Его нельзя любить. Сводные - Мария Николаевна Высоцкая

— Это пройдет, — выдыхаю и перекрываю воду.

Нет сил, чтобы подняться. Этот сраный вечер просто вымотал меня морально.

Ты считаешь меня шлюхой, да?

— Ты не шлюха, — выдаю мрачно, чувствуя, как Ника вскидывает голову.

Она заглядывает мне в глаза, и я чувствую, как моя душа отрывается от тела. Столько в них боли и стыда, пиздец, просто.

Ника раздувает крылья носа, трет глаза и часто-часто кивает. По ее щекам катятся крупные слезы. Мне кажется, я никогда не видел, чтобы хоть кто-нибудь так плакал.

Беззвучно, но при этом выпуская из себя столько воды, что вот-вот затопит.

— Что они мне дали?

— Ничего хорошего.

Намеренно не уточняю из собственного же страха. Если ее торкнуло от этого состояния, она может захотеть повторить. Может ведь?

Я тебя люблю.

Забавно уже не первый раз в жизни удостаиваться таких признаний, когда человек вообще не понимает, что происходит вокруг…

Но несмотря на это, ее слова отозвались. Расшевелили нутро раскаленной кочергой. И лишь понимания абсурда ситуации не позволяет поплыть.

— Встать сама можешь?

Ника упирается ладонями в кафель, медленно поднимаясь на ноги. Страхую ее, конечно, вырастая за ее спиной, немного придерживая за талию.

Когда мы выходим из душа, Валеры в комнате уже нет. Только на столе лежит несколько пачек денег.

Снимаю с себя футболку и выжимаю прямо на паркет. Никак тем временем забирается на диван. Забивается в самый угол, продолжая стучать зубами.

Сажусь рядом и снимаю с нее обувь, вместе с носками. Бросаю все это вымокшее насквозь добро на пол.

Поднимаюсь и направляюсь к двери.

— Я сейчас приду, — уточняю, уже на пороге, читая в ее глазах просто огромный страх остаться одной. — Приду, — выговариваю тверже.

Толкаю дверь в соседнюю комнату, сдергиваю покрывало с кровати и возвращаюсь к Нике.

— Встань, пожалуйста.

Ника послушно поднимается на ноги. Дрожит.

Подхожу ближе, касаюсь продрогшей, ледяной кожи на ее животе. Веду пальцами ниже к ширинке с расстёгнутыми пуговицами. Чувствую, как она вздрагивает, когда расстегиваю еще одну.

Теперь смотрю на нее. Глаза в глаза.

Делаю шаг, прилипая к ней телом, и завожу свои руки ей за спину. Аккуратно стягиваю ее джинсы вниз. Так же медленно опускаюсь на корточки. Перед глазами белое кружево ее трусов. Сука.

— Переступи.

Никак «выходит» из своих джинсов, обхватывая ладонями грудь.

Выпрямляюсь. Беру покрывало и накидываю его ей на плечи. Все так же осторожно, тянусь к застежке лифчика.

Накрывает каким-то бешеным волнением. Крючки поддаются не с первого раза.

Высвобождаю из белья, оставляя ее в одних трусах.

Я тебя люблю.

Снова ее слова. Они будто повсюду.

Сглатываю, заворачивая ее в плед.

— Поедем ко мне.

Ника медленно кивает.

31.2

— Ты так и поедешь?

Мы идем за руку, я впереди, Ника чуть отстает.

— Как?

— В мокрых джинсах и… голый, — понижает голос.

— Ты тоже не особо одета.

Она вздыхает и замолкает.

В машине, куда я отношу Нику уже на руках, она поджимает под себя ноги и отворачивается.

Смотрю на нее через лобовуху, пока курю. Ветер до костей пробирает. Но сейчас мне, честно говоря, это нужно. Проветриться, прийти в себя, хоть немного. Нервы пиздец просто.

Выбрасываю окурок и сажусь в тачку. Врубаю обогрев всего, но это не спасает мою мокрую задницу. Плотная ткань джинсов задубела на ветру.

Кожа на груди усыпана крупными мурашками. Пальцы жжет от свежих ссадин.

Бросаю в бардачок бабки, что вернул мудак Валера, и врубаю скорость.

Ника ойкает на какой-то неровности дороги.

— Согрелась хоть немного?

— Да.

— Отлично.

Киваю, но ощущение, будто сам с собой разговариваю.

До квартиры добираемся тем же маршрутом. Отношу ее на руках из подземного паркинга в квартиру. Правда, теперь она пытается накрыть своим покрывалом и меня.

Дома оставляю ее на кровати в спальной и вытянув из шкафа первые попавшиеся шорты, ухожу в соседнюю комнату, и уже там стягиваю с себя мокрую одежду.

Ставлю чайник. Все делаю исключительно на автомате, потому что все это уже было в моей жизни.

Заглядываю в комнату с кружкой горячего чая. Ника лежит на кровати, свернувшись в комок.

— Попей.

— Спасибо, — она неохотно подтягивается к изголовью кровати, забирая из моих рук кружку.

— Тебе нужно согреться, там душ…

— Нет, — отрезает, не дав договорить. — Не хочу в душ. С меня хватит сегодня…

— Хорошо. Я тогда…, — взмахивая рукой в направлении двери.

Не получив от нее никакой реакции ухожу. Дверь в ванной оставляю приоткрытой, чтобы был шанс услышать, елси Ника вдруг надумает сбежать.

Врубаю кипяток, пока помещение не заполняется плотным клубистым паром, и только потом настраиваю температуру.

До сих пор потряхивает от холода, а может, от нервов, понятия не имею. Поэтому первые минут пять, тупо стою под горячей водой, упираясь ладонями в стену.

Когда снова заглядываю в комнату, Ника спит, накрывшись одеялом почти с головой. Ее мокрые трусы при этом лежат на тумбочке.

Выключаю в прихожей свет и ложусь с ней рядом. Поверх одеяла.

* * *

— Ян, — тихий, до боли знакомый голос выдирает меня из-за плотной ширмы сновидений.

Открываю глаза, осознавая, что в комнате уже светло. Поворачиваю голову.

Ника лежит на боку, лицом ко мне. Но прикол в том, что мы теперь под одним одеялом. На расстоянии, но все же.

Единственное, чего мне сейчас не хватало, скандала на тему того, что я воспользовался ее вчерашним положением.

— М? — прикрываю глаза.— Ты чего не спишь?

— Почти три часа дня.

— Капец, — морщусь.

— И ты…

Она замолкает, чем вызывает желание на себя посмотреть.

— Что?

— Закатился под мое одеяло.

— Я во сне, — зеваю и не спешу «выкатываться» обратно.

Ника поджимает губы, а потом касается моего плеча.

— Спасибо.

Снова смотрю на нее, пока она хлопает своими глазами, но теперь более въедливо.

— Пожалуйста.

Признавать, что вчерашний вечер был нормальным, я не буду. Это не так.

— Извини меня. За все.

Ника поджимает губы, а потом пытается улыбнуться. Выходит так себе.

— Извиняю, — киваю. — Ты меня тоже.

Я не особо уверен, что мне есть за что извиняться, но раз пошла такая пьянка…

— Ты был прав. Я точно Глупость. Самая настоящая.

Она издает неестественный смешок и резко отворачивается.

Сам не отдаю отчета