Сигнал сбора - Уильям Форстен

О’Дональд, раскрыв рот, прохаживался вокруг воздушного шара. Сунув руку в карман, он вытащил сигару с карфагенским табаком и потянулся за спичкой.

С диким криком Хэнк прыгнул вперед и выбил спичку из рук О’Дональда.

Артиллерист рассвирепел, но Готорн сразу же встал между ними.

— Майор, эта штука наполнена водородом. Одна искра — и мы все взлетим.

— И скорее всего, прямо в ад, — нервно заметил Калинка, глядя на дымящуюся коробку и шелковую оболочку, висящую над их головами.

— Я все еще не могу поверить, что тебе удалось это сделать, — сказал Эндрю, глядя на Хэнка с восхищением.

— Я бы мог сделать шар побольше, сэр, но шелка в этих местах очень мало, — сказал Хэнк. — Он может поднять фунтов двести двадцать, самое большее двести сорок. Думаю, нас с Готорном он выдержит.

Готорн возбужденно повернулся к Эндрю, как маленький ребенок, спрашивающий у родителей разрешения принять участие в интересном приключении.

— Мистер Готорн, вы — капитан суздальской пехоты, и на плацу вы нужны мне гораздо больше, нежели в облаках. Кстати, сынок, где ты бросил своих людей?

Другие офицеры захихикали. К их изумлению, маленький Готорн превратился в одного из лучших инструкторов в стремительно разраставшейся суздальской армии. Оказалось, что каким-то странным образом его мягкий голос и репутация Новродского беглеца, а тем паче его женитьба на дочери Калинки завоевали ему глубочайшее уважение среди Суздальцев.

Несколько солдат первого обученного им подразделения теперь служили сержантами и даже офицерами в тех трех дивизиях, которые были уже экипированы и подготовлены к ведению боя.

— Сэр, мои люди несут караульную службу на стене, в ста ярдах отсюда, — ответил Готорн сухо.

— Что ж, вид их молодого командира, парящего в небесах, произвел бы на них большое впечатление, — добродушно бросил Эндрю. — Давай попробуй, но будь осторожен. Не хотелось бы, чтобы что-нибудь случилось с отцом такой красивой маленькой девочки.

Все засмеялись, а Винсент просиял при упоминании своей новорожденной дочери. Он прыгнул в корзину, подвешенную под шаром, и заговорщицки подмигнул своему другу Хэнку.

— Освободите стропы! — приказал Хэнк.

Команда Суздальцев, обслуживавших воздушный шар и ходивших вокруг него с важным видом, с готовностью выполнила приказание молодого янки, которого они считали кем-то вроде волшебника.

Стропы были свободны, но шар по-прежнему цеплялся за платформу посреди площади. Хэнк со значительным выражением на лице начал сбрасывать мешки с песком, подвешенные к корзине. Когда осталось два мешка, шар начал медленно подниматься в воздух.

— А сейчас профессор Петраччи покажет вам чудеса аэросмелости, никогда ранее не виданные в Валдении ни наяву, ни во сне! — прокричал Хэнк, как заправский цирковой зазывала, взмывая вместе с шаром к небесам.

Испуганные крики разносились над городом, когда корзина, покачиваясь, поднималась все выше и выше, приближаясь к башне большого собора.

— Дмитрий, Петра! — орал Готорн и махал рукой своим подчиненным, которые стояли разинув рты на городской стене. Увидев своего командира, солдаты возбужденно подпрыгивали, показывали на него пальцами и были очень горды тем, что служат под командой янки, умеющего даже летать.

Скорость подъема начала замедляться из-за веса канатов, которыми был привязан шар.

— Берегись! — прокричал Хэнк, отвязывая еще один мешок с песком, упавший посреди площади.

Все выше и выше поднимался шар, пока наконец не закончились все пятьсот футов канатов. Шар дернулся и медленно повернулся.

— Никогда не думал, что старик Кин разрешит мне лететь! — воскликнул Готорн.

— У тебя по глазам видно, что ты рожден, чтоб летать, — с пафосом произнес Хэнк. — Я заметил это, еще когда ты впервые забрел в мою лабораторию. И я сказал себе: «Вот тот, кого профессор Петраччи должен взять под свое крылышко». — И друзья рассмеялись.

Готорн жадно смотрел вокруг. На востоке на полную мощность работали мастерские и литейный цех, клубы дыма вырывались из их труб. К северу от литейного цеха стоял пороховой завод, его большое колесо поворачивалось, приводя в движение деревянные молотки и жернова. Внизу виднелись длинные сараи для хранения пороха. Там же вместе с бумагой для патронов и свинцовыми пулями он превращался в готовые патроны и упаковывался в коробки на тысячу патронов каждая. В отдельном здании десятки женщин шили матерчатые мешки, заполняли их порохом для артиллерийских снарядов и складывали на тележку, чтобы вести на склад в город.

С южной стороны послышался свист: большой воз тянул за собой дюжину вагонов, грохоча на стрелках и минуя старый «Уотервиль» с тремя пустыми вагонами. Внизу продолжались работы на укреплениях, наружные стены уже достигали двадцати футов в высоту и полностью окружали город. Раздавался гром мушкетной стрельбы, прерываемый гулом дюжины артиллерийских орудий, стреляющих залпом. При виде строевого плаца у Готорна мурашки забегали по телу: целая бригада суздальских полков, насчитывавшая тысячу шестьсот солдат, выстроилась боевым порядком триста ярдов длиной. С плаца поднимался дымок, отдаленные крики участников учений эхом разносились по округе. Тысячи других солдат стояли по обеим сторонам плаца, наблюдая за учениями и громко подбадривая участников.

Он посмотрел на север и на восток Далекие холмы, казалось, поднимались все выше и выше, громоздясь один над другим. В бинокль были хорошо видны проходы между холмами на расстоянии семи миль отсюда и линии строящихся укреплений. Над холмами клубился дымок от котлов, в которых рафинировали серу для изготовления пороха.

Но все эти военные приготовления не привлекали его так, как величественная красота сельского пейзажа, подернутого дымкой наступающей осени. Группы дубов и кленов уже покрылись первыми красными и желтыми листьями, березы мерцали в теплом полуденном свете, а поля были усеяны тысячами работников, среди которых разъезжали машины Флетчера, убиравшие урожай.

Ему казалось, что в тридцати милях к северу он видит расчищенный участок вокруг брода. Неподалеку возвышалась новая сторожевая башня, и можно было разглядеть, как оттуда махали сигнальными флажками, очевидно передавая сообщения целой цепочке башен, построенных к западу и к югу. А на западе перед ним открывалась степь, уходившая вдаль и сливавшаяся с небом. Его взгляд задержался там на минуту, пытаясь разглядеть какое-то пятно на горизонте — не то облако, не то пыль.

Приглушенный стон отвлек его, и, повернувшись, он увидел, что Хэнк сидит, скрючившись, на дне корзины.

— Что случилось? — спросил Готорн.

— Ничего, совсем ничего, — отозвался Хэнк слабым голосом.

— Дружище, ты выглядишь не лучшим образом.

— Это пройдет, — прошептал Хэнк. Небольшой порыв ветра качнул корзину, и Хэнк застонал.

— Хэнк, — произнес спокойно Готорн. — У меня к тебе вопрос.

Простонав, Хэнк сжал голову руками.

— Ты никогда не летал на такой штуке раньше не так ли?

— Я просто был на земле и смотрел, — ответил Хэнк, и в этот момент следующий порыв ветра стал раскачивать и крутить корзину.

— Интересно, что могло так рассмешить Готорна там, наверху? — удивился Эндрю.

— Понятия не имею, — откликнулся Эмил, задрав голову вверх. — Знаю только, что я ужасно завидую этому мальчишке.

— Ну, Эмил, может быть, когда война кончится, Хэнк устроит аттракцион и позволит тебе покататься. — Эндрю подошел к своему коню и вскочил в седло. Остальные поспешили последовать его примеру.

— Двинулись, — сказал Эндрю, пришпорив лошадь, и они галопом поскакали по восточной дороге через главные ворота.

Внешние укрепления были уже на несколько сотен ярдов выше деревянных стен города. За шесть месяцев, проведенных в окопах под Питерсбергом, Эндрю и его подчиненные стали умелыми землекопами, и теперь под их руководством вокруг всего города выросла огромная земляная стена. По ее углам были построены бастионы, возвышавшиеся на десять футов над стеной. Если бы они оказались отрезанными от остального мира, то могли бы продержаться достаточно долго, так как в бункерах хранились солидные запасы продовольствия и боеприпасов. Группа проехала через хорошо укреплённые северные ворота и пересекла мост над высохшим тридцатифутовым рвом. За воротами им открылось поле с рядами остро заточенных кольев, за которыми рос колючий кустарник, а еще дальше были вырыты глубокие ямы. Приблизившись к железнодорожному полотну, Эндрю натянул поводья, и мимо них с грохотом пронесся поезд, влекомый их новым паровозом — «Бангором». У рукоятки дроссельного клапана сидел Мэлади, который приветствовал их свистком, перед тем как поезд повернул в направлении мастерских.

— Именно здесь все и решится, джентльмены, — сказал Эндрю, указывая на оборонительные сооружения. — Я планирую задержать их у брода на день или два, а также в проходах между холмами. Но разобьем мы их здесь.