Любовь и французы - Нина Эптон

На смену рыцарским орденам прошлых веков пришли модные подделки. В начале века маркиз де Фютиле основал Ordre de la Frivolite[231], в который входили шестьсот petits maitres второго класса и триста — первого. Слава о них выходила за пределы французских границ; в Испании также появились свои манерные петиметры со множеством собственных вычурных словечек и изукрашенных сверх меры одежд. Наставления членам ордена гласили:

1. Распространять и совершенствовать вкус к нарядам по всему Парижу, посылать делегатов в провинции, дабы обучать людей новой манере одеваться и говорить, вести себя как подобает и завивать волосы, как принято.

2. Искать новые, необычные способы самовыражения.

3. Придавать своим речам и поступкам вид туманный и рассеянный, дабы они казались совершенно нелогичными.

Завещание шевалье де Мюколори — превосходный пример отношения petit maitre к жизни.

«Божественной Эскарлазюр (к которой я никогда не испытывал чего-то большего, нежели преходящую страсть) я завещаю мой портрет, мой рубин и Муху, мою левретку, пестро-белую, с коротким хвостом, черными ушами и длинными лапами. Эскарлазюр всегда нежно любила меня, из чего можно сделать вывод, что она будет любить и мою собаку. Я должен попросить ее не плакать обо мне (иначе ее прекрасные глаза покраснеют) и каждый день говорить с моим портретом, как если бы я был жив. Нет ничего печальнее, чем изображение человека, лишенное речи и движения.

Я ничего не оставляю Марто, которую оспа обезобразила настолько, что она не может вызвать какого бы то ни было интереса ни у живого, ни у мертвого.

Я оставляю мою коллекцию парфюмерии малютке Сафири из Оперы, которая пахнет отнюдь не розами, с условием, что она будет пользоваться духами дважды на дню.

Я оставляю 1800 фунтов всем цветочницам Парижа, чтобы они стояли вдоль улиц, по которым повезут на кладбище мое тело — ибо смерти должно придавать жизнерадостный вид.

Я оставляю всю мою жизнь, состоявшую из визитов, реверансов, пируэтов, туалетов, нетерпения, комплиментов, безумств, интимных ужинов и коротких прогулок,— тем, кто пишет для театра, чтобы они могли извлечь из нее что-либо, способное послужить развлечению, исправлению или наставлению публики, которая в такого рода уроках весьма нуждается».{198}

Кроме этого, существовали тайные организации, члены которых встречались для занятий любовью в специальных заведениях, изобретенных любителями изысканного разврата. Например, Афродиты, под покровительством маркиза де Пальмареза, штаб-квартира которых до революции находилась в столице Франции; после революции большинство членов клуба разъехались кто куда. Кое-кто из них потерял свою легкомысленную голову на гильотине, иные, перебравшись в другие края, продолжали заниматься тем же, чем раньше.

Попасть в число афродит было нелегко и, кроме того, недешево. Каждый новый член ордена должен был уплатить вступительный взнос сообразно своему финансовому положению и, кроме того, платить членские взносы, которые для кавалера составляли десять, а для дамы — пять тысяч фунтов. Злостные неплательщики безжалостно преследовались, но как только речь заходила об исключении их из списка членов ордена, они, как правило, платили сполна, пренебрегая всеми другими задолженностями, чтобы не лишиться необыкновенных удовольствий, которые предлагал им этот единственный в своем роде клуб.

В окрестностях Монморанси у афродит был великолепный «сельский дом» с садом, специально распланированным так, чтобы в нем было достаточно местечек для занятий любовью. Высокие стены надежно скрывали от внешнего мира этот потаенный уголок — с его рощами, кустарниками, лабиринтами и группами павильонов, расположение которых было тщательно продумано. Главное здание, или, как его именовали, Приют, словно предназначалось для сошедших со страниц Астреи пастухов; столовая представляла рощицу — деревья, нарисованные на стенах, изогнув ветви, тянулись к голубому стеклянному потолку. Искусно нарисованные лужайки, стволы деревьев, мраморные балюстрады создавали у гостей впечатление, что они обедают на лоне природы.

Огромная ротонда с примыкающими по бокам портиками предназначалась для особых случаев. В центре ее помещался алтарь, окруженный статуями богов и богинь любви. Для занятий любовью члены клуба укрывались в отдельных ложах, обитых розовой тафтой, завешенных серебристым газом и оборудованных хитроумно расположенными отверстиями для подглядывания.

Спроектировавший Приют архитектор, месье дю Боссаж, изобрел предмет мебели под названием avantageuse[232], якобы более удобный, чем самая мягкая кровать или диван, и лучше приспособленный для любовных свиданий. Эту мебель описывали так:

«Даме надлежит откинуться назад, ухватившись руками за два валика, справа и слева, представляющих собой два крепких Приапа. Жесткая и толстая подушка, обтянутая атласом, поддерживает ее тело от макушки до ягодиц. Все остальное висит в воздухе, исключая ступни, которые опираются на подушки в виде стремян, расположенные на небольшом расстоянии одна от другой, неподвижные и неплотно набитые. Таким образом, даме приходится сгибать голени и бедра под прямым углом. Колени кавалера опираются на поперечину, а ступни — на изножье в форме луки седла. Эта поза великолепно подходит для избранного им занятия. Руками он держится за две цилиндрические опоры на деревянной раме...»{199}

Число членов клуба было ограничено двумя сотнями адептов, принадлежавших к высшему духовенству и аристократии. Соискатели подвергались основательному любовному испытанию, длившемуся три часа под руководством неподкупных dignitaires[233], которые награждали победителей венками. Афродиты были невысокого мнения о неофитах, которые оказывались неспособными заслужить семь венков за три часа. Принятие в члены клуба было торжественной церемонией, завершавшейся пиром, не уступавшим древнеримской вакханалии.

Сохранился Journal* одной из дам-афродит; в нем она перечисляет 4959 любовных свиданий, имевших место за двадцать лет (учитывая репутацию клуба — ничего удивительного). В числе ее любовников были 272 принца и прелата, 929 офицеров, 93 раввина, 342 финансиста, 439 монахов (почти все они — кордельеры, изредка попадаются бывшие иезуиты), 420 светских людей, 288 мещан, 117 слуг, двое дядюшек и дюжина кузенов, 119 музыкантов, 47 негров и 1614 иностранцев (когда обстоятельства вынудили ее покинуть Францию — вероятно, во время Революции). Подобно многим другим развратникам, эта афродита имела склонность к подсчетам.

В 1769 году на берегах Сены, на острове Сен-Луи, каждую ночь можно было видеть одинокую фигуру мужчины в синем плаще и широкополой фетровой шляпе. Время от времени он останавливался, чтобы, оглядевшись и убедившись, что на него никто не смотрит, что-то нацарапать на парапете перочинным ножом. Затем он снова торопливым шагом шел вперед, бродил туда-сюда по узким улочкам, пока не начинало светать. Единственными людьми, с которыми он заговаривал на улице, были проститутки. Он знал каждую из них — ее имя, «специальность», историю.

Оставленные этим чудаком надписи на парапетах, стершиеся после десяти лет его ночных странствий по Парижу, вряд ли сказали что-нибудь любопытному свидетелю, если бы тому вздумалось последовать за странным человеком в синем плаще. Это были даты — ни для кого не имевшие никакого значения, кроме самого мрачного низкорослого господина с лицом сатира и блестящими глазами, который при ближайшем рассмотрении оказывался грязным и даже дурно пахнущим. Он унаследовал от отца коренастую фигуру крестьянина и крестьянскую же проницательность, которая позволяла ему наблюдать человеческую природу во всей ее естественной неприглядности. Это был один из наиболее эксцентричных писателей своей эпохи, развратник и фетишист, боготворивший женские ножки и способный упасть в обморок при виде дамской туфли. Однажды ночью он проводил девушку до дома только потому, что был зачарован ее розовыми, на высоких каблуках, туфельками. Он всегда гневно осуждал туфли без каблуков.

А надписи на парапетах? То были даты любовных встреч. Он хотел отмечать как можно больше годовщин, хотел, чтобы у него всегда было кого и что вспомнить... Его календари и дневники полны заметок о любовницах. Как его звали? Ретиф де ла Бретон. С ранних лет он был хвастливым и порочным. Приглядывая на пастбище за отцовскими овцами, Ретиф самостоятельно выучился чтению и письму. Едва ему минул двадцать один год, как он заявил, что у него уже двадцать незаконнорожденных детей и огромный список любовниц. Он стал учеником печатника и обольстил его жену. Тот отомстил, женив Ретифа на проститутке по имени Аньес, которую рекомендовал как чрезвычайно респектабельную молодую особу. Ретиф до конца поверил в этот обман. Однако вскоре он осознал свою ошибку и, выходя из церкви после венчания, твердил себе: «Дурак несчастный! Теперь ты повязан. Все пропало». Женившись, он не прекратил распутничать и вскоре расстался с женой, с нетерпением ожидая давно обещанных законов о разводе, которые были обнародованы авторами нового Гражданского кодекса.