Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления - Дженис Росс

момент мужчина и женщина слегка касаются пальцами лба, носа и подбородка, словно воспроизводя жесты, характерные для мусульманской молитвы, или крестясь, как молящиеся христиане. Важно то, что мы знаем, что эти жесты обозначают религиозность; для Якобсона, очевидно, было не так важно, какая именно религия отражена. Танец требует хорошей подготовки танцовщиков, но тот словарь жестов, который Якобсон изобретает во «Влюбленных», – это новый танцевальный лексикон. Это уже не чистый классический балет, поскольку здесь нет пуантов, взаимодействия партнеров или поддержек в традиционном смысле. Вместо этого Якобсон выводит персонажей, переполненных эмоциями, печалями и мечтами. Балетная виртуозность в телах танцовщиков переносится на язык народной культуры, но при этом сохраняются скорость, напор, приподнятые и напряженные движения подготовленных кировских танцовщиков.

В дуэте Якобсона то, что мы видим, и то, что мы слышим, как бы сливается воедино благодаря тому, что действия танцовщиков шаг за шагом отражают партитуру. Сохраняя задорное, кукольное веселье, два танцовщика начинают с очень скромного ухаживания в обществе со строгими социальными правилами, ограничивающими романтические отношения между молодыми людьми, как это было в ортодоксальных еврейских общинах. Постепенно танцовщики, чьи шаги не издают ни звука, убеждают зрителя, что они очарованы друг другом, и устремляются вперед во времени, готовые представить благословение родителей, свадьбу и рождение первого ребенка в обществе, которое сохраняет свои общинные ритуалы. Пара флиртует и робко узнает друг друга в танце, состоящем из маленьких шагов вперед и назад, поворотов и разворотов. Вместо радостного ритмического самовыражения все их движения – мелкие и неуверенные, хотя и изобилующие деталями выражаемых эмоций, но сдержанные, будто не позволяющие себе слишком свободно или смело выражать внутреннюю жизнь каждого персонажа. Ирина вспоминает, что этот дуэт возник из давнего интереса Якобсона к созданию балета на еврейскую тему, – желания, которое разгорелось после событий конца 1948 года, когда Голда Меир приехала в Россию. «Мой муж наблюдал за всем и все время думал, как бы ему сделать что-то в танце о еврейской культуре», – говорит Ирина[170].

Рис. 22. «Влюбленные» (1949). Ирина Певзнер (Якобсон) и Алексей Миронов. Государственный академический театр оперы и балета им. С. М. Кирова, Ленинград. Фотограф неизвестен

При всей скромности своих масштабов и претензий, «Влюбленные» почти сразу же стали предметом споров вокруг Якобсона. Ирина рассказывает, что в конце 1950-х годов, примерно через год после того, как Якобсон впервые реконструировал кишиневский дуэт для Кировского театра, выдающийся русско-американский импресарио Сол Юрок пришел в театр, чтобы отобрать репертуар для предстоящих в 1961 году первых американских гастролей труппы. Труппа в полном составе и хореографы присутствовали при исполнении каждого произведения, которое труппа готовила к гастролям, специально для Юрока. Первый ряд в Кировском театре был заполнен его руководителями, присутствовал и Якобсон. Когда закончилось исполнение официально отобранных произведений из репертуара труппы, Якобсон вышел вперед и сказал: «Теперь я хотел бы показать господину Юроку еще одно произведение». К. М. Сергеев, художественный руководитель балетной труппы Кировского театра, быстро сказал: «Нет, мы закончили». Однако Юрок прервал Сергеева и сказал Якобсону: «Нет, я хотел бы посмотреть, что у вас есть еще»[171].

Тогда Якобсон подал знак своей жене и Миронову, которые ждали в кулисах, и те начали показ «Влюбленных». Юрок, родившийся в маленьком еврейском местечке на Украине и эмигрировавший в одиночку в Соединенные Штаты в 18 лет, безусловно, уловил отсылки к штетлу в дуэте Якобсона и опасность, связанную с еврейской тематикой, для любого советского произведения искусства. Однако он также хорошо понимал, как продвигать русскую культуру за пределами России, особенно в Соединенных Штатах, поэтому он сразу же заявил, что хочет включить этот дуэт в программу турне. «Мы возьмем это. Это замечательно! Мы возьмем это», – вспоминает Ирина, как взволнованно объявил Юрок. Когда Сергеев и другие партийные чиновники запротестовали, говоря, что это не входит в их утвержденную программу, Юрок, по словам Ирины, ответил: «Ну, включите в программу. Я не хочу проводить гастроли в Америке без этого произведения»[172].

Впоследствии «Влюбленные» были показаны в США во время гастролей Кировского балета в 1959 году и были встречены публикой с воодушевлением. Ирина вспоминала, как после одного из выступлений во время гастролей они с Мироновым были приглашены на обед, устроенный местной еврейской общиной, и она наблюдала удивление, а затем разочарование на лицах хозяев, когда они вышли из машины и сразу стало ясно, что Миронов не еврей. Ирина вспоминала, что, поняв это, хозяин воскликнул: «Почему он гой?», используя слово на идише для обозначения нееврея. Позже она передала этот комментарий Якобсону как подтверждение того, насколько убедительным было его хореографическое изображение местечкового еврея. Спустя десятилетия она все еще помнила, как ее еврейские хозяева задавали ей острые вопросы об условиях жизни евреев в Советском Союзе. Она была дипломатична в своих ответах, потому что представители КГБ, внедренные в труппу, стояли рядом, и говорила, что дело обстоит прекрасно – разве они не видят, что половина оркестра Кировского евреи?[173]

Пожалуй, самой отзывчивой аудиторией, которая когда-либо смотрела «Влюбленных», были бывшие члены труппы Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса, которых Ирина случайно встретила в трудовом лагере на Восточном Урале в 1964 году. Они с Мироновым завершали гастроли и, случайно попав туда, в последний момент решили показать эту работу. После выступления к ним подошла толпа измученных и разбитых людей – чудом оставшихся в живых бывших артистов Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса. Ирина вспоминала, какими худыми и изможденными выглядели их тела, какими почерневшими от труда были их руки, когда они благодарили ее за возможность увидеть этот танец. «Это чистый Шолом-Алейхем», – говорили они с благодарностью. Ирония была трагичной – ведь еврейские рассказы Шолом-Алейхема послужили вдохновением для постановок, которые положили конец карьере членов труппы Михоэлса[174].

Следующий балет на еврейскую тему, который создал Якобсон, был, как и первый, этюдом о молодой еврейской паре, но на этот раз это была пара новобрачных. От балета «Молодожены», созданного в 1969 году, не сохранилось никаких визуальных свидетельств, потому что он был поставлен для единственной группы танцовщиков, к которым Якобсон имел тогда доступ и на которых он мог рассчитывать: это студентки-старшекурсницы Ирины в Вагановском училище, которые были особенно хороши в характерном танце. Первоначально балет шел в закрытой студии, а потом, когда его увидели чиновники из Кировского театра, они неохотно согласились на дополнительный показ на спектакле выпускников. Однако постановка стала очень популярной, и поэтому Ленконцерт, формировавший небольшие группы танцовщиков и