Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон

– Слышали об Оригене Александрийском?

Ротмистр сделал вид, что не понял вопроса.

– Это философ, которого записали в еретики, – продолжил Ванзаров. – Он говорил примерно так: все происходящее с людьми происходит не случайно, а по некому промыслу, некой неведомой важной причине. Такой важной, что даже число волос всех людей зависит от нее. Так о чем же беспокоиться?

Развернувшись, Мочалов вышел, оставив дверь распахнутой. Чтобы виднелись примкнутые штыки. Ванзаров сверил карманные часы с настенным маятником и занялся единственно доступным делом: ждать.

Прошел час.

Затем другой.

Минул и третий.

О нем не вспомнили. Свидетель запаздывал. Что свойственно барышням.

За окном стемнело. В комнате имелась электрическая люстра на три лампочки, но Ванзаров предпочел остаться во тьме. Чтобы логика ярче рисовала картины того, что сейчас делает Пирамидов. Утром его надо встретить в бодрости. Тем более что спинка стула была не слишком гостеприимной. Ванзаров поднялся, сделал разминку и счел, что имеет полное право занять диван. Устроив шею на округлом валике, служившем опорой, он вытянул ноги и провалился в глубокий спокойный сон.

Проспал около двух часов.

Сейчас, сидя на диване, он старался обмануть сбежавшую мысль: думал о чем угодно. В доме Шереметьевского его ждали на елку. Супруга и дочери нарядились, стол ломится от напитков, чтобы строптивый чиновник развязал язык. Начальник сыска ничего не делает просто так. На всякий случай решил обласкать того, кого терпеть не может. Волнуется, какое секретное задание поручено Ванзарову. Хочет узнать о чудесах ясновидения. Нет ему покоя.

И Борис наверняка в волнениях. Опять послал письма, опять грозил вечными карами, если в такой день младший посмеет не приехать. В доме брата Елизавета Федоровна разнаряжена и ждет невеста с большим приданым, куда солидней, чем за дочерью Шереметьевского. Приди и возьми. Все для тебя, чиновник Ванзаров. Все счастье этого мира…

Коварная мысль не высунулась из норки. Ванзаров сделал вид, что ему не больно-то и хотелось. Он вспомнил женщину, которая прятала лицо в ротонде шубы.

Адель Ионовна узнала, что ему грозит. Хотела упредить. Предложить побег. Скрыться. Бесполезно и бессмысленно. Только развязать руки Пирамидову. Она не может этого понимать, она живет чувствами, как любая женщина. Как она просила: «Верьте мне!» Ванзаров готов был верить, пойти на любое испытание. Да только зачем ей это? Зачем ему? Зачем им?

Мысль вильнула хвостиком. Ванзаров был тут как тут, цапнул за кончик. Хвостик попался. Он дернул и потянул. Это была она, та самая мысль. Настолько простая, что не заметишь. Ванзаров держал ее крепко: во всем происходящем, в осколках разных событий, есть нечто общее. Странно общее. Общее возникает, если спросить: зачем? А ведь он задавал этот вопрос вслух в номере «Англии». Сам спросил и не услышал. «Зачем?» куда важнее, чем «кто?». Вот в чем дело.

Встав с дивана, Ванзаров тихонько дошел до двери. Часовые спали, обняв винтовки и привалившись плечами. Будить служивых незачем. Обойдется без электрического света. Он подошел к столу, скрипнул ножкой стула, сел, отодвинув поднос с графином. И стал выкладывать из карманов накопленное богатство.

На потертую столешницу легли: пара дощечек с закрепленными шнурками, оборванные снимки молоденькой барышни, письмо с угрозами доктору Котту, записка Федору Морозову от «П.», кольцо с лезвием, коробочка с фокусом, запонка с золотыми S. Последней показалась фотография доктора Охчинского. Надо отблагодарить Пирамидова за то, что не пришлось объяснять значение улик.

Во мраке вещи казались живыми. Будто сдружились за долгие часы, проведенные в тесном кармане. Пришла пора навести порядок. Ванзаров разложил их на четыре группы друг против друга, по происшествиям. Пустая столешница между ними словно осталась для вопроса «зачем?».

Зачем пропал доктор Охчинский? Зачем его выкрали из полиции? Зачем надо было погибать купцу Морозову и его сыну? Зачем убивать фокусника? Зачем пропал Самбор? Зачем похищать жену Котта?

Часть ответов Ванзаров знал. Другая требовала усилий.

За каждым неясным вопросом скрывается логика поведения человека. Его характер. Который не меняется, как утверждает психологика. Непонятный поступок кажется таким со стороны. У того, кто хотел получить аппарат Котта, был точный ответ, зачем так поступать. У доктора Котта был ответ, зачем он пожертвовал женой. Тот, кто был в номере, точно знал, зачем убивать Збышека и забрать Самбора. Кто-то знал, зачем убивать лихача, извозчика на Английском проспекте, устроить резню в волокушах. Ответ настолько прост, что его почти невозможно увидеть.

Ванзаров оглянулся. Со стены склонилось обширное зеркало, в котором господа офицеры проверяли аккуратность причесок и чистоту мундиров. В зеркале отражался стол. Стараясь не шуметь, Ванзаров перешел на противоположный край, сел и снова глянул. Зеркало показало предметы в отражении. А на столе они были прежними. Правда, смотрелись под другим углом. Как бывает, когда ложь открывается правдой.

Логика любит картинки. Она ими играет. Выстраивает цепочки происшествий. Логике понравился эксперимент с зеркалом. Она вежливо предложила выводы. Выводы были просты и печальны: Ванзарову врали. Врали все по разным причинам. Чтобы скрыть ответ на вопрос «зачем?». В этой лжи он увидел то, чего не случилось, но должно случиться. Не может не случиться, если не помешать. Он должен сейчас оказаться в «Англии».

Порыв был столь сильным, что Ванзаров вцепился в стол, удерживая себя от глупости. Нельзя… Нельзя… Нельзя…

Пусть логика кричит что угодно, надо дождаться утра и отделаться от охранки. Цена нетерпения будет слишком велика. Возможно, сегодня ночью ничего не случится. Другое, намного более важное, произойдет непременно. Ради того, чтобы предотвратить эту большую беду, сейчас надо потерпеть.

Сила воли одолела. Ванзаров сдался единственному противнику, который мог победить его: самому себе. Собрал со стола улики и улегся на удобном диване.

На темном потолке светлело прямоугольное пятно окна. У него начался яростный спор с логикой. Никто не хотел уступать. До утра он больше не заснул.

Ночью Пирамидов глаз не сомкнул. Большего мучения нельзя представить: у тебя огромная сила, а сделать ничего невозможно. Буквально ничего. Остается верить в чудо, как в детстве, когда в рождественскую ночь маленький Владик загадывал найти под елкой заветную игрушку. Детские мечты заканчивались слезами. Сейчас надеяться на волшебство не приходилось. Не по чину жандармскому полковнику.

Нехороший звоночек Пирамидов ощутил, когда Клубкова не явилась вовремя, хотя клятвенно обещала. Он успокоил себя, что в праздник барышня могла потеряться во времени. Не упустит она вознаграждение в сто рублей, которое ей было обещано из секретного фонда охранки. Для бедной актрисы огромные деньги. Полковник был уверен: материальная выгода надежнее честного слова. Вчера Клубкова так обрадовалась сотне, что готова была подтвердить любые факты, которые ей предложат. Особенно если накинут еще сотенку. Такое поведение Пирамидов понимал и одобрял.

Прошло более получаса, когда она должна была явиться. Пирамидов не мог представить причину, по которой девица могла обмануть. Совесть или раскаяние в расчет не берутся. Глупостями полковник не занимался.

Настоящая тревога проснулась через полтора часа. Что бы ни случилось, Клубкова должна быть здесь. Даже если попала под конку, поскользнулась на мостовой или с крыши свалилась глыба льда. Обязана прислать весточку. Полковник повторил ей трижды, девица клятвенно обещала, что с ней ничего не случится. Уж если выжила в кровавых лапах Ванзарова. Особо беспокоило, что Клубкова проживала не в дальних рабочих кварталах, а неподалеку, на Екатерининском канале. На извозчике пять минут тихим шагом. Пешком – десять.

Не желая сдаваться неизвестности, Пирамидов направил Мочалова по адресу. Ротмистр вернулся не слишком скоро. Вернулся один. Хуже были новости, которые он доложил: по указанному адресу Клубкова не проживает. Более того, никогда не проживала. Что подтвердил дворник дома и сам домовладелец, найденный за праздничным столом вмиг протрезвевшим.