Пленники зимы - Владимир Яценко

Максим поворачивает к ней голову.

Он так и знал – это не Галина.

Это Игорь бежит. Тяжело бежит, из последних сил.

– Дзю, ты зачем в Машу стрелял? – спрашивает Максим.

– Я не в неё стрелял, командир, – с трудом, с большими паузами выплёвывает слова Игорь. – Это я страх свой расстреливал, да видно промахнулся.

– Зачем ты здесь?

– Обещал помочь.

– Так помогай.

Максим видит, как тает, исчезает, пропадает в темноте силуэт Игоря, но его голос всё ещё слышен ясно:

– Скитник проверяет тебя, командир. Всё ещё раздумывает, кому быть пилотом.

Пункты прибытия зависят от настройки машины. А пилотом-настройщиком может быть только один человек. Мне бы не хотелось, чтобы победила Калима, командир. Мне не нравятся её миры…

И вот он опять один, стремительно несётся сквозь тьму, без всякой надежды на проблеск света. Света! Светлана!

Или Симона?..

Чуть меньше самолюбия, чуть больше фантазии в поисках согласия, и перед людьми опять распахнутся врата Рая. А так они сейчас где-то там, в темноте, в страхе.

Прислушиваются к его топоту ног; хриплому, тяжёлому дыханию. Топот и хрип настигает их, о чём они думают?

Максим замедлил бег. Пошёл шагом. Почти остановился, с трудом восстанавливая дыхание. Но прошло минут пять, прежде чем он решился попробовать голос:

– Света! – закричал он. – Светлана!

Он перестал дышать, прислушался.

Нет. Ничего. Даже эха нет. Звуки вязнут в тишине, как в остывающей смоле – ветер.

Отвечают только удары сердца, да своё хриплое дыхание. Видно, нет рядом близких людей. А может, и не было никогда. И он опять переходит на стремительный бег.

Вперёд, только вперёд. Он будет останавливаться каждые десять минут, чтобы окликнуть её. Рано или поздно она его услышит.

Главное, всё время звать. Не сдаваться. Она станет ближе! Она услышит…

"Стучите, и вам откроют…" "Как же такое может быть? – размышляет Максим. – Я о ней думаю каждую минуту. Я с ней разговариваю. Она никогда не скажет и десятой части тех слов, которые я слышу, когда её рядом нет. Она не может этого не чувствовать… но она не чувствует. Почему"?

Он вспоминает спартанскую обстановку её квартиры… пытается представить жизнь молоденькой симпатичной девушки, которую интересуют танцы и мужчины. Да, так она тогда и сказала: "интересуюсь мужчинами и танцами"…

Чем же она могла зарабатывать себе на жизнь при таких интересах? Танцами в ночных клубах? А может…

Максим споткнулся, но удержал равновесие, побежал дальше. Нет. Не может. Она слишком горда для таких заработков. Скорее, учитель танцев. Аэробика, шейпинг…

Кто вокруг неё? Тупые бездушные жильцы: переспать, выпить, поскандалить. Два раза была замужем. Двое детей. Мужа не ставит ни во что. Второго, во всяком случае, точно…

И вот появляется Виктор. Рыцарь без страха и упрёка…

Максим опять застонал. …Виктор.

Неожиданный приступ благородства одного и цепкая безжалостная хватка другого.

Слово было сказано? Было… Отдавай… И он отдал. Оборудование, с таким трудом собранное, выкупленное, выстраданное, переходит в собственность Виктора. Одно неосторожное слово вместе с давно устаревшими представлениями о чести, и Максим за бортом.

Вот, дурак!

И белый пароход с протяжным гудком и новым капитаном на борту стремительно уходит к горизонту.

Теперь Виктора черёд играть благородные роли.

Что он и делает.

Для Светланы это не просто постоянный заработок, не требующий ежедневных споров с совестью о пустой, никчемной молодости. Это не просто новый уровень жизни, позволяющий забыть унизительную процедуру одалживания у более удачливых подруг, или тоскливые минуты нравоучений родителей, когда в очередной раз приходишь, чтобы поклянчить денег на оплату снятой квартиры.

Это новый взгляд на мир.

Это надежда, что всё-таки есть люди на этом свете, для которых завтрашний день не менее важен, чем день сегодняшний. Которые живут для этого завтра, работают, мечтают. Чистота стремлений, ясность мысли. Конечно, она считает себя обязанной ему. Он не просто платил ей зарплату, он дал ей веру в себя, ощущение полноты жизни, гордость за прожитый день.

И если бы она впустила к себе в душу Максима, это было бы больше, чем измена. Да, она спала с ним, спала с Игорем; бедняга чувствовал подвох! Но фундаментом её жизни был и остаётся Виктор. И если Виктор скажет кому-то улыбнуться и быть поласковей, что ж, значит на то есть причины. Сволочь!

– Светлана!!! – на выдохе, широко разведя руки в стороны, чтобы лёгким хватило воздуха, закричал Максим.

– Что ты кипятишься? – спрашивает Виктор. Он скользит рядом, легко отмахивая кистями рук свои широкие энергичные шаги. – Ты прожил с ней неделю, и ты ничего о ней не узнал. Ты ни о чём её не спрашивал, ничем не интересовался. Ты полагал эти вопросы вмешательством в личную жизнь. По принципу: захочет – расскажет, но в душу ломиться – дело последнее. Вроде бы всё правильно. Но результат обратный: то, что тебе кажется тактом, она воспринимает, как равнодушие. Ты страдаешь от несоответствия своих чувств с её ответной реакцией. Ты уверен, что так, как ты, никто её не любил. Но твоя любовь, как паровой каток-асфальтоукладчик. Невзирая на препятствия, сметает всё на своём пути, оставляя позади только гладкую, плотно утрамбованную поверхность. Свободному человеку принять это невозможно. А ты можешь любить только свободных…

– Я думал, здесь бегут мёртвые, – перебивает его Максим.

Ему трудно говорить. Он устал.

– Ты не ошибся, – смеётся Виктор. – Я бы даже сказал, что ты прав больше, чем думаешь…

"Это он на меня намекает"? – думает Максим и хрипит:

– Что тебе нужно? Я не могу говорить. Мне тяжело…

– Почему? – удивляется Виктор. – С Игорем и этой девицей чирикал, будто по бульвару прогуливался, а со мной тяжело?

– У тебя нет сочувствия, – выдыхает Максим. Он вдруг отчётливо понял, что предел возможного пройден, что сейчас он упадёт и неизвестно, сможет ли подняться. – Ты – свидетель падения, и спешишь "ногою пнуть идущего ко дну"…

– Слова! – пренебрежительно роняет Виктор и исчезает.

Сразу приходит облегчение. Будто Виктор не по грунту ботинками шлёпал, а душу топтал.

– Максим?

Маша… он чувствует, как отлегло, потеплело в груди. Вот кого он больше всего хотел видеть.

– Маша…

– Я – не Маша. Но если тебе хочется, пусть будет это имя.

– Тогда кто ты? – спрашивает Максим, после минутной паузы.

– Странно от тебя слышать этот вопрос.

– Почему?

– А сам-то ты можешь на него ответить? Кто ты, Максим?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Сознание – абсолютно, его нельзя сравнивать. Дети равны родителям, как только начинают узнавать их и осознают себя. Я – тот, кто дал жизнь вам всем. Едва вы осознали себя людьми и признали своего Отца – вы стали мне подобны. Моя сила и мощь не имеют значения, как не имеет значения физическое превосходство родителей над детьми. Существуют законы, которым должно следовать всем, и мне в том числе. Я не могу убить.