съедим по одной сейчас?

– Я не возражаю.

Я поставил контейнер на маленький столик между двумя креслами.

– Что будете пить? Я по-прежнему не умею заваривать чай.

Он улыбнулся и кивнул, показывая, что не испытывает по этому поводу ни малейшего разочарования.

– Я бы не отказался от «кока-колы», если она у тебя есть.

Я принес две бутылки «кока-колы», два стакана со льдом и стопку салфеток на подносе, и мы сели с двух сторон маленького столика. Я отлепил скотч, снял верхнюю бумажную тарелку, и от аромата булочек мой рот наполнился слюной.

– Пахнут они потрясающе.

– Я нашел рецепт в журнале, который мне очень хвалили. После первых двух попыток, результат которых желал лучшего, я внес в рецепт некоторые изменения.

Вкусом булочки даже превосходили запах.

– Они бесподобные. Вам надо открывать пекарню.

– Я всего лишь портной, но у меня возникла мысль написать в журнал и отправить им подкорректированный рецепт. Боюсь только, что едва ли они благосклонно отнесутся ко мне. Рад видеть тебя, Иона.

– И я тоже. Правда.

– Это красивый дом и милая улица со всеми этими деревьями. Мне очень хочется, чтобы ты обрел здесь счастье.

– Я счастлив, – ответил я, не собираясь грузить его последними моими тревогами. По правде говоря, и не мог разделить их с ним, не открыв секрет, который до сих пор утаивал он него: мисс Перл. По-прежнему чувствовал, что никому не должен о ней рассказывать, и она встречалась со мной в полной уверенности, что никто об этом не узнает.

Несколько минут мы поговорили о текущих событиях, а потом он рассказал, как мистер Тамазаки из «Дейли ньюс» обратился в буддийский храм в Лос-Анджелесе и через них нашел Сецуко Нозаву, проживавшую в Чарльстоне, штат Иллинойс. Прошлым днем, в среду, мистер Тамазаки проинформировал мистера Иошиоку о находках миссис Нозавы и отправился в четырехдневный отпуск в Эсбери-Парк, штат Нью-Джерси.

Мистер Иошиока признал, что находит Эсбери-Парк не самым подходящим местом отдыха для мистера Тамазаки, человека застенчивого, не любящего ни купаться в море, ни загорать, не жалующего фривольную обстановку, которая обычно царит на курортах. Но в прошлом году мистер Тамазаки пять раз ездил в Эсбери-Парк, независимо от погоды, из чего следовало сделать вывод, что его влекли туда не вода и солнца, а романтика.