Клерамбо - Ромен Роллан

Моро горько возмущался нелепостью этого убийства, которое, вместо того чтобы поразить какого-нибудь крупного воротилу торжествующей реакции или же одного из известных вождей революционных меньшинств, покарало человека безобидного, независимого, братски настроенного ко всем и может быть даже слишком склонного к тому, чтобы всех понимать.

Но Эдм Фроман сказал:

– Ненависть не ошибается. Верный инстинкт руководит ею… Нет, она хорошо нацелила. Враг часто видит яснее, чем друг. Не нужно строить иллюзий! Самым опасным противником существующего общества и установленного порядка в этом мире насилий, лжи и низкого угодничества всегда был и есть человек абсолютно миролюбивый и свободомыслящий. Иисус был распят на кресте не случайно. Это должно было случиться. Он и еще был бы распят. Человек евангелия – революционер, и притом самый радикальный из всех. Он – недосягаемый источник, откуда бьют, сквозь расщелины каменистой почвы, все Революции. Он вечный принцип неподчинения Разума Кесарю, несправедливой Силе, какова бы она ни была. Так узаконяется ненависть слуг государства, прирученных народов против поруганного Христа, который молча взирает на них, и против его учеников, – против нас, вечных ослушников, Conscientious Objectors тираний, как сверху, так и снизу, как завтрашних, так и сегодняшних, – против нас, Возвестителей прихода того, кто больше нас, кто принесет миру спасительное слово, против положенного в гроб господина, который "будет в агонии до скончания века" и вечно будет воскресать, – против свободного Ума, владыки и бога.

Сьер 1916 – Париж 1920

В. А. Десницкий

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ.

Роман Роллана "Клерамбо", записанный в давние годы империалистической войны (1916-1920), в наши дни, под грохот пушек на Дальнем Востоке, в свете циничного "пацифизма" женевских разоружителей снова становится произведением не только историческим и не столько повестью о временах прошедших, сколько действенным документом живой современности.

Мы стоим накануне новой мировой войны. Женевская болтовня имеет целью только скрыть от масс, что война уже началась. Миротворцы из Лиги Наций думают не о предупреждении новой мировой бойни, а только о том, чтобы лучше к ней подготовиться, чтобы туже стянуть кольцо классовой ненависти вокруг СССР, железной цитадели мирового революционного пролетариата.

И снова, как накануне 1914 г., буржуазия мира спешно мобилизует все средства отравления, затемнения сознания народных масс. Она снова, во имя цивилизации и культуры, родины, справедливости, бога, зовет народы Европы и всего мира к взаимному истреблению, зовет к крестовому походу против социалистической родины революционного пролетариата.

В кампании цинической лжи, беззастенчивого обмана, художественная литература капиталистических стран играет громадную роль. В прозе и в стихах писатели Запада и Америки "ликвидируют" тяжелые воспоминания империалистической бойни, они снова пытаются воскресить героику и пафос националистических войн во имя "родины", во имя "блага народов".

В свете назревающих событий обращения памяти к тем произведениям мировой литературы, которые, в большей или меньшей мере, показывали истинное лицо мировой войны, приобретают громадное политическое значение. В ряду таких произведений одно из первых мест, несомненно, занимают произведения Романа Роллана, одного из истинных гуманистов, лучших представителей буржуазной цивилизации, создателя Жана-Кристофа, автора "Предтеч" и "Над схваткой".

* * *

Было бы ошибкой считать "Клерамбо" документом автобиографическим в полном и строгом смысле этого слова. Разумеется, моменты личных переживаний Романа Роллана вошли в трагедию Клерамбо, нашли в ней свое художественное выражение. Сам Роман Роллан прошёл скорбный путь честного "гуманиста" в героической борьбе "одного против всех". В этом смысле прав Ст. Цвейг, когда он говорит о "Клерамбо": – "Здесь… собрано все, что было рассеяно по манифестам и письмам, здесь в широком художественном переплетении являются все многообразные формы его деятельности".

В сентябрьские дни 1914 г. Роллан писал одному из своих друзей: – "…Моя обязанность заключается в том, чтобы… спасти от потопа последние остатки европейского духа". 3 августа того же года он записывает в дневнике: – "Эта европейская война – величайшая катастрофа за много столетий, гибель наших самых дорогих надежд на братство людей". И через несколько дней: – "Я хотел бы уснуть, чтобы больше не просыпаться". "Всякое насилие мне ненавистно", – пишет он Жуву. Во "введении" к "Клерамбо" (1917 г.) мы читаем: – "Всякий человек в истинном смысле этого слова должен научиться оставаться одиноким среди себе подобных, думать один за всех, – и, если понадобится, один против всех"

Бесплодная перекличка Роллана в годы войны, в поисках истинных "гуманистов", с Г. Гауптманом, Верхарном и другими пашами войны "до победного конца", его работа в Красном Кресте, нобелевская премия "мира", даже его пламенные манифесты и статьи сборников "Над схваткой", "Предтечи", все эти моменты борьбы с войной, борьбы за мир, моменты наивного мелкобуржуазного пацифизма нашли свое отражение в романе. И все же Клерамбо не автопортрет, не alter ego самого Романа Роллана.

О себе "я буду говорить, – заявляет Роллан, – не надевая маски, не прикрываясь вымышленным именем". И он прав: он никогда не пользовался маской и не нуждается в ней. В этом смысле его недавний гордый и презрительный ответ польским "пацифистам" на их предложение принять участие в лицемерной кампании борьбы за мир является блестящим тому доказательством.

"Клерамбо", в понимании самого автора, – "история свободной совести", "история свободомыслящего человека во время войны". Роллан развернул трагедию этой "свободной совести", показал невозможность честного "свободомыслия" в лживом классовом буржуазном обществе.

Клерамбо – человек таланта, высокой художественной одаренности, честный перед самим собой, он выше основной массы своего класса; но в то же время он – типичный представитель мелкобуржуазной интеллигенции, ее лучшей части, искренно настроенной "гуманистически". Для Клерамбо слова – Родина, Справедливость, Право, Свобода, Прогресс – были символическими фетишизированными выражениями лучших завоеваний буржуазной культуры, которую он мыслил как общечеловеческую. Он верил, что эти начала – основные движущие силы европейского общества, воспитанного на принципах Великой Французской Революции; для него слово Бог было олицетворением человеческого Разума, вечной Справедливости, источником внеклассовой Морали.

И с этими фетишами лживой буржуазной цивилизации герой Роллана расстался, ликвидировал их. Он возненавидел "воинственный идеализм" буржуазной интеллигенции, ибо "производимое им отравление повреждает мир", ибо он "населяет его галлюцинациями, принося им в жертву живых людей". "Своих великих богинь: Родину, Право, Свободу" он прежде всего "лишил прописных букв". Клерамбо увидел, как "спадает платье кошачьей вежливости, в которое рядится цивилизация,