Черно-белая война - Игорь Ковальчук

Несколько мгновений Мэрлот разглядывал Руина испытующе, остро, будто стремился проникнуть в глубины его мыслей, идей и привычек. Под этим взором молодой человек вдруг ощутил себя совсем юным, и, хоть особой силы в глазах патриарха не чувствовалось, Арман снова почувствовал, что этот человек имеет над ним власть. Руин терпеть не мог подобного ощущения, он начинал бунтовать, совсем как подростки, но сейчас это ощущение почему-то не вызвало в нем волны гнева или отторжения.

Прошло всего двадцать лет – не такой уж большой срок для бессмертного – и молодой маг, прежде буквально помешанный на свободе, начинал понимать, что сама по себе свобода не имеет никакого смысла. Сперва он сделал уступку собственной душе, которая накладывала на его свободу вполне понятные ему ограничения, вроде чести и совести. А потом – семье. Впервые за свою жизнь он подумал, что власть главы дома может быть благом.

– Ты уже привык все решать за Моргану, – сказал патриарх. – Ты даже не спрашиваешь ее, что она думает по тому или иному поводу. Быть может, так лучше для нее, но мне кажется, тебе стоит по-иному взглянуть на твои с ней отношения. Стоило бы поучить девушку все свои проблемы решать самой. Эту жизнь предстоит прожить ей, и только ей. – И, сменив тон, Мэрлот добавил: – Загляни сегодня к Илвару. Он хотел перекинуться с тобой парой слов. Насколько я понимаю, ты пришелся ему по вкусу, как только может понравиться человек, который спас тебе жизнь.

И, отвернувшись, ушел.

После Совета, на котором решались весьма серьезные проблемы межмирового транспорта и недостатка энергоснабжения крупных телепортационных трейлеров-дальнобойщиков, работающих от государства, а не от частного капитала (у бизнесменов-то всегда всего хватает, как только умудряются устраиваться), к Эндо оказалось не так просто пробиться. Он беседовал сперва с Мустансиром Эшен Шема, причем весьма резко и так тихо, что Мэрлот ни слова не разобрал, потом раскланивался с Реохайдом Гэллатайном.

Реохайд всегда держался с достоинством, притом совершенно не чванно, но было в нем что-то такое, что не позволяло патриарху Мортимеров так вот просто подходить к нему и раскланиваться, обмениваться приветственными фразами и беседовать о мелочах. За все время своего патриаршества Мэрлот беседовал с главой древнейшего дома Центра «не по делу», пожалуй, всего раза три. Он вспомнил, как это нелегко. Реохайд благожелателен, но беседа с ним все время держит тебя в напряжении – как бы чего не ляпнуть.

Потом к Эндо Дракону Ночи подошла леди Играющий Оникс. Она совсем недавно получила жезл матриарха, ее клан был невелик, всего сорок один представитель, и этот маленький дом, едва вышедший из положения семейства, с благодарностью принял покровительство клана Драконов Ночи. Никто не мог понять, с чего это Эндо вздумалось распахивать свои крылья над леди Играющий Оникс и ее отпрысками, кто-то даже болтал, будто она – его любовница.

Как бы там ни было, но юному клану Алый Бархат повезло, как никому. И ничего удивительного, что его матриарх постоянно льнет к Эндо, то за советом, то еще с каким-нибудь делом. К кому же ей еще обратиться?

Мэрлот умел ждать. Он терпеливо стоял неподалеку, и когда леди Играющий Оникс закончила беседу с патриархом Драконов Ночи, передал свой жезл потомку, который на этот раз сопровождал его вместо секретаря, и заступил Эндо дорогу.

Глава дома Драконов Ночи считался лучшим воином Центра. Его давно уже не видели с мечом в руках; должно быть, он упражнялся лишь в метрополии и никогда не устраивал показательных выступлений – несолидно как-то; но, взглянув на него, трудно было поверить в его силу и мощь. Он был невысок, пожалуй, даже на пару сантиметров ниже, чем Мэрлот. Ни крепких мышц, ни широченных плеч – ничего такого, что могло бы произвести впечатление на толпу, у него не имелось. Эндо был щупл, довольно узкоплеч, хоть и правильно сложен, и даже взгляд ясно-синих глаз, которому по всем правилам полагалось быть холодным и непроницаемым, оказался мягок.

Но если бы на его движения кинул взгляд подлинный мастер боевых искусств, он, пожалуй, мигом бы отказался от смертельной схватки. В походке патриарха чувствовалась пластика опытного танцора, да и рассеянный взор не обманул бы понимающего человека. Встав лицом к лицу с Эндо, Мэрлот почувствовал, что сила этого человека никак не меньше его собственной. Скорее уж больше, и с ним ни в коем случае нельзя ссориться.

– Мои приветствия, Эндо Дракон Ночи, – произнес глава дома Мортимеров. Он отлично помнил, помимо того, что принято называть именами, у представителей клана есть еще и прозвища, и отбрасывать их, не произносить обязательно вместе с именем означало обидеть, обратиться запредельно фамильярно, даже нагло. Фамильярничать Мэрлот не хотел, но его собеседник – единственный представитель клана, у которого прозвища нет. Только имя. И, чтоб избежать неприятностей, он предпочел проговорить и фамилию. Были бы регалии, он озвучил бы и их – только б не обидеть собеседника.

Эндо взглянул на патриарха Мортимеров без особой приязни. Непонятно, почему он не любил представителей его клана. Дракон Ночи не производил впечатления чопорного блюстителя традиций, как Гэллатайн, или раздражительного и нервного человека, как Алзара, но факт оставался фактом. Впрочем, как бы там ни было, вежливость, основа воспитания, и здесь не подвела Эндо. Он любезно кивнул в ответ и, поскольку Мэрлот не собирался уходить с дороги, осведомился:

– И мои вам приветствия, Мэрлот Мортимер. Что вам угодно?

– Я хотел бы побеседовать с вами.

Лицо главы клана Драконов Ночи не дрогнуло, но его собеседнику почему-то показалось – Эндо поморщился.

– Сказать по правде, я спешу. Возможно, наш разговор можно будет отложить. Позвоните мне вечером…

– Нет, отложить его нельзя. Это очень важно.

Патриарх одного из самых старых центритских кланов поколебался, потом покосился на сопровождающего – и только тут Мэрлот заметил, что рядом с Эндо стоит не кто-нибудь, а его старший сын, Алвэр Огненный Шторм. Все знали, что именно он заменяет отца в делах, если возникает такая необходимость. Раз он появился при отце вместо секретаря, значит, глава дома Драконов Ночи считает ситуацию очень серьезной. Значит, ему нужны сразу две головы, прекрасно разбирающиеся в клановых проблемах.

Алвэр смотрел на Мэрлота сурово и непроницаемо. Отец что-то сказал ему на внутриклановом языке – странном, очень певучем – и тот, поколебавшись, кивнул. Перехватив поудобнее папку из крокодиловой кожи и жезл, он окатил Мортимера еще одним ледяным взглядом, что, впрочем, того нисколько не смутило.