Очерки о проклятых науках. У порога тайны. Храм Сатаны - Станислас де Гуайта

Вскоре многочисленные жители страны начинают чахнуть, страдая от странной, сверхъестественной болезни. Заслуживающие доверия очевидцы утверждают, что они каждую ночь видят, как блуждающий призрак нападает на прохожих — то в человеческом облике, то в форме огромной собаки. Тот же самый призрак, проникая также в дома, нападает на людей, скованных сном; он душит их, стискивая им грудь: некоторых из них находят утром мертвыми в постелях… Те, кто выживает после этого фатального визита, еле волочат ноги, исхудавшие, бледные, изнуренные. Кажется, будто бы они лишились всей жизненной силы в объятиях чудовища, которое, по народным представлениям (настолько бледны жертвы), отнимает дыхание и высасывает кровь у этих несчастных. Если поцелуй вампира повторяется, они умирают после второго или третьего нападения…

Повсюду царит растерянность.

Затем возникает и ширится слух, обвиняющий во всем умершего. Люди рассказывают друг другу на ушко истории об аналогичных фактах, традиционных для некоторых семей. Известно, что в подобном случае необходимо осквернить могилу «загробного» разбойника. Явное кощунство — единственное средство против столь великого зла.

Граждане немедленно берут инициативу в свои руки. Общественное давление становится таким сильным и упорным, что власти чувствуют себя вынужденными вмешаться. Труп эксгумируют, и солнце озаряет леденящее душу зрелище: неподвижный и холодный мертвец, сохранившийся в идеальном состоянии; вот только губы ярко-алого цвета да иногда глаза широко раскрыты. Борода, волосы и ногти отросли на необычайную длину. Похоже, сила сосредоточена в полезных местах, для сохранения вегетативной жизнеспособности трупа. Согласно традиционному обычаю, этого отвратительного вампира нужно пригвоздить к земле, пронзив его сердце рогатиной. Тогда он пробуждается от своего бесчувственного сна и с последним воплем извивается в конвульсиях посмертной агонии; потоки красной и очень жидкой крови брызжут из-под клинка… и, если воспользоваться энергичным выражением Элифаса, вампир пробуждается в смерти. Однако не всё еще закончено, и в некоторых случаях призрак продолжает свои ночные блуждания; нужно обратить в пепел проклятый труп, чтобы снова воцарился привычный порядок.

Какими бы невероятными ни казались эти факты, необходимо всё же их принять, а иначе все критерии исторической достоверности придется признать недействительными. Кто остановит скептицизм ученых, если они отвергают самые бесспорные свидетельства и признают недействительными подлинные протоколы, составленные на месте судебными или коммунальными властями?

Кроме того, следует подкрепить веру разумных людей в существование вампиров путем сопоставления этих более или менее древних фактов с фактами современными, если и не тождественными, то, по крайней мере, аналогичными и удостоверенными свидетелями, которых точно так же нельзя «отвести».

Я хочу поговорить о погребении факиров в состоянии произвольной летаргии на глубине нескольких футов — и об их «воскрешении», засвидетельствованном медиками, спустя месяцы, а иногда и целый год пребывания под землей. Принимались все меры предосторожности; ученые старались действовать с предельной тщательностью, чтобы экспериментальным путем добиться научной, неоспоримой, абсолютной достоверности. Дабы предупредить саму возможность попытки обмана, они высевали, а затем собирали урожай зерновых на месте таинственного захоронения, где часовые, которым было поручено ежеминутно наблюдать за происходящим, непрерывно сменяли друг друга днем и ночью. Элифас в своей «Истории Магии» (стр. 507–512) приводит с избыточными подробностями довольно убедительный пример, в достоверности которого ручаются доктор Макгрегор, английский офицер Осборн и генерал Вентура[350].

Доктор Жибье, преподаватель Музея, приводит один совсем недавний случай, который пересказывает также «Таи» в номере за 31 октября 1885 года. Я заимствовал из его прекрасной книги «Анализ вещей»[351] несколько отрывков, относящихся к этому опыту, переданному также в мельчайших подробностях доктором Хонигбергером и удостоверенному сэром Клавдием Уэйдом, английским посланником, проживающим в Лахоре.

После долгих приготовлений йог Харидес решил испытать судьбу перед Рунджет-Сингхом, лахорским раджой. «Адепт, окруженный учениками и в сопровождении раджи и его двора, степенным шагом вышел на место испытания. После того, как на земле разложили льняной саван, он встал посредине и, повернув лицо на восток, уселся, скрестив ноги, в позе памадзан[352] Брахмы, сидящего на лотосе. Он собрался с мыслями, а затем устремил взгляд на кончик своего носа, закинув язык в глубь своей глотки. Вскоре его глаза закрылись, а члены утратили гибкость; наступила каталепсия.

Ученики отшельника подошли к нему, чтобы подкрасить его губы и заткнуть его уши и ноздри льняными тампонами, смоченными в воске, наверняка для того, чтобы защитить его от насекомых. Они соединили четыре края савана у него над головой и связали их вместе. На узлах была поставлена печать раджи, и тело было помещено в деревянный ящик величиной четыре натри фута, который герметически закрыли и тоже пометили царской печатью.

Замурованный склеп, подготовленный в трех футах под землей для тела йога, принял в себя ящик, размеры которого в точности соответствовали этой могиле. Дверь была закрыта, запечатана и полностью засыпана глиной.

Тем временем часовым было приказано днем и ночью наблюдать за гробницей, которую, к тому же, окружали тысячи индусов, почтительно пришедших, словно на богомолье, на погребение святого.

По истечении десяти недель — срока, назначенного для эксгумации — еще более многочисленная толпа зрителей сбежалась на место события. Раджа приказал убрать глину, которой была залеплена дверь, и признал, что его печать, которой она была запечатана, осталась нетронутой.

Открыли дверь, вытащили ящик с его содержимым, и когда было установлено, что печать, которой он был опечатан, также осталась нетронутой, раскрыли его.

Доктор Хонигбергер заметил, что саван был покрыт плесенью, что объяснялось сыростью склепа. Тело отшельника, вынутое из ящика его учениками и всё еще завернутое в саван, прислонили к крышке; затем, не раскрывая его, вылили ему на голову теплой воды. Наконец, сняли саван, которым он был обмотан, проверив и сломав печати.

Тогда доктор Хонигбергер внимательно осмотрел его. Он находился в той же позе, что и в день погребения, и только его голова склонилась на плечо. Кожа была сморщенной, а члены — одеревенелыми. Все тело было холодным, за исключением головы, которую окропили теплой водой. Пульс не прощупывался ни у лучевых костей, ни у запястий, ни у висков. Прослушивание сердца выявило смертную тишину…

Под приподнятым веком показался лишь затуманенный, потухший глаз, как у трупа.

Ученики и слуги омыли тело и растерли члены. Один из них покрыл череп йога слоем теплого пшеничного теста, который несколько раз заменяли новым, между тем как другой ученик вынул тампоны из ушей и носа и раскрыл рот с помощью ножа. Похожий на восковую скульптуру Харидес не подавал никаких признаков того, что он скоро возвратится к жизни.

Открыв ему рот, ученик взял его язык и вернул его в нормальное положение, где его и удерживал, поскольку тот непрестанно норовил вновь запрокинуться в гортань. Он натер его веки жиром, и в последний раз ему на голову было наложено теплое тесто. В этот момент тело аскета содрогнулось, его ноздри расширились, и за этим последовал глубокий вдох; его пульс медленно забился, и члены потеплели. На его язык налили немного расплавленного масла, и после этой мучительной сцены, исход которой казался сомнительным, его глаза внезапно заблестели.

Воскрешение йога было закончено, и когда он заметил раджу, то просто сказал ему: «Теперь ты мне веришь?»

Потребовалось еще около получаса, чтобы привести его в чувства, и спустя такой же промежуток времени, всё еще ослабленный, но облаченный в богатое почетное платье и украшенный жемчужным ожерельем и золотыми браслетами, он уже восседал за царским столом.

Через некоторое время, заключив, вероятно, пари с раджой, йог вновь велел себя похоронить, но на сей раз на глубине шести футов под землей. Земля вокруг его гробницы была утрамбована, склеп замурован, сверху насыпана земля, а в ней посеян ячмень. По свидетельству всё тех же очевидцев, Харидес пролежал в этой могиле четыре месяца; по прошествии же этого времени он вернулся к жизни, как и в первый раз»[353].

Как бы мы ни объясняли летаргию индусских факиров и йогов и какой бы далекой она ни казалась от состояния вампира, описанного нами выше, нам придется признать, что эти различные примеры, которые в равной степени подтверждались и удостоверялись на протяжении нескольких веков и в тысяче разных мест, взаимно друг друга поддерживают и подкрепляют.