Мы остаёмся жить - Извас Фрай

– Bite! Bite!

– Ганс, стой!

Но выпущенная пуля уже не подчиняется приказам. И этому солдату больше нечего выпрашивать у своего убийцы.

– Ганс, какого чёрта?!

– Если я правильно понял, – только теперь он поднял на меня глаза, – то вашим приказом, господин офицер, было не дать этим людям сдаться в плен американцам. И я выполнил его безупречно. Вы получили то, чего хотели. Мы победили. Теперь, у нас в гарнизоне не отряд, а целая армия. И она будет подчиняться вам. Это было нашей целью.

– Но я не приказывал его убивать!

– Вы про этого?! Но он бы всё испортил.

Значит, мы говорил теперь не как партнёры, а как командир с подчинённым. Так тому и быть.

– Слушай сюда, «этот» здесь только ты, раз позволил себе добивать раненных. Мы могли бы сказать, что спасли бы его прямо на поле боя, а с ним бы договорились, чтобы молчал о том, что на самом деле здесь произошло. Это была бессмысленная смерть.

– На войне почти все такие.

Внезапно, он посмотрел на меня угрожающе.

– Вы не немецкий офицер, не так ли? Я не знаю кто вы и откуда; ваши документы – поддельны. Я не знаю вашего настоящего имени. Чёрт, я даже не знаю, действительно ли вы были в Сталинграде и вернулись обратно. Но если честно, то если это правда и вы были в том аду, то я хотел бы быть среди тех, кто имел честь идти в бой вместе с вами.

Он наверняка заметил, что мой пистолет снят с предохранителя и в любой момент из него может вылететь смерть, направившись прямо в него.

– Знаешь что, Ганс, я не стану тебя убивать. Не потому, что я этого не хочу и уж точно не из-за твоей нелепой лести. И так уже слишком много людей погибло – ты и без меня это прекрасно знаешь. Всё, что я делаю сейчас – направлено на то, чтобы спасти жизни тех, кто ещё остался. Когда ты поймёшь это – если ты поймёшь это – то мы ещё сможем остаться друзьями. А теперь, давай спрячем пистолеты и прибережём патроны для более важных дел.

– Ты напрасно не доверяешь мне – думаешь, что я что-то задумал; что выстрелю тебе в спину. Если бы хотел, то давно бы уже сделал. А стрелять, глядя тебе прямо в глаза – я тем более не намерен. Я помогу тебя всем, чем только смогу. Но я вижу, что тебя так волнует – я знаю, из-за чего ты так не доверяешь мне. И я отвечу на вопрос, который ты так и не решился мне задать: а что случится со мной? Что сделают сэмы, когда узнают о моём прошлом – ты ведь это хотел спросить?

– С чего ты взял, что ты им так нужен?! Ты предал свою страну, оставив свой пост и сбежав. Ты – всего лишь предатель. Тебя будут судить, если поймают; но не хуже, чем меня или Рудольфа. Сэмам нет дела до того, кто ты.

– Я не предавал свою страну, – прошипел он сквозь зубы, – я всегда оставался верным ей, даже когда её не стало. Я могу спокойно смотреть как гибнут люди, не испытывать ни единой эмоции – сейчас весь мир такой. Но вот от чего меня действительно выворачивает наизнанку, так это ото лжи. И я уже иду вразрез со своими принципами, согласившись находиться сейчас здесь, с тобой.

Казалось, ещё немного и он потеряет контроль. Хоть он и говорил так, как будто выкладывал передо мной все карты, но что-то подсказывало мне, что он что-то недоговаривает, продолжает скрывать самое важное. Нет, если он хотел своей речью заставить меня безоговорочно ему доверять, то он не на того напал. Но пока что, у меня не было ни единой причины считать его за врага

– Давай уже вернёмся обратно, – сказал я, – я проголодался. Думаю, что ты тоже. К тому же, будет очень неприятно, если сэмы, услышав звуки боя, пришлют сюда пару-тройку отрядов на разведку.

И мы оба молча направились в сторону города, возвращаясь по той же дороге, что и пришли. Всё время по пути, Ганс просто смотрел себе под ноги, размышляя о чём-то, но ни одним своим жестом не давая возможности определить о чём именно. Мою же голову без конца посещали мысли о будущем. Какими бы они ни были, ответ на всё был один: «возможно, так оно и будет». Может быть, сэмы превратят нас всех в капусту – для этого сильно напрягаться им не придётся. А может быть, кому-нибудь из нас удастся спастись. Или же, мы все сможем избежать самого страшного. Но вряд ли в их числе окажется Ганс – ведь я соврал ему, что сэмам будет всё равно. А он по-прежнему идёт за мной, хоть и сам прекрасно понимает, чем это может обернуться. Мой чин сейчас – чистая формальность; ведь какое значение имеют ордена и звания в стране, которой больше не существуют? Никаких, кроме самых пагубных. На что тогда надеется Ганс? За кем он идёт? Чего он добивается?

Когда мы вернулись в город, там всё будто с ног на голову встало. Многим показалось, что это не немецкие, а американские солдаты показались у нас на пороге – прямо под носом. Во всём гарнизоне не нашлось бы и двух десятков солдат, готовых сражаться; а все остальные – чуть не дались в плен тем, кто сами пришли сдаваться. Когда я встретил Рудольфа, отдающего приказы новым подчинённым направо и налево, он сам был до сих пор бледен как труп, словно душа покинула его тело, оставив нам лишь одну оболочку. Зная Рудольфа, это вполне могло оказаться правдой. Мне пришлось подойти к нему чуть ли не вплотную, прежде чем он обратил на меня внимание:

– И где тебя носило?! – сказал он вместо приветствия, – знал бы ты, что здесь происходило…

– Я уже в курсе, – кивнул я, – мне доложили. Но не забывай, что не ты здесь командир. Эти люди пришли к нам за помощью – и они получат её должным образом. Все они переходят под моё командование.

– Мне сказали, что они наткнулись на авангард сэмов и дали бой, – невозмутимо начал он, – три, может, четыре сотни человек. Они храбро сражались, но врагов было больше. Они понесли потери и были вынуждены