Уарда - Георг Эберс

Чад и дым от факелов, пыль, поднятая ногами бесчисленных путников, густым облаком окутывали процессию и сопровождавшую ее толпу, скрывая от их взоров звездное небо.

Бент-Анат вместе с братом и Неферт добралась до хижины парасхита Пинема, но здесь они вынуждены были остановиться, потому что стражники длинными палками оттесняли напиравшую толпу, чтобы очистить путь для процессии.

– Взгляни, Рамери, – сказала Бент-Анат, указывая на дворик парасхита, оказавшийся всего в нескольких шагах от них. – Вот здесь живет та светлокожая девушка, на которую налетела моя колесница. Сейчас ей лучше. Обернись и посмотри – там, за изгородью из колючих кустов, возле костра сидит она сама со своим дедом.

Рамери приподнялся на носки, заглянул в жалкий дворик и чуть слышно проговорил:

– Какое прелестное создание! Но что это она делает со стариком? Он вроде молится, а она то подносит к его губам платок, то растирает ему виски. Какой у нее испуганный вид!

– Должно быть, парасхит заболел, – решила Бент-Анат.

– Еще бы! Он, верно, выпил по случаю праздника лишнюю кружку вина, – рассмеялся Рамери. – Ну конечно! Ты только взгляни, как подергиваются его губы, как дико он вращает глазами. Просто отвратительно! Он точно бесноватый.

– Он ведь нечистый, – осторожно заметила Неферт.

– Но тем не менее он добрый и славный человек с нежным сердцем, – живо возразила Бент-Анат. – Я справлялась о нем, и мне сообщили, что он честный старик и не пьет. Ну, конечно, он болен, а вовсе не пьян!

– Вот девушка встает! – воскликнул Рамери, опуская купленный им на площади бумажный фонарик. – Отойди, Бент-Анат! Она, должно быть, ждет кого-то. Нет, ты скажи: видела ли ты когда-нибудь такую белую кожу и такую очаровательную головку?! Даже волосы любимого цвета Сетха – и те изумительно идут ей. Но глядите, ее саму так и шатает из стороны в сторону. Она, наверно, еще очень слаба! Вот она опять села возле старика и растирает ему лоб. Бедняжка! Ты только взгляни, она плачет. Я брошу ей сейчас мой кошелек!

– Не надо! – воскликнула Бент-Анат. – Я щедро одарила ее! А слезы, что льются сейчас из ее глаз, по-моему, не унять никаким золотом. Я пошлю сюда завтра старую Аснат и велю ей разузнать, можно ли тут чем-нибудь помочь. Но как напирают на нас эти люди! Лишь только бога пронесут мимо нас, мы сразу же вернемся домой!

– Прошу тебя, пойдем, мне так страшно! – взмолилась Неферт и, дрожа всем телом, прильнула к царевне.

– Смотрите! Смотрите! – закричал Рамери. – Вот они! Не правда ли, это великолепно! А как сияет священное сердце – словно звезда!

Весь народ, а вместе с ним и Бент-Анат со своими спутниками упали на колени.

Прямо против них процессия остановилась – всякий раз, пройдя тысячу шагов, она ненадолго задерживалась. Вперед вышел глашатай и зычным, далеко слышным голосом восславил великое чудо, которое совсем недавно явило новое дивное свойство: с наступлением темноты священное сердце овна начало светиться!

Вернувшись из дома бальзамировщиков, старый парасхит упорно отказывался от еды, а на все расспросы перепуганной семьи не отвечал ни слова.

Неподвижно устремив перед собой взор, застыв, словно в оцепенении, он бормотал себе под нос какие-то непонятные слова, часто хватаясь рукой за лоб. А несколько часов назад он вдруг дико захохотал, и тогда смертельно перепуганная жена стремглав бросилась в Дом Сети за врачом Небсехтом.

Уарда тем временем стала растирать ему виски теми листьями, что колдунья Хект прикладывала к ее раненой груди: раз эти листья тогда хорошо помогли, то и теперь, может быть, они прогонят демона болезни.

Когда же сверкающее тысячами факелов и фонарей шествие остановилось подле ограды хижины парасхита, затерявшейся во мраке ночи, и какой-то человек громко крикнул: «Вот приближается священное сердце овна!» – старик вздрогнул и выпрямился. Он уставился на сияющую в хрустальном сосуде святыню и, казалось, не в силах был оторвать от нее глаз. Медленно, содрогаясь всем телом, стал он подыматься на ноги, вытягивая вперед шею.

Глашатай начал славить чудо.

И тут случилось нечто невероятное. В то время как народ, застыв на коленях, благоговейно внимал торжественным словам глашатая, старик парасхит, не дав ему кончить, ринулся вперед, ударяя себя кулаками по лбу, и, обратив лицо к священному сердцу, неожиданно разразился безумным хохотом. Этот неистовый хохот огласил всю долину, многократно отдаваясь эхом среди голых скалистых склонов.

Толпу объял ужас. Все стремительно вскочили на ноги. Испугался даже Амени, величаво выступавший следом за сосудом с сердцем; невольно вздрогнув, он обернулся в ту сторону, откуда раздался этот жуткий хохот. Он никогда не видал Пинема, но знал, где живет этот парасхит. Увидев маленький костер на его дворе, тускло мерцавший во мраке сквозь облака пыли и чада, он сразу сообразил, что они остановились возле жилища этого вскрывателя трупов. Он подозвал одного из начальников стражи, следовавших со своими людьми по обеим сторонам процессии, и что-то шепнул ему. Затем он подал знак, и процессия тронулась дальше как ни в чем не бывало.

Зловещий хохот старика становился все громче, он пытался прорваться к священному сердцу, но толпа отбросила его назад. Когда последние ряды торжественного шествия катились мимо его двора, старик, осыпаемый проклятиями и руганью, с трудом дотащился до порога своей хижины. Там он тяжело рухнул на землю. Уарда бросилась к нему, ощупью отыскав его недвижимое тело в пыли и мраке.

– Растоптать насмешника!

– Разорвать его в клочья!

– Спалить это гнездо нечистых!

– Бросить его вместе с девкой в огонь! – в диком бешенстве ревела на разные голоса толпа, так грубо пробужденная от благоговейного экстаза.

Две старухи сорвали с палок фонари и бросились бить несчастного старика, а какой-то воин-эфиоп, схватив Уарду за волосы, оттащил ее от деда.

В эту минуту появилась жена парасхита и с ней Пентаур. Старухе так и не удалось найти Небсехта, зато она встретила поэта, вернувшегося после своего выступления в Дом Сети. Ему-то она и рассказала о демонах, вселившихся в ее мужа, и умоляла пойти вместе с ней. Пентаур, ни минуты не колеблясь, как был, в домашнем одеянии, последовал за старухой, не надев белого жреческого облачения, показавшегося ему не совсем уместным для такого случая.

Когда они подходили к хижине парасхита, Пентаур услыхал рев толпы и пронзительные вопли насмерть перепуганной Уарды.

Он бросился вперед и увидел при тусклом свете угасающего костра и нескольких фонарей, как чернокожий солдат вцепился в волосы беззащитной девушки. Прыжок вперед – и пальцы Пентаура железной хваткой стиснули горло воина. Затем, схватив эфиопа за пояс, он сильно рванул его и перебросил через ограду, как бросают обломок скалы.

Разъяренная толпа ринулась на Пентаура, и тут им вдруг неожиданно овладел до сей поры еще неизвестный ему азарт битвы. Одним рывком он выломал подпорку, сделанную из тяжелого эфиопского дерева, которая поддерживала навес, устроенный заботливым дедом для своей внучки. Размахивая им, словно тростинкой, он заставил толпу отступить и крикнул Уарде, чтобы она держалась за него.

– Кто тронет эту девушку, тому не жить! – взревел он. – Как вам не стыдно нападать на слабого старика и беззащитного ребенка в такой священный день!

Толпа притихла. Но уже через минуту она снова стала наступать, и раздались дикие крики:

– Смерть нечистым! Спалим их логово!

Несколько ремесленников из Фив стали наседать на Пентаура, в котором никто не узнавал жреца. Но прежде чем их палки и кулаки успели коснуться его, он взмахнул несколько раз колом, и все они свалились как подкошенные. При каждом взмахе его грозного оружия кто-нибудь падал на землю. Однако эта неравная борьба не могла длиться долго. Несколько молодых парней, перескочив через изгородь, собрались напасть на Пентаура сзади. Сделать это было нетрудно, потому что Пентаур был теперь со всех сторон освещен ярким светом загоревшейся хижины – несколько факелов, брошенных на крышу, подожгли сухие пальмовые листья, и огромные языки пламени с треском вздымались к ночному небу.

Поэт увидел подбиравшихся к нему сзади парней. Прикрывая левой рукой дрожащую от страха и крепко прижавшуюся к нему девушку, он правой яростно размахивал колом. Пентаур прекрасно понимал, что оба они неминуемо погибнут, но твердо решил до последнего вздоха защищать невинность и жизнь очаровательного создания. Все это длилось недолго, потому что двум мужчинам удалось, наконец, схватить его оружие, еще несколько человек поспешили им на помощь и совместными усилиями они вырвали кол из его рук. Тем временем его противники, разъяренные, но безоружные, стали медленно наступать со всех сторон, все еще в страхе перед его невиданной силой.

Задыхающаяся, трепещущая всем телом, словно загнанная газель, Уарда судорожно цеплялась за своего защитника.