Мы остаёмся жить - Извас Фрай

Он может уничтожить коммуну, убить каждого третьего жителя. Но в конечном итоге, он проиграет, даже если и выиграет все битвы. Ему придётся смириться с тем, что Франция должна измениться – даже если он выиграет, даже если он проиграет. Одна идея, тысячи штыков и город, который может погибнуть не один, но не перестанет сражаться. Париж героев и дураков.

– Nous sommes prêts à nous battre, – грозно прокричал Фриц, что мы готовы к битве на довольно скверном французском.

– Насколько я слышал, по всему городу прошли аресты священников. Не пойми неправильно, ничего против действий коммуны я не умею, но считаю, что центральный комитет действует слишком поспешно.

– Только проснулся, а уже в курсе всех новостей?

– Если бы я не умел вовремя получать информацию – мне пришлось бы умирать намного чаще. Послушай, чтобы выжить, коммуне необходимо остановить версальские войска, а центральный комитет своими действиями не даёт ни единого основания сочувствовать коммуне и убедить остальных французов, что наше дело – правое. И поверь мне, ситуация ещё никогда не была настолько опасной.

– Мы победим, – только и ответил он.

Я надеялся найти Марию в здании ратуши, где, как мне сказали, проходили заседания союза женщин. Но все, кого мы с Фрицем спрашивали о ней отвечали, что уже давно её не видели.

– Странная парочка, – покачал головой я, пока Фриц доставал папиросу, – что Жорж, что Мария – все будто сделаны из пены и уносит их куда-то течением так, что и не догонишь.

– Да уж, что и говорить, тяжёлая потеря, – пробурчал он, глядя куда-то в сторону, выискивая, наверное, какую-нибудь менее независимую женщину, – чёрт, а ведь даже прикурить не от чего.

– Не говори так. Никого мы ещё не потеряли.

– Да я про них. Коробок спичек выпал, наверное, из кармана. Какая потеря. Сейчас в Париже их не так легко достать, как раньше. И что мне теперь делать.

– Подожги ратушу вместе со всеми в ней и подкури от пожара, что же ещё?! – разозлился я, – да что творится в твоей голове, Фриц?!

Он рассмеялся.

– Спокойно. Найдётся твоя Мария. Если повезёт, то она сама найдёт нас. Да и Жорж вместе с ней. Главное не терять веру в коммуну.

– Как раз её, наверное, мы и потеряли.

Но Мария не торопилась показываться. Не успели мы и обернуться, как прошло ещё две недели, и наступил май – самый ужасный и кровавый за долгие годы. Как ни странно, это было самое трезвое время за историю Парижа. Хоть у нас и было больше всего поводов выпить в кофейне, мы заказали только кофе.

Практически все соборы в городе превратились в дискуссионные клубы, на собраниях который каждый мог высказать своё мнение по любому вопросу, задать вопрос и получить ответ. Поэтому, революционеры предпочитали теперь ходить скорее в церковь, чем в кофейни. Внутри было уже не так громко – основной шум доносился с улицы, где группа женщин из известного союза строили баррикады.

Пока коммуна готовилась к кровопролитной войне, мы с Фрицем опустошали буржуазные бокалы, уже не считая ни сантимов, ни франков. Нечего нам ограничивать себя, раз всё равно бури, в которой революция пройдёт проверку на прочности никому не миновать.

Мы меньше всего могли этого ожидать, но Мария сама нашла нас. Уже более трёхсот лет я не испытывал такого возбуждения от простой женщины. Хотя, куда там – не была она простой. Что мы с Фрицем могли сделать с ней, когда она так внезапно появилась в дверях кофейни? Да что там – нам даже сказать было нечего. Мы могли, разве что, оставаться узниками своей любви и совести.

– Ну, добрый день. Мне сказали, что тут двое мужчин вместо того, что бы строить баррикады и защищать наши границы от версальцев, ищут меня. Вот, я стою перед вами собственной персоной. А теперь, идите – и принесите пользу революции, вы жалкие куски дерьма.

Как же сильно она изменилась за это время.

– Вы ещё здесь?! На что вы так пялитесь? Господи, будьте, наконец, мужчинами!

Слова так и текли из её рта, а мы не могли найти в себе силы, чтобы издать в ответ хоть пару звуков.

В конечном итоге, Мария смирилась с нашей пустоголовостью, успокоилась и села выпить рядом с нами.

Она стала грубой, но сохранила прежнее очарование. Новая Мария привлекала ещё больше прежней. Что бы она ни говорила, ей было приятно, что я снова пришел в себя. Я по-прежнему был для неё другом, хотя, если честно, не удивлюсь, если она почти перестала думать обо мне. В эти времена у всех есть проблемы куда важнее личных. Но про Жоржа она не забывала ни на миг. Причины её вступления в союз женщин могли быть самыми разными; но одна из них, несмотря на все трудности жизни в Париже весной семьдесят первого, была сугубо личной. Она надеялась его найти. Он был лучше нас с Фрицем вместе взятых – важнее национальной гвардии, центрального комитета и всех парижан вместе взятых – по крайне мере, в её глазах. Но теперь, я не собирался так просто с этим мириться.

– Когда сюда придут версальцы, – заключила она, – мы будем готовы, безусловно. Их встретят тысячи штыков и десятки тысяч отважных сердец.

– А после них останутся сотни тысяч трупов, – сказал я, за что получил её грозный, укоризненный взгляд.

Все эти вещи пугали даже Фрица. Теперь, мне стало ясно, насколько изменился он сам. Бедный немец, уж я-то думал, что хотя бы его это не задело. Он никогда не терял чувства юмора – он был стойким. Но день за днём жить в ожидании неизбежной гибели – сломило бы и не таких. Мне стал ясен смысл каждого его жеста, вдоха и выдоха. Всё это были лишь разными способами сказать миру одно и то же слово, повторённое бесконечное количество раз: «страх». Неважно, насколько сильна коммуна; сколько мы выиграли битв, сколько у нас пороха и солдат. Неважно, как долго ещё национальная гвардия будет отбивать атаки версальских убийц. Нет разницы: выживет ли каким-нибудь чудесным образом коммуна или ей суждено будет погибнуть в море огня и крови. Каждая пылинка в Париже повторяла несказанные слова Фрица и скрывала их под холодным и суровым взглядом Марии – всё вокруг переполнял ужас. Он был древнее самого человека, намного старше меня самого. Неизбежность катастрофы, страх перед будущим. Молчаливая и безумная уверенность, что всех нас ждёт один и тот же печальный конец.

Несмотря на всё это, алкоголя