Его нельзя любить. Сводные - Мария Николаевна Высоцкая

Гирш прижимается щекой к косяку и больше не шевелится. Смотрит.

Смываю с себя пену под его взглядом, жутко смущаясь.

Бортик переступаю с дрожью во всем теле.

Ян делает шаг мне навстречу. Помогает. Подхватывает на руки. Ему плевать, что я мокрая. Он так крепко прижимает меня к себе, не обращая внимания на стекающую с моих волос прямо ему на лицо воду.

Когда мои ступни касаются кафеля, тяну руку к полотенцу.

Ян нехотя отлепляется от меня, позволяя обмотаться большим белым полотенцем.

На нем только те самые шорты. Торс голый. Приклеиваюсь взглядом к рельефу, а когда добираюсь до глаз — тону.

— Я по делу заходил, — кладет ладонь мне на поясницу, и я приподнимаюсь на носочки.

— Какому?

— Отец позвонил. Тебя Ладка потеряла. Спрашивал, не в курсе ли я, куда ты могла деться.

— Она могла бы просто позвонить.

Говорю и застываю с открытым ртом. Все мои вещи остались в том доме.

— Телефон и сумка, все там… — теперь уже, потупив взгляд, смотрю в пол.

— Я заберу и привезу его тебе, сегодня.

— Спасибо.

Улыбаюсь, а у самой слезы в глазах.

В глубине души я так боюсь его осуждения за вчерашний вечер. Так сильно боюсь, поэтому морально все равно готовлюсь к встряске, несмотря на негу удовольствий, что затмевают разум.

Он ведь меня вчера там откачивал. Не воспользовался ситуацией. Даже вот другу своему лицо разбил. Не думаю, что все это входило в планы его вечера. Он говорил про ресторан.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Мы могли бы вчера просто посмотреть кино и покушать в ресторане, а вместо этого…

Думать об этом не хочу. Так стыдно.

— Я вчера была не права, — выдыхаю ему в губы.

Ян гладит мою щеку. Кивает.

— Никогда больше ничего не пей и не ешь в таких местах.

Его голос становится жестче, как и взгляд. Он перемещает руку на мою шею, чуть сжимает. Удерживает довольно недружелюбным захватом.

— Вся эта дрянь — полное дерьмо. Если подсядешь….

Он замолкает, а я вздрагиваю. Он меня… Боже, он вчера думал про свою мать. Помогал мне, но сравнивал с ней. Тут же хочется спрятаться.

Становится так холодно, одиноко и стыдно.

— Прости.

Он ничего не говорит. Смотрит в одну точку, а когда заглядывает в мои глаза, уже улыбается. Пышет уверенностью.

Выдыхаю.

Меня подкупает его легкость. Мне самой ее жутко не хватает.

Я думала, что нельзя рассеять страхи и сбить программу, но у Яна получается, потому что теперь я хочу стать его центром притяжения.

Быть для него самой особенной. Ведь он уже такой. Особенный. Мой.

— Все нормально? — Ян касается моих мокрых волос.

Моргаю. Стою и глупо улыбаюсь собственным же мыслям, абсолютно теряясь в пространстве.

— Да, задумалась просто.

— О чем?

— О тебе.

Гирш ухмыляется, хочет выглядеть таким непоколебимым, а сам подвисает. Я прям вижу, как расширяются его зрачки. Ему тоже все это в новинку.

Наверное, мы еще никогда не были так обнажены душами друг перед другом, как сейчас.

Главное сейчас, без резких движений. Не стоит спешить.

— Отвезешь меня домой? — касаюсь его предплечья.

Ян сначала смотрит на мои пальцы, а потом в глаза.

— Не очень хочется, — взъерошивает свои волосы, — но отвезу. Если пообещаешь одну вещь.

— Какую?

Тут же загораюсь интересом.

— В субботу сходишь со мной на одно мероприятие.

— Ладно, — не уточняю, что за мероприятие, просто потому что сейчас, готова согласиться на любую авантюру.

Ян снова улыбается.

— Но это не все.

— Тогда что?

Он убирает руки в карманы шорт и склоняется к моему уху. Шепчет.

С каждым его словом меня заливает краской.

32.2

* * *

— Ника, ты скоро?

Мама уже собралась. Еще в понедельник мы с ней договорились, что будем вместе ходить в зал. Сегодня суббота, и это наше третье занятие с тренером.

Раз уж теперь я несвободна, стоит привести себя в форму. А то последние месяцы моей основной едой были булки из кофейни и бутерброды из домашнего холодильника, на который я устраивала набеги в перерывах между подготовкой к парам.

— Уже, — засовываю в сумку кроссовки и выхожу из комнаты.

Мама стоит на лестнице, ждет меня. Улыбаюсь ей.

— Ты такая веселая ходишь, — касается моей макушки, — я так рада, что наконец-то освоилась в городе и дома. Очень за тебя переживала.

Да уж. В последние дни все вокруг замечают мое вечно приподнятое настроение. И имя ему — Ян.

С той жуткой ночи в доме его друга прошло семь дней. Вспоминать тот вечер мне не хочется. Это было ужасно. Но именно она помогла многое понять в наших отношениях и прийти к выводу, что они самые что ни на есть настоящие!

Мама, правда, была в ярости. Я впервые не ночевала дома, не предупредив ее, что не вернусь. Пришлось сочинять на ходу про подругу, у которой я якобы осталась, севший телефон и боязнь перезвонить родительнице.

То, что привез меня Ян, объяснила как простое стечение обстоятельств. Ему ведь звонил отец в поисках меня, ну вот я и додумала, будто Гирш вызвонил меня в гневе и устроил разнос, почему его дергают из-за моей пропажи.

Ну а что мне еще было делать, если не врать? Честно говоря, пока я даже намека домашним давать не хочу, что мы с Яном в нормальных отношениях. Уверена, мама будет не в восторге. Да и как его отец ко всему этому отнесется, не имею никакого понятия…

Мама злилась на меня минут десять, отчитывала. К счастью, не обратила внимания, что вещи на мне были не те, в которых я уходила. Тут, можно сказать, пронесло.

Она сначала кричала, а потом плакала и извинялась. Рассказывала, какие ужасы успела себе придумать. Тут и красочная авария, в которой меня сбивает машина, и маньяк, что нападает в подворотне. Короче, мрак.

Было дико. Я не помню, чтобы она хоть раз, приезжая к нам с ба в гости, вообще обращала внимание, что со мной происходит. А теперь вот включила родительницу.

Застегиваю куртку на все кнопки и выхожу на улицу. В машине, как только мама отвлекается на разговор с водителем, ныряю в сообщения.

По сотому кругу листаю нашу с Яном переписку. Она небольшая. Но все равно я