Мы остаёмся жить - Извас Фрай

– Замолчи! – взревел рыцарь, – Тыквоголовый, закрой дверь! Не дай ей сбежать. А ты – готовься стрелять. Она владеет магией – одним махом она может прикончить всех нас. Но так просто ей теперь не уйти.

– Если бы я хотела – то почему до сих пор я остаюсь в этом городе?! Истинный виновник должен встретить свою смерть здесь. Подумай, капитан – ты единственный такой же, как и я.

– Убить её! – чуть не вышел из себя рыцарь, – с тобой я разберусь попозже. Стреляй!

Я спустил замок пистолета и нажал на курок, прицелившись прямо ей между глаз – её болтовня не собьёт меня с толку. Будто всё это время он был здоров, рыцарь в один прыжок, замахнувшись мечом, преодолел расстояние, разделявшее его и ведьму, будто от этого зависела его жизнь.

С вкусным хрустом, одним ударом он разрубил пополам целый стул. Отдышка у него была такая, будто он убегал от стаи волков. Мы держали головы опущенными, стараясь не видеть места, где стояла ведьма.

Будто никого и никогда в этой комнате и не было.

Интермедия Четвёртая

Жизнь продолжается всегда, пока не кончится – простая истинная, которая тебе, конечно же, известна. И пока конец её не настал – она будет вечно требовать анестезии.

Мне пришлось разбудить её пораньше. Хоть Будапешт и знаменит своими дневными купальнями, всё самое интересное здесь можно увидеть либо ранним утром, либо поздней ночью.

Когда-то давно, ноги и мысли её уже топтали кривые улочки Буды. Но её вечные проблемы с памятью – каждый шаг заставляли её чувствовать как новый. Каждый вид – как изумительный, невиданный, который никогда не повториться вновь. И затем, каждый раз, она возвращалась сюда, будто это было впервые. Она помнила, что была уже на этой улице; вот только во вчерашнем сне или в прошлом году наяву? И в позапрошлом?!

На этот раз, ей уже и нечего было вспоминать. Выражение её лица и мягкая притуплённость в глазах от бессонной ночи явно говорили о том, что единственным чувством, которое вызывали в ней неизведанные, по-городскому дикие и волшебные места – была усталость. Она перечёркивала всё – стоило свету только упасть на кончик её зрачка.

– А мы уже скоро придём? – ноет она.

– За следующим поворотом, если помнишь, будет выход на набережную. Оттуда мы можем пойти в тот белоснежный дворец и увидеть старую Буду; или перейти по мосту через Дунай и оказаться в Пеште.

– Ну хоть там ты дашь мне поспать?

– Нет.

– Проклятие. Более жестокого и злого человека я ещё не встречала. И ты ещё удивляешься, почему мы расстались.

– Разве только поэтому?!

– Нет. Далеко не только.

И замолчала, видимо, уснув на ходу. И ни одно моё слово не могло вернуть её в сознание.

Впрочем, ей это было простительно. Неважно, как пройдёт этот день – даже если мы будем расточительно брезговать волшебством утра и суетой дня в Будапеште. Куда важнее всего этого был вечер. Я заранее купил билеты. Надеюсь, ей понравится концерт – уж я-то постарался выбрать для нас самое лучшее. Но её, видимо, ничего, кроме подушки и какого-нибудь тёплого места, не интересовало.

И вот, мы переходим через мост Сечени с золотыми львами и оказываемся в старом Пеште. А она – по-прежнему видит всё, будто сквозь увеличительные стёкла.

На концерт мы попали не без трудностей – спустя бесконечно долгие часы впустую потраченного времени. Я вымотался до такой степени, что едва чувствовал ноги, на которых держался. А вот моя спутница выглядела более чем отдохнувшей. Улучив подходящий момент, Машенька попросту сбежала от меня. Мне пришлось чуть ли не полгорода перевернуть, чтобы обнаружить её спящей в каком-то захудалом кафе. Теперь, уже она была отдохнувшей и довольной, а я был сыт Будапештом по горло. У нас двоих к вечеру осталось лишь одно общее чувство – нежелание идти на этот концерт. Но билеты были уже куплены, так что…

Мы пришли раньше всех. Сгорая от усталости и апатия, я вышел из зала ожидания, оставив свою спутницу одну. Всё ради того, чтобы подышать свежим, ещё не испорченным воздухом; подымить сигаретой и глотнуть крепкого, как ночное небо, кофе.

Девушке-бариста я сказал, что сахару не надо. Она заметила, что у меня странный голос. Мой венгерский действительно был уже не таким как прежде, но её удивило не это. Она спросила, много ли я пою. Я улыбнулся и ответил, что петь мне приходится не часто, но для неё сделаю исключение. Я спел её «Strangers in the night». В целом, вышло неплохо, но не настолько, чтобы заслужить такой её восторг. Она сказала, что ей ещё никогда не пел. С виду, ей было двадцать пять – очень странная девушка. Я сказал ей в ответ, забирая чашечку с кофе, что раньше ещё никто не делал комплиментов моему голосу. Это было не совсем правдой, но пару раз за три тысячи лет – действительно похоже на нисколько. Я спросил её имя и она ответила: Вероника.

– Спасибо за кофе. Ещё увидимся, Вероника.

И ушел. На улице собирался дождь. Я быстро вернулся в зал ожидания. Одна рука у меня пропахла сигаретами, а другая кофе. Мы по-прежнему были единственными гостями в зале ожидания, но уже спустя минуту здесь было уже не протолкнуться, будто все эти люди ждали момента, чтобы войти сюда всем вместе. Взгляд моей спутницы стал рассеянным и наш с ней разговор на отвлечённую тему, который она сама же и завязала, довольно быстро угас.

Я встал в очередь у туалета – я устал и проголодался. И тут мимо меня прошел сам Кит Ден – блюзмен самого подходящего для этого жанра цвета кожи, на концерт которого мы и пришли. Я сразу забыл, куда шел и стал караулить его у двери, пока тот снова не появился. Он намеревался как можно скорее проскользнуть сквозь толпу обратно в концертный зал, но я перегородил ему путь, показавшись из-за угла – так просто от меня не уйти.

Я попросил его дать мне автограф, но не для меня, а для «for Veronica». Вздыхая и пошатываясь, давая всему миру понять, как он устал от приставучих фанатов, он всё же выполнил мою просьбу, одним ловким движением оставив внушительную закорючку на входном билете. Затем, он наконец смог вернуться туда, откуда вышел; а я остался доволен. А