Речитатив - Анатолий Постолов

– Ключик, я не хочу притворяться и играть не свойственную мне роль. Варшавскому говорить о христианской любви вполне по чину, он при этом, кажется, и себя самого больше любить начинает. А я не могу, понимаешь, не могу обещать людям чудесное исцеление и в какой-то момент оказаться у разбитого корыта, когда ко мне начнут приходить якобы мною исцеленные с жалобами, что их страхи и фобии возвращаются… Кроме того, комната комнатой, но главная нагрузка падает все же на меня. За время эксперимента я на каждом клиенте терял столько энергии, сколько теряет студент, сдающий выпускной экзамен. Зачем мне эта головная боль? Хотя несколько случаев вызвали у меня законный прилив гордости. Помнишь, я говорил тебе о человеке, у которого отец получил инсульт и заговорил на идиш? Этот Дарский мне вчера позвонил, рассказал, что отец его умер, но перед смертью вернулся в себя, то есть, заговорил по-русски, пришел в сознание, и глаза его почти до последней минуты были осмысленными. Но любопытно, что музыку-то я поставил, когда Дарский уже ушел. Просто немножко стало тоскливо, и я вспомнил про эту вещь Мендельсона, о которой ты мне рассказывала, решил под нее порелаксировать, но пока она звучала, я вдруг представил, что старик на своей койке больничной ее тоже слышит, понимаешь? Первый, наверное, случай в истории медицины, когда терапевт проводит лечение заочно, не видя пациента и не разговаривая с ним по телефону, а общаясь через третье лицо. Но поделиться своим успехом с кем-либо, кроме тебя, я не могу. Коллеги подумают, что я себе цену набиваю или накурился травки и сочиняю, что в голову придет. Да и скорей всего, старик перед смертью пришел в себя без всякой музыкальной пилюли – просто повезло ему – очнулся, будто белую рубаху перед смертью надел… такое ведь случается…

– Ты не прав, – возразила Виола. – Откуда ты знаешь, как музыка попадает к тем, кто обитает в другом измерении? Может быть, он ее действительно услышал. Через тебя. Через твое восприятие. А по каким каналам она попала к нему – мы никогда не узнаем. И никогда не узнаем, какие обходные тропинки нашла нота, записанная бледнолицым поляком в позапрошлом веке… И почему эта нота заставила человека заново посмотреть на свою жизнь… А разве к этой старой слепой женщине она попала напрямую от проигрывателя в ухо? Музыка, Жюль, хранит в себе такие тайны, какие нам и не снились. Только и остается, что гадать…

– Ты, Ключик, у меня становишься все умнее и умнее. Еще раз тебе говорю: переходи в наш лагерь психотерапевтов. Плюнь на свое программирование. Откроем семейный бизнес.

– У нас пока нет семьи.

– Ну… будет когда-нибудь.

– Вот тогда и поговорим. С какого числа ты решил прекратить прием?

– Я сегодня позвоню в редакцию, попрошу их снять объявление и поставить в качестве ремарки небольшое сообщение о том, что в связи с отъездом г-на Варшавского наш совместный проект аннулируется, и доктор Давиденко прекращает прием пациентов после 10 декабря сего года. Газета появится в печати седьмого числа. Так что все получится вполне пристойно.

Виола помолчала и как-то невольно погладила рукой свой еще свежий шрамик на плече.

– Когда Варшавский улетает? – спросила она.

– Двенадцатого, в воскресенье. Ты хотела бы пригласить его на прощальный ужин?

– Нет. Я же тебе говорила, у меня на следующей неделе два интервью. Я хочу подготовиться, настроиться… А гости будут очень некстати. И потом, ты упомянул, что видел его на днях, и вроде бы вы попрощались, во всяком случае, он не изъявил большого желания встретиться.

– Да. Он был какой-то… я бы сказал – колючий, говорил с опаской, будто ждал от меня подвоха. Ну и бог с ним. Мне сейчас знаешь, чего захотелось?

– Чего?

– Черного кофе в постель.

– Ой, и мне того же захотелось, а слуг мы всех отпустили на каникулы. Придется, наверное, мне встать к плите.

– Дорогая, я могу позвонить в бюро добрых услуг и нам с удовольствием доставят свежую кофе и один булочка на двоих.

– Не стоит напрягаться, милый. Я с удовольствием заменю бюро добрых услуг и отпущенных слуг, и вся процедура обойдется нам намного дешевле. Ой, какая хорошая рифма получилась, ты слышал?

Она беззвучно хохотнула и вскочила с кровати, ее разлинованная под тельняшку короткая ночная рубашка замаячила в полумраке комнаты, и через несколько минут в спальню проник густой, уютный аромат свежемолотой арабики, но Юлиан этого уже не почувствовал. Он посапывал, чуть запрокинув кверху подбородок и, видимо, сквозь сон впитывал в себя запахи с кухни, по-собачьи пошевеливая кончиком носа.

Пейзаж

Утро 10 декабря высветилось хрусткой, легкой на подъем прохладой, шипящими прострелами косых лучей, поднимающих пар с намокших газонов, и пронзительной перекличкой птичьих менестрелей. Всю ночь накануне накрапывал почти бестелесный дождь, будто его там, на верхних этажах перетирали мелкой шкуркой полусонные слуги скупого царя-водолея. А где-то очень далеко, в восточных отрогах Сьерры громыхало и трясло посерьезнее… Там, криво расчерчивая горбатый горизонт, зияла и скалилась изголодавшаяся по бурану пасть зиждителя… Но под утро унылое ночное толчение затихло, и влажная синева засверкала над городом, как только что загрунтованное полотно. Дождь, прошедший накануне ночью, почти наверняка означал хороший снегопад в горах, куда Юлиан и Виола с компанией друзей собирались поехать кататься на лыжах.

У Юлиана не предвиделось в этот день никаких серьезных мероприятий. У него в календаре на 4 часа дня был записан всего один клиент, немолодой американец, которого Юлиан называл про себя Джо-погорелец. У этого человека в 2001 году, накануне атаки на нью-йоркские небоскребы, сгорел дом, в котором он прожил почти тридцать лет. После того как пожарные кордоны были сняты, Джо почти весь день рылся в мокром хаосе обугленных предметов и, найдя полуобгоревшую фотографию жены, он со счастливой улыбкой и глазами полными слез показывал ее каким-то незнакомым людям, которые сочувственно хлопали его по плечу и спешили к своим изувеченным во время пожара домам, чтобы рыться и спасать свои пожитки и уцелевшие фотографии. Потеря дома была последней каплей утрат, которые обрушились на погорельца. За несколько месяцев до того умерла от лимфомы его жена, дети давно разъехались, и человек остался в полном одиночестве.

Он приходил к Юлиану по пятницам и в течение часа раскладывал по инвентарным полочкам эпизоды из своей прошлой жизни, превращаясь при этом в архивариуса, потерявшего картотеку и в поисках какой-то одной бумажки создающего еще больший хаос в архивах своей памяти. Ему нужен был сочувствующий собеседник. И Юлиан именно эту роль исполнял с мастерством закоренелого психоаналитика. Прошлое Джо-погорельца за время минувших сессий он узнал настолько хорошо, что иногда даже помогал ему вытащить из вороха былей и небылиц именно тот эпизод, который был необходим в данную минуту. Джо при этом утирал слезы, изъявляя бурные чувства благодарности и рвался пойти с Юлианом в ближайший бар, чтобы за стойкой продолжить обмен памятными моментами и деталями.

Без десяти четыре, когда Юлиан поднимался в лифте к себе в офис, американец неожиданно позвонил, пожаловался на плохое самочувствие и попросил перенести время визита.

Юлиан про себя чертыхнулся, но не зло, скорее по привычке. Никаких сверхурочных дел у него не было. Лыжи стояли в прихожей наготове. Там же, в двух приземистых баулах разместилась вся экипировка плюс несколько бутылок вина, консервы и банка растворимого кофе – их доля в общем котле.

Первой его мыслью было спуститься в гараж и не спеша поехать домой, по дороге заглянув в излюбленный букинистический магазинчик, но что-то удержало его. «Коль я уже здесь…» – подумал Юлиан и решил на несколько минут зайти в офис осмотреться. Он сел в кресло, открыл свой лэптоп и лениво начал раскладывать компьютерный пасьянс. Минут через пять он себя спросил: «Зачем я играю, мне же не хочется?», но продолжал с почти гипнотическим равнодушием перебрасывать карты из одной колонки в другую. Неожиданно зазвонил телефон.

На линии был Варшавский.

– Я нахожусь в двух минутах хода от вас, – сказал он. – Не сильно ли повлияет на ваши планы, если я подойду ненадолго?

– Вы меня чудом застали, – ответил Юлиан, не скрывая удивления. – Клиент отменил свой приход ко мне, и я собирался уходить. Ну, коль уж вы рядом – зайдите.

– Я не слышу большого энтузиазма в вашем голосе, – произнес Варшавский. – Но надолго вас не задержу. Минут десять-пятнадцать продержитесь?

– Постараюсь, – ответил Юлиан. Он отключил телефон. Несколько минут сидел в кресле, закрыв глаза. «Как будто знал, что я здесь, – подумал он. – Ив голосе была уверенность, будто не сомневался, что застанет меня. Неужели он действительно как Мессинг? Интересно… Как это все работает у него в мозгу? Надо будет спросить…»