Мы остаёмся жить - Извас Фрай

спустя ещё несколько мучительных минут в толкучке, мы зашли в зал и заняли свои места рядом со сценой. Довольно скоро, показались и сами музыканты.

Многие сравнивают жирный мужской блюз с чёрными тонами – но ими там и не пахнет. Если бы можно было описать музыку цветом, то я бы выбрал красные и зелёные пятна на белом фоне с мазками фиолетового. Как музыкальная форма сложнее любой геометрической фигуры, так и её изображение должно быть выше простых очертаний предметов на холсте. Содержание важнее скорлупки – этот простой принцип я понял задолго, как о нём начали говорить все. И с тех пор, я живу по нему и наслаждаюсь прекрасным разнообразием.

После концерта я сказал ей, что ещё никогда такого не видел.

– Вот ты врунишка. Никакой ты не бессмертный. Если бы ты и вправду жил так долго, как о себе говоришь – то не осталось бы ничего, что ты ещё не видел. Тебе было бы скучно – особенно, со мной – так как ничего нового в этом для тебя уже не было. А так: тебе столько же лет, на сколько ты и выглядишь.

– Даже миллиона лет не хватит, чтобы увидеть в этом мире всё; а скучать может и первоклассник. Да, когда-то, моя тоска разрывала меня на части. Но мы оба можем порадоваться: те времена давно прошли.

По дороге я сказа своей спутнице, что мне нужно ещё кофе и заглянул в кофейню, со знакомой мне уже бариста Вероникой. Я попросил у неё эспрессо и пока он готовился, незаметно положил под стойку для неё автограф Кит Дена «для Вероники». Она вручила мне кофе, улыбнулась и мы снова попрощались. За три тысячи лет мне это не надоело. Возраст – не главное.

Мы с моей спутницей долго шли сквозь густой мрак по дорогам из фонарей. Неожиданно, она попросила у меня закурить.

– Курят – только дураки, – вспомнил я одну фразу, доставая пачку, – да и татуировки делают одни мудаки.

Она рассмеялась.

– Тогда, раз так, что делать с теми, кто даёт прикурить и бьёт татуировки?! Кстати, я знаю в Будапеште один клёвый тату-салон. Для тебя набить татуху – это и вправду на века. Уж в чём, но в это венгры большие молодцы.

– Мертвецов не судят. А те, кто дают прикурить – сами наполовину мертвы.

– Кстати про мертвецов, за свои три тысячи лет скольких ты убил?

– Бывало, что приходилось оставлять немало трупов, если тебе так интересно. За мной больше смертей, чем у любого злодея.

– А ты их считал?

– Считают те, кому есть, чем гордиться. А проигрышам счёт не ведут. К тому же, сосчитать их было бы просто невозможно.

– Кстати о мертвецах – ты знаешь о моём новом тату? – она действительно быстро сменила тему.

– Ты про ту, что в форме черепа?

– Что?! Как тебе только удаётся подглядывать в местах, которые тебе не показывают?! Убила бы!..

– Да ладно, я не подглядывал. Считай, что угадал.

– Нет. Теперь, я успокоюсь только когда ты угостишь меня выпивкой. Слава высшим силам, что эта долгая поездка наконец-то близится к концу.

– Не торопись. Мне ещё много чего ещё предстоит рассказать, прежде чем мы разойдёмся каждый своей дорогой.

– Пьяной – мне легче слушать твои страшные сказки.

– А на следующий день – ты всё забудешь. Да я и не позволил бы тебе пить одной.

– И пожалуйста. Ты кажешься мне лучшим рассказчиком, когда без рубашки танцуешь на столе со стаканом в руке.

– Ты говоришь так, будто уже выпила. Кажется, мне уже приходилось встречаться с этой стороной тебя.

– Конечно, приходилось – и ещё придётся. Я – совсем не пьяна; но настроение у меня такое, что я вынуждена надеяться, что ты это исправишь.

Я завёл её в наш номер, а сам побрёл в ближайший магазин за виски. Что было с нами дальше – уже не так важно. Самое интересное, вопреки всему, началось, когда я держал пустую бутылку в одной руке; другой рукой сжимал её бедро. Она делала вид, что спит. Я притворился, что поверил ей и на ухо нашептывал продолжение истории…

Бойня №2

Продолжим тем, что смысл у жизни – есть; и искать его стоит. Эту истину познают уже после того, как удалось пережить самую разрушительную любовь; после самой разрушительной и опасной ночи в жизни. Человеку достаточно познать это всего один раз, чтобы изменить свою жизнь навсегда. Мне же, каждый век приходится заново переоткрывать все основные законы вечности.

Для Фрица и для Марии я был уже мёртв. Ах, если бы всё было так просто.

– Шарлатаны! – вырвалось у меня сразу, как только я проснулся, – прочь от меня.

Я обнаружил рядом с собой Фрица и опрятной внешности незнакомца в очках.

– О боже! Ты жив… – будто спросонья сказал мой старый немецкий друг.

– Зря вы так, – покачал головой доктор, глядя в мою сторону, – здоровье у вас железное, но подобные потери сознания могут быть звонками к тому, против чего и сталь не выстоит.

– Спасибо вам, доктор, – сказал Фриц, – а теперь, если не возражаете, прошу вас, оставьте нас.

Доктор кивнул и скрылся где-то в недосягаемом мире – по ту сторону двери.

– А кто заплатил за врача, – спохватился я, – у меня есть несколько франков – и я могу заработать ещё. Я верну долг.

– Не стоит. У нас с доктором общие друзья. К тому же, зачем вообще нужна была революция, если всё останется таким, как прежде?! В мире должно быть место и для бескорыстности.

– Как долго меня не было? Какой сегодня день?

– Сегодня шестнадцатое апреля, друг мой. Не переживай, у нас всё в порядке. С каждым днём, коммуна становится всё сильнее.

Фриц ненадолго замолчал, сев на край моей кровати.

– Если честно, то мы боялись, что ты погиб. Но оказалось, что ты и не жив, и не мёртв. Никто не знал, что с тобой будет, когда ты проснёшься – если ты проснёшься… Но всё обошлось… Скажи, каково это – находиться там?

– Не уверен, что правильно понял тебя.

– Ты потерял сознание, но, как бы так выразиться, не совсем. Доктор сказал, что ты можешь слышать и понимать, что происходит вокруг. В какой-то степени, это походило на транс. Но, не смотря на это, мы до самого конца не могли понять, что с тобой происходит. Расскажи, что ты видел?

– Ничего. Если я и понимал, что происходит вокруг меня, то я обо всём забыл.