Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин

– Это другое дело. –

– Мне бы скорей хотелось, например, жениться на служанке г-жи Риди, Сантине.

Валерио улыбнулся.

– Ну это ты говоришь сгоряча. Сантина вовсе не такая особа, на которой стоило бы жениться. Когда ты будешь приезжать сюда, она всегда будет к твоим услугам. –

Лишь только я подумал о своем хозяине, нашей фабрике, как понял всю справедливость слов Прокаччи и отбросил мысль о женитьбе с удовольствием мечтая, как я буду приезжать во Флоренцию.

Валерио казался не то что печальным, а более серьезным, чем обыкновенно. Вообще, кажется, его лицо но самой своей структуре не могло выражать меланхолических чувств. Он проводил меня почти до самого города, еще раз повторив, что я всегда могу рассчитывать на его помощь и защиту. Я долго смотрел вслед Валерио и затем побрел в город, больше думаю о судьбе г-жи Клементины, нежели о моем несостоявшемся свидании.

Глава 6-я.

На следующий день Сантина меня не встретила бранью, как я ожидал, но холодно опустила глаза и старалась держаться сдержанной, насколько позволял ей это её пылкий и живой характер. Мне почему-то было всё равно, сердится она, или нет, потому я более смело разглядывал её смуглые щеки и вздрагивающие веки. Проходя по террассе, я даже слегка обнял горничную г-жи Риди за талию. Это, по-видимому сломало лед, потому что Сантина прошептала мне «мерзавец паршивый» так очаровательно, что мне снова пришла в голову оставленная было уже мысль о женитьбе. Г-жа Сколастика печально сидела у окна и пересчитывала серебряные деньги в шкатулке. Она подняла серые глаза и тихо сказала:

– Добрый Фома, синьор Альбано говорил мне о вас, он говорил, как вы скромны, как преданны. Только мое болезненное состояние не позволило мне обратить должного внимания на ваши высокие качества, но от Господа ничто не останется скрытым.

Я вспомнил о предложении Прокаччи и со страхом смотрел, как рука синьоры Сколастики легла на мой серый рукав.

Дама говорила, как во сне, медленно и страстно, не спуская с меня глаз и не отнимая руки с моего обшлага. Мне вдруг стало необыкновенно тоскливо и я подошел к окну, выходящему на улицу. Там привлекли мое внимание две фигуры, которые вскоре появились и в комнате г-жи Риди. Это был синьор Кальяни и с ним какой-то высокий тощий господин, в настоящую минуту без парика и со спущенной подвязкой на левой ноге, при чём остальные части его туалета ясно показывали, что такой беспорядок вовсе не был свойствен спутнику синьора Тизбы.

– Боже, что случилось, граф Парабоско? – воскликнула Сколастика, подымаясь к ним навстречу. Значит, Клементину прочили за эту жердь! Я понимаю тогда всё негодование Прокаччи. Кальяни выказывал большее присутствие духа, нежели отставной жених и довольно бодро сообщил, что его племянница вчера во время спектакля убежала с Валерио и обвенчалась с ним у анахорета. Я раздумывал, как Прокаччи мог обвенчать самого себя, меж тем как граф беспомощно продолжал сидеть на том же стуле, куда опустился, как только пришел. Его нос покраснел и левой рукою он всё натягивал чулок, который сейчас же сползал обратно.

– Змея, змея! – шептали его губы.

Синьор Тизба гоголем подошел к г-же Риди и очень развязно, хотя и галантно, произнес:

– Я больше забочусь о вас, дорогая г-жа Сколастика, нежели о пропавшем молодом человеке, или о своей племяннице. Они получат то, чего искали, но вы, вы! так невинно пострадать! Такая неоцененная доброта, благородство! –

– Вы мне льстите!

– Нисколько; я знаю, как вы относились к этому молодому человеку; что касается меня, так я отчасти рад, что освободился от этой неблагородной обузы. Вчера она даже не досидела до конца 2-го акта «Пирама и Тизбы», она сбежала от моего шедевра, моего торжества! Знаете, людям искусства нужен покой, а если и волнения, то легкие, приятного характера. Граф Парабоско начал снова хныкать на своем кресле. Синьор Кальяни направился к нему, но вдруг, повернувшись на одной ножке, воскликнул:

– Я гениален! кто будет сомневаться в этом? –

Сколастика молча смотрела, что будет дальше.

– Вы и он! хи-хи-хи! разве это не гениально? Отмщение, сладкая месть! –

– Я вас не понимаю!

– Выходите замуж за графа. –

– Вы думаете?

– Конечно, я думаю. Кто же иначе? Ну, граф, становитесь на колени. –

– Постойте, у меня всё чулок валится.

– Что? чулок?.. Это ничего. –

– Постойте, синьор Кальяни, я еще подумаю, – протестовала г-жа Риди, но певец уже торжествовал.

– Когда женщина собирается думать, она уже согласна! –

Тут он только заметил меня.

– А, и милый Фома здесь? – и потом, понизив голос, добавил: «Теперь я немного освобожусь и охотно посмотрю ваши образчики».

Но мне не пришлось воспользоваться его приглашением, так как дома я нашел письмо от хозяина, вызывавшего меня немедленно в Пистойю, а также самого Якова Кастаньо, который, как оказывается, всё время меня искал, чтобы взять у меня обратно адреса своих клиентов и вернуть мне мой список, которые мы перепутали в первой же вечер. Валерио благополучно живет с Клементиной, часто пишет мне, синьор Сколастика, кажется, сама не заметила, как обвенчалась с графом. Синьор Кальяни также блистает в роли Тизбы, так и не видав моих образчиков. Зато какие образчики доставила мне Флоренция на всю мою жизнь, любви и претензий, забавных и печальных случаев, сплетений судьбы и истинного чувства!

Остановка

В городе можно было бы в случае крайней нужды и усталости сесть хотя бы на кучу серого снега, а здесь в семи верстах от Царского!..

Автомобиль лежал на боку, отделенный большой канавой от дороги в лужах. Екатерина Петровна посмотрела вслед уходившему без шубы шофёру и улыбнулась.

Видите, мисс Битти, как опасно делать такие признания: даже автомобиль не выдержал и сковырнулся…

Маленькая англичанка протянула руки вперед, будто прося о помощи.

– Ничего, ничего! Теперь придется маршировать по грязи часа два. Что ж делать! Не влюбляйтесь!

– Катя, вы сама, вы сами…

– Что я сама? Я сама влюбилась в Володю? У нас ото запрещено законом, а я – человек рассудительный. Володя – мне брат.

– Вы сами заставили меня признаться… Вырвали у меня мой секрет и смеетесь… Вы – злая девушка, Катя!

– Я не смеюсь, я шучу. Если вам это неприятно, я перестану. Очень скучно ждать. Хорошо, что не холодно и нет дождя.

Екатерина Петровна подняла лицо к бледно-бурому небу и, запахнувшись широким пальто, продолжала:

– Только бы мама не стала беспокоиться.