Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Он подал ей накидку. Рассмеявшись, Юния накинула ее поверх золотого воротника, и они услышали вздохи Домиция и Макрона.

– Смотри-ка, – прошептала она на ухо Калигуле, – префект претория еще не оставил своих надежд.

Ее подруги, освободившись от золотых цепей, веселись от души, без конца поднимая чаши с вином. Домиций загрустил, видимо вспомнив Агриппиниллу. Но Юния не дала никому предаваться тоскливым думам, предложив ему и Фабию Персику станцевать священный танец арвальских братьев. Слегка пошатываясь, они вышли на сцену под всеобщий смех. Калигула в цветочном венке присоединился к ним. Затем Юния и Ливилла исполнили танец жриц Геры.

Оргия закончилась ко времени, когда поют первые петухи. Все, взъерошенные и полуодетые, выскочили из своих кубикул, вспомнив, что скоро начнутся свадебные торжества и пора расходиться. В храмах жрецы уже готовятся к жертвоприношениям, осматривая священных животных, в доме Силана, скорее всего, уже началась суета. Девушки, наспех собрав украшения и едва одевшись, покинули дворец Тиберия через криптопортик.

XXXIII

Весело смеясь, девушки вбежали в комнату Юнии. Все было спокойно, никто не заходил в их отсутствие. Юния позвала Гемму, велела разбудить их через час, а за это время Кальпурния должна была собрать одежду Юнии, ее детские игрушки для посвящения домашнему Лару и пенатам. Но заснуть не удалось. Девушки без умолку тараторили, вспоминая свою проделку.

– Боги, до чего удивленное лицо было у моего Виниция, – хохотала Ливилла, округляя глаза и делая изумленные жесты руками.

– А мой чуть сквозь землю не провалился, – вторила ей Энния, – захотелось ласки продажной девки.

– Что я вам скажу, девушки, – нравоучительно произнесла Юния. – Они получили хороший урок. Знатные римлянки хоть и не обучены искусству любви, как гетеры, все же могут доказать, что ничуть не уступают им. Как они все открыли рты, когда мы появились и принялись танцевать! Право, я не ожидала, что настолько все хорошо удастся. Мы будто всю жизнь посвятили этому.

Все вновь рассмеялись. Лишь Друзилла хранила молчание. Она нежилась одна на большой кровати, тогда как другие расселись на шкуре на полу, потягивая вино, и вспоминала крепкие объятия Фабия, его сладкие поцелуи, ненасытность плоти. Даже подаренный Юнией египтянин не мог насытить ее, она изматывала его до изнеможения, и лишь в Фабии обрела достойного соперника. Теперь она наслаждалась сладостными воспоминаниями, изредка касаясь набухших желанием нежных сосков и еще более усиливая его. Она предвкушала новую встречу, очень скорую. Друзилле вспомнились грубые ласки брата. Она повернула голову и с жалостью глянула на Юнию. Глупая, ей никогда не удастся в своей слепой верной любви познать настоящего мужчину. Она не знала, что напрасно жалеет свою недавнюю соперницу. Громкий смех неожиданно вернул ее опять в комнату, и она прислушалась к разговору.

– Нет, вы представляете? – веселилась Юния. – Он едва не отдал меня на растерзание дикому Агенобарбу. А какими глазами смотрел на меня! Право слово, он по-настоящему любит меня, если преодолел такой соблазн. Признайтесь же, ради Венеры, ведь я была соблазнительна?

– Еще бы, – фыркнула Энния, немилосердно проливая вино на шкуру. Она была порядком пьяна. – Твоя голая грудь сразу приковала все взоры. Даже мы были весьма удивлены, когда ты предстала пред нами в таком виде в лупанаре Лары Варус. Бедные мужчины! Но более всех мне жаль Гая Цезаря! А что было бы, если б он решил насладиться прелестями египтянки?

Юния задумалась. Вопрос застал ее врасплох: почему-то в своей затее она не сомневалась ни на миг в верности жениха.

– Ох, не сносить бы тогда моему брату его буйной головы, – ответила за нее Друзилла, свесившись с кровати. – Плесните мне еще вина, чаша опустела. А ты, Энния Невия, придержи свой дерзкий язык. К чему теперь задавать такие вопросы, если уже все позади.

– Тише, тише, – принялась успокаивать их Ливилла. – Солнце встает. Пора одеваться, мачеха Юнии, верно, успела приготовить жертвы. И надо дождаться результата ауспиций.

Юния неожиданно побледнела и, сжавшись в комок, замерла, отрешенно глядя в пустоту.

– Что с тобой? – тревожно спросила Энния.

Невеста встрепенулась, пожала плечами:

– Хотите правду? Я очень боюсь. Только в этот момент я поняла, что сегодня стану женой моего Сапожка после стольких лет ожидания. Вот и настал этот день. Я верю, что он будет самым счастливым из долгой череды дней нашей с ним жизни.

Ливилла ласково обняла ее за плечи:

– Не бойся, мы будем с тобой, пока твоя рука не окажется в его руке. И тогда уже все твои волнения окончатся, а вместе с ними настанет конец и долгому ожиданию.

– Ой, – вдруг сказала пьяная Энния. – Так и вижу глаза Макрона! Такие глупые!

И все опять принялись смеяться.

Зашла Кальпурния в белоснежной столле. Увидев разлитое вино и полуодетых девушек, она всплеснула руками:

– О боги, время пришло, а они пьянствуют до сих пор. Сейчас же пришлю рабынь одеть вас и причесать. Баня уже готова, надо освежиться перед жарким днем.

Рабыни омыли девушек в драгоценных благовониях, сделали массаж, расчесали запутанные волосы. Гемма потрудилась над каждой с тонкой кисточкой в руках, постаравшись скрыть следы бурной ночи. Замужних матрон облачили в белоснежные столы, а Юнию – в тонкую тунику невесты. Крик восхищения вырвался из уст подруг, стоило Кальпурнии внести огненный фламмеум. Гемма помогла Юнии обуться в высокие сандалии из цветной кожи. Подружки невесты взяли вышитый пояс и, напевая священную предсвадебную песнь, стали затягивать затейливый геркулесов узел.

– Крепче вяжите, – командовала Юния, – пусть Гай порядком помучается, прежде чем распутает его на брачном ложе.

Самого кропотливого труда стоила прическа. Подружки с песнями разделили роскошные волосы невесты на шесть прядей и возложили на дивный фламмеум величественную зубчатую корону. Как солнце, ярко сияло отполированное золото.

Затем они со словами молитв поставили перед домашним алтарем жертвенную еду, вино, положили детскую одежду невесты и ее игрушки. Юния улыбалась.

– По-моему, невеста уже старовата для этих детских забав, – шепнула она подругам, рассматривающим ее пыльные куклы.

Женщины прыснули со смеху.

– Сохраняйте серьезность, – сделала Кальпурния замечание, но у самой улыбка затаилась в уголках губ.

Юния коснулась кольца с агатом, свидетеля кровавой тайны, что навек связала ее с Сапожком. Немного подумав, она надела его на палец камнем вниз. Кальпурния заметила это и внутренне содрогнулась, хотя не могла сейчас предугадать, что эта подземная богиня, чей символ был выгравирован на черном агате, вскоре сыграет свою зловещую роль и в ее жизни.